— Не знаю, — в поданной ему чашке плескался билочунь, чай, выращенный в горах Дунтин. — Узнай для меня? Узнай, им не говори…

Он жестом указал на дворики за стеной, затем приложил палец к губам.

— Меня здесь нет.

— Я спрошу братьев. Мы живем тут рядом, в переулке Гребня дракона… то есть, моя семья живет, и братья моего мужа тоже. Почему семья Цзо хочет убить вас?

Эшер потер плечо:

— Семья Цзо, вот как? А как будет твое имя?

— Лин, — имя значило «добрая слава» — Цю-пин Лин. Моя почтенная свекровь приходится племянницей дедуле У.

— Лин. Не знаю, почему Цзо хотеть убить, — он говорил, мысленно складывая разрозненные до того фрагменты мозаики.

— Не похоже на Цзо, — задумчиво протянула Лин. — Зачем им гоняться за длинноносым дьяволом? Они, конечно, враги республики и сговорились с этим реакционером Юанем, но никто не хочет возвращения ваших армий, которые опять будут стрелять во все, что видят. Так что вы, наверное, что-то сделали.

Эшер подумал, что видит перед собой истинное дитя хутунов — только очень низкое происхождение позволило бы девочке избежать болезненного бинтования ног. Вытянутое «лошадиное» лицо и жилистое тело делали ее некрасивой по китайским меркам.

— Но зачем прятаться у дедули У?

— Боюсь, у семьи Цзо есть сыновья, братья, слуги в посольствах? — предположил Эшер. — Слуги убивать пока я спал?

Он провел ребром ладони по горлу.

— Нет, этого бояться не стоит… вы будете доедать?

Подбородком она указала на последний маньтоу у него на тарелке.

— У Цзо нет родни в посольствах. Там всем заправляют Вэй, Сян и Кун, старые семьи, которые уже много столетий ведут дела в Пекине, или семьи, которые работают на них — Шэны и другие Шэны, — последние две фамилии различались интонацией, так что первая, произнесенная на подъеме, могла значить «благородный человек», а вторая, с нисходящим тоном, переводилась как «осторожный», — а еще Мяо и Пэй. Сян ненавидят Цзо, а Вэй слишком многим обязаны Сяо, чтобы выступить против них, если Цзо вдруг вздумают просунуть туда своего человека. Цзо стали большой семьей только двадцать лет назад, моя свекровь так и говорит о них — выскочки. Она говорит, что сейчас-то госпожа Цзо строит из себя важную особу, но ее отец был простым золотарем в Девяти закоулках. По ее словам, Цзо платят Юань Шикаю, чтобы тот помог им пристроить своих людей в посольства, но пока что без толку. Там можно неплохо нажиться.

— Не во время восстания? — он вопросительно вскинул бровь, и Лин усмехнулась.

— Нет, не во время восстания. Я тогда была еще маленькой, но помню, как дедуля У прятал в этом дворике шесть или семь семей Пэев, потому что ихэтуани убили бы их, если бы нашли. Само собой, теперь дедуля говорит, что ничего такого не делал. Еще больше народу пряталось в угольных шахтах в горах Сишань, — добавила она, — и никто из них никогда не говорил о демонах.

— А та девушка, которую уродливый английский дьявол убил в доме госпожи Цзо? — как бы между прочим спросил Эшер. — Она была из Мяо? Или Шэнов?

— Шэн, — поправила его Лин, произнеся это слово с несколько отличающейся интонацией. Ее продолговатое лицо помрачнело. — Вы о Ми-цзин? Би Сюй — это младший брат моего мужа, он работает в переулке Большой креветки… так вот, Би Сюй рассказал мне, что ее братья чуть с ума не сошли от злости, когда услышали об этом. Но у них и правда бедная семья. Ань Лутан предложил за Ми-цзин деньги, но ее отец не стал бы ее продавать, если бы знал, для чего она понадобилась Аню. Ань Лутан работает на Цзо, так что ему нельзя отказать, как нельзя наказать английского дьявола, что бы он ни сделал. Вот от этой-то обузы Гоминьдан и хочет избавить страну, но пока Юань Шикай порабощает Китай во имя чужих экономических интересов, ничего не выйдет.

— Братья Шэн Ми-цзин слуги в посольствах?

— Не родные, только двоюродные, — Лин доела маньтоу и облизала пальцы. — Би Сюй сказал моему мужу, что братьям Ми-цзин надо просто подождать у дома госпожи Цзо, когда уродливый английский дьявол заявится туда за следующей девушкой. Он ходит туда где-то раз в неделю, хотя обычно только избивает их или режет. Но Би Ван — мой муж — назвал брата дураком. До тех пор, пока наша страна служит интересам западных империй, для китайского народа нет и не будет справедливости, и нельзя просто так взять и убить английского дьявола на улице.

«Если, конечно, он не предатель, продающий информацию немцам», — подумал Эшер. Лин явно повторяла пламенные речи, услышанные от мужа сестры и его друзей, но в ее глазах он заметил проблески настоящего гнева — на отряды солдат, которые в 1901 году маршировали по Цяньмынь-дацзе, на немецких военных, оккупировавших Шаньдун, на японцев, захвативших Формозу[19] и посматривавших в сторону Манчжурии с ее залежами угля и железной руды.

Он вспомнил встреченного в горах рябого командира и одетых в лохмотья ополченцев, которым досталось его, Эшера, выходное пальто и тощие австралийские лошадки, принадлежавшие британской армии: то были крестьяне, которых налоги и голод вынудили оставить привычные занятия. Затем вспомнил встреченного на приеме у Эддингтона прилизанного Хуан Дафэна, который держал себя запанибрата с офицерами-европейцами, и элегантную даму, опиравшуюся на его руку. Управляет половиной пекинских борделей…

Стоит ли удивляться той злости, что испытывает сидящая перед ним девушка?

Шэн Ми-цзин. Наверное, Хобарт даже имени ее не знал. Эшер ощутил, как в нем алой приливной волной поднимается гнев на Хобарта, и подумал, как поступил бы он сам, если бы кто-нибудь причинил вред Миранде или Лидии… господи, да даже его надоедливым, избалованным и капризным племянницам и кузинам! — и у него не было бы возможности изобличить и наказать преступника…

И содрогнулся, осознав, какая мысль первой пришла ему в голову: «Я бы поговорил с Исидро».

Так бы он и поступил. И совесть бы его не мучила.

«Именно поэтому Карлебах стремится уничтожить вампиров, где бы они ни обретались», — подумал Эшер, когда Лин ушла, а сам он укрылся от холода в закутке, где было лишь немногим теплее, чем во дворе, и где он разместил свою жаровню и одеяла.

Ради душ тех людей, которых они не убьют. Ради душ всех людей, чтобы живым не пришло в голову использовать немертвых ради достижения собственных беззаконных целей.

Не поэтому ли Исидро решился на опасное путешествие в Китай, как только узнал, что в этой далекой стране появились Иные? Трудно было прийти к однозначному выводу, когда дело касалось Исидро, для которого игра теней и зеркальных отражений значила намного больше, чем простая охота. Быть может, вампир, подобно игроку в шахматы, предвидел будущие действия человеческих правительств, которые попытались бы взять этих созданий под свой контроль? Или им двигало что-то еще?

В конце концов, напомнил себе Эшер, дон Кихот тоже был испанцем.

Он надеялся, что ночью Исидро принесет ему весточку от Лидии, а может быть, какие-нибудь новости об Иных или пекинских вампирах. Долгое время он лежал, глядя на льющийся сквозь прорехи в крыше лунный свет, затем погрузился в сон без сновидений.

Труднее всего было не открыться Элен и Карлебаху.

31 октября, во второй половине дня, полиция обнаружила окровавленное пальто и пиджак в северо-западной части Внутреннего города, в районе, который местные называли Шичахай — «десяток земель и морей». Следующим утром в близлежащем канале нашли обнаженное тело мужчины, настолько изувеченное, что невозможно было определить, был ли он европейцем или азиатом, хотя по росту — шесть футов — он вполне подходил под описание Джейми. Лидия заперлась в спальне, якобы предавшись горю, и почти сутки отказывалась выходить, не желая встречаться со старым ученым и своей горничной.

Они найдут, что сказать друг другу. Сама она не смогла бы посмотреть им в глаза.

Точно так же она не находила в себе решимости ответить на время от времени приходивший ей в голову вопрос: тот человек, чей труп нашли в пруду, погиб случайно? Или же дон Симон убил его намеренно, только из-за его роста? И сказал бы ей Симон правду, если бы она спросила?