— Ты его слуга?

— Да. Меня зовут Эшер.

— Где он?

— Я пришел спросить об этом у вас. Вот уже семь дней, как от него нет известий.

— Он исчез.

Отец Орсино выпрямился. Теперь он стоял рядом Эшером — невысокий мужчина, чьи волосы и глаза в сумраке часовни казались почти черными, резко выделяясь на фоне белой кожи. Вампир был одет в маньчжурское ципао и штаны-ку, но волосы он уложил в узел на затылке — прическа, обычная в Китае до маньчжурского завоевания.

— Следуй за мной.

Он огляделся и рывком поднял Эшера на ноги (судя по пронзившей бок боли, при нападении вампир сломал ему ребро-другое).

— Там, под землей, они нас не слышат, — заговорщицким шепотом сообщил Орсино. — А раз не слышат, то и найти меня не могут.

Он поднял фонарь, взял Эшера под локоть и провел за главный алтарь, к пустому дверному проему, за которым обнаружилась разоренная ризница. В крыше и стенах зияли проломы, но нигде не было ни следа крыс или других грызунов. Еще один проем вел к спускающейся в склеп лестнице — два витка спирали в пропахшей плесенью тьме. Внизу лестницы стояла новая дверь, запиравшаяся изнутри на задвижку с навесным замком. За дверью открывался склеп, такой низкий, что Эшеру пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой каменный потолок; в свете фонаря он среди толстых деревянных опор разглядел кучи земли и тростниковые корзины.

Вероятно, отец Орсино готовил себе новое, более надежное и глубокое убежище. Эшеру стало интересно, куда он собирался девать выкопанную землю.

Вампир запер дверь и повернулся к Эшеру. Исидро был слишком осторожен, чтобы решиться на убийство в пределах города, но Эшер знал, что обостренные чувства вампира не в силах проникнуть сквозь толщу земли. Отец Орсино вполне мог счесть, что здесь ему не грозит постороннее внимание.

— Дон Симон сказал, что я могу обратиться к вам, — он решил напомнить хозяину склепа (на случай, если бессмертный безумец успел об этом забыть), что перед ним стоит добрый католик, к тому же присланный сюда самим папой.

— Он говорил, что вы можете отвезти меня назад в Рим, — Орсино поставил фонарь на угол большого старинного сундука, полускрытого за низенькой оградой в передней части склепа, и сложил перед собой руки с крупными кистями и толстыми пальцами. — Он сказал, что Его Святейшество отпустит мне грехи, поскольку все эти годы я убивал только безбожников. Да хранит меня господь…

— Я не знаю, что Его Святейшество сказал Исидро. Я всего лишь служу ему.

— Что, и никто из вас не знает? — тихий голос прозвучал слишком резко, блестящие глаза сузились. — Ты лжешь мне? Хочешь поймать меня?

Орсино снова схватил Эшера за плечо и прижал к столбу.

— Так вот что случилось с доном Симоном? Ты предал его…

— Я ничего не знаю, — Эшер всеми силами старался скрыть волнение. — Честное слово. Именно поэтому я должен найти его.

Священник оскалил клыки:

— Мне сложно поверить, что никому из вас не известно о поручении Его Святейшества.

— Нет никаких «нас». Только я и мой хозяин. Разве дон Симон не сказал вам?

Отец Орсино в замешательстве провел рукой по лбу и сморщился, словно от боли.

— Они — боги, — сказал он. — Вы не можете… человек не может бороться с богами.

Темные глаза наполнились страхом. Моргая, он смотрел на Эшера.

— Я сделал все, что было в моих силах, но у них сотни, тысячи верующих. Люди склоняются перед ними в языческих кумирнях, приносят им жертвы. И у каждого из них тысячи, нет, десятки и сотни тысяч узников — мертвецов, все еще способных двигаться, хотя их плоть сгорела в огне. Они выходят из преисподней…

— Вы видели их?

— Вижу каждый день, — из-за испытываемого ужаса голос отца Орсино охрип и стал еще тише. — Я сплю и вижу их в языках пламени, и вокруг них в огне корчатся их почитатели с содранной кожей…

Правда? Сон? Безумие? Воспоминание о тех днях, когда он пытался обратить китайцев?

— А они доверяют своим почитателям?

— Они — боги, — повторил священник. — Разумеется, верующие должны слушаться их. Иначе за ними придут Воловья башка и Лошадиная морда и по тысячам и десяткам тысяч железных ступеней сволокут их к вратам первого судилища, которое называется Циньгуан. Живые повинуются им, потому что их предки попали в преисподнюю, куда отправляются все неверующие. Люди не смеют противиться их воле. А если осмелятся… родственники принудят их к повиновению.

Его лицо исказилось гримасой, хватка на плече Эшера усилилась.

— Он отправил вас схватить меня? Мой отец… и папа… Та тварь, что заявилась в горы… он тоже был католиком! Это папа его прислал? Я слышал, как он молится…

— Папа не предавал вас, — на Эшера снизошло озарение, прогоняя охвативший его смертельный ужас. — Дьявол не хуже папы знает латынь, падре. Это дьявол прислал к вам в горы тварь, чтобы испытать вашу веру. Его Святейшество никогда бы не предал вас.

Отец Орсино почти отшвырнул Эшера от себя.

— Ты говоришь правду.

Он не сводил жадного взгляда с плеча Эшера, где сквозь стеганую ткань ципао проступали горячие пятна крови.

Надо отвлечь его, и как можно быстрее.

— Местные вампиры управляют семьями живых людей, так? Вы это имели в виду? Что некоторые из них и есть те самые почитаемые предки?

— Нет. Да, — вампир запнулся, выходя из оцепенения. — Я… я никогда не встречал их. Ни разу. За все эти долгие, бесконечные годы…

— Даже того, кто обратил вас?

Казалось, вопрос озадачил отца Орсино, который только потряс головой:

— Они больше не создают себе подобных, — сказал он. — И не позволят никому другому обратить человека. Они никому не доверяют, понимаешь? Ни своим семьям, ни друг другу.

Вампир снова приблизился, обхватил ладонями голову Эшера и притянул к себе. Он заговорил, выплевывая слова с запахом крови:

— Они сказали, что это дети приводят мстителей к порогу дома. Когда мы покидаем преисподнюю, мы беспомощны, как лишенные раковины улитки. Поэтому-то они и стали богами. Сам я никогда не превратился бы в бога, потому что много грешил. Когда владыка Яма упорядочивал преисподнюю, он позволил им выбрать ад себе по вкусу. Раньше существовало двенадцать тысяч восемьсот судилищ под землей, восемь темных адов, восемь холодных адов и восемьдесят четыре тысячи адов на краю вселенной, хотя некоторые из них были невелики. При жизни я изучал их.

Он нахмурился, глядя в глаза Эшеру, словно тот загипнотизировал его.

— При жизни…

— Поэтому он и сделал вас вампиром, да? — спокойно спросил Эшер. — Потому что вы были не из его семьи?

Отец Орсино моргнул, вспоминая:

— Он хотел… Я больше не помню, чего он хотел. Тогда у него была причина, — он сильнее сжал ладони, пытаясь уловить ускользавшую мысль.

— Он это?..

— Ли. Ли Жуншэнь. Сейчас он безумен. Его семья приносит ему жертвы и просит об услугах. Вот только…

Он снова умолк, утратив нить разговора. Сжимавшие голову Эшера руки ослабили хватку, и теперь вампир рассеянно ворошил его волосы, как человек, поглаживающий собаку. Но его блуждающий взгляд то и дело возвращался к плечу Эшера, где набухали кровавые пятна.

— Что только? — мягко напомнил ему Эшер.

— Вот только иногда я просыпаюсь с наступлением ночи и слышу, как он кричит.

Орсино отступил назад, и Эшер выскользнул из его рук, едва не задохнувшись от пронзившей бок боли. Взглядом он прикинул расстояние до двери и лестницы. Инстинкт подсказывал ему, что нужно бежать, но пришедшая вдруг ужасная догадка заставила спросить:

— Вы знаете, где он?

Вампир покачал головой — едва заметное движение, вызвавшее в памяти свойственную Исидро скупость жестов.

— Где-то рядом, — ответил он. — За тысячу миль под землей. За тысячу, десятки и сотни тысяч миль, за третьим судилищем, где томятся злые мандарины, фальшивомонетчики и клеветники. Фальшивомонетчикам в глотку вливают расплавленное золото и серебро, которые они подделывали при жизни. А пятое судилище зовется Адом расчленения, туда отправляются сладострастники, убийцы и святотатцы, их там рвут на части и перемалывают их плоть на камнях, кидают их под раскаленные колеса шипастых колесниц… Судья пятого ада носит имя Бао, при императорах династии Сун он был воином. Говорят, он вселял ужас в своих врагов и сочинял застольные и любовные песни. Ты ведь не святотатец, сын мой?