— Нет, — решительно сказала Ксирил, и на фоне возвышенной речи новоприбывших её собственный редко используемый голос прозвучал как хриплое карканье. Связанная пара бочком пятилась к подъёму, готовясь при первой возможности удрать. К ним приближались четверо грациозных, тернокожих эльдаров, одетых в чёрные маски и держащих хлысты из тёмного металла в форме корчащихся терний.

— Он принесёт твоему народу великую скорбь, — предостерёг один, стеганув плетью по колену Вириада.

— Проклятые залы Шаа-дома должны остаться запечатанными навечно, — добавил другой, и его терновый хлыст метнулся к шее Ксирил.

Связанные пришли в движение, они перепрыгнули через друг друга, чтобы избежать атак. Пистолет Вириада изрыгнул отравленные осколки в скрытое маской лицо, и нападавший рухнул. Ксирил парировала удар в руку близнеца, но она всё ещё была обременена, всё ещё сжимала опал. Тернокожие кружили во мраке, их очертания распались на клочья порхающей тьмы.

Напуганная часть их обоих знала, что держать камень значит лишать себя шансов на выживание, не говоря уже о бегстве, но Ксирил не могла его выпустить, словно раскалённый камень сплавил её пальцы. Накатывающий психический рёв пытался заставить её бежать к свободе без мысли о друзьях или врагах. Эльдарке приходилось бороться, чтобы оставаться и защищать близнеца.

Ксирил могла биться лишь в пол силы, и натиск ускользающих эльдаров отбивал Вириад. Он парировал очередной удар еле различимого врага и выстрелил вновь, на этот раз цель упорхнула раньше, чем он спустил курок. Два хлыста одновременно вырвались из тьмы. Ксирил смогла блокировать один, но второй обвился вокруг руки Вириада и ободрал её, разорвав броню словно шёлк. Тернокожий рванул хлыст на себя и почти повалил эльдара, пистолет улетел в сторону. Ксирил ощутила укол паники Вириада, когда к нему метнулись кнуты, но уже бежала наверх.

Её преследовали гнев, ужас и понимание близнеца, но пульс опала в лихорадочной хватке заглушил даже длившуюся всю жизнь связь. Теперь важно было лишь доставить камень Иллитиану: бессчётные мертвецы Шаа-дома молили, требовали, чтобы она сделала это даже ценой половины души. Ксирил вырвалась на балкон, зная, что Вириад всё ещё защищает подъём, изо всех сил пытаясь задержать погоню.

Она бежала к краю, на ходу готовя свободной рукой «кошку» с крошечным гравитационным захватом на конце. В миг прыжка Ксирил ощутила, что Вириад погиб. Часть её умерла, на месте ускользающей души открылась пустота.

Ксирил задохнулась, забыв обо всём, когда боль потери вонзилась в неё словно раскалённый нож. Лишь базовый инстинкт самосохранения заставил её метнуть петляющую «кошку» к проносящейся мимо башне, гравитационный якорь зацепился, и падение прекратилось так резко, что Ксирил почти вывернуло плечо. Она быстро соскользнула несколько оставшихся метров. Сестра не стала тратить время, чтобы оглянуться на башню или забрать «кошку». Едва прикоснувшись к земле, она побежала, влекомая камнем и преследуемая собственной виной.

Ксирил бежала, а они гнались. Тернокожие эльдары, воины-машины и серебряные лучи, словно копья падающие с небес. Они гнались за ней среди переплетений побегов и лабиринтов улиц, под угловатыми крышами и покрытыми шипами минаретами, гнались, но не могли найти. Теперь мёртвые направляли Ксирил и спасали сотни раз, пока она мчалась вперёд. Мелькающие искры роились внутри опала, психический пульс почти тащил эльдарку из одного места в другое, а обитатели Бьель-Танига охотились. Ксирил, оглушённая шоком потери, покорилась безмолвным побуждениям духов. Они утешали её, наполняли дыры в душе, откуда вырвали Вириада. Ксирил поняла, что одновременно любит и ненавидит опал.

Шаг за шагом они добрались до портала, через который Ксирил и Вириад словно совсем недавно ступили в странный, ужасный город. Сестра-близнец чувствовала, что умирала, скорбь высасывала из неё волю жить. Конечности двигались автоматически, лишь в предвкушении близости вечного отдыха. Вскарабкаться на башню с одной свободной рукой было трудно, но Ксирил и в голову не пришло убрать опал. Мучительно медленно она добралась до портала и активировала его.

Разорванная, призрачная паутина после Бьель-Танига казалась ледяной пустыней, вырывающаяся из дыр и брешей духовная буря цеплялась за спину Ксирил морозными когтями. Опал, такой жгучий раньше, остыл и выпал из бессильных пальцев. В сознании эльдарки осталось смутное воспоминание, что камень чем-то важен, но думать было слишком тяжело. Чтобы наклониться и подобрать его потребовались бы невероятные усилия, способные оборвать тонкую нить её бытия. Но ничто уже не было важно.

Что-то привлекло внимание Ксирил. Петляющий след тепла или знакомый запах? Она не могла сказать точно, но что-то было знакомое в ледяном ветре. Шатаясь, Ксирил пошла к разорванным краям туннеля паутины. Снаружи её звало нечто.

В верхней Комморре, на вершине цитадели Белого Пламени, архонт Иллитиан раздражённо нахмурился, когда драгоценность на его запястье дважды сверкнула, а затем погасла. На миг отвернувшись от состязания борцов-сслитов, эльдар лениво махнул мрачному, искажённому существу, что таилось среди его в остальном блистательной свиты. Горбун засеменил вперёд и униженно склонился, странно крутя изогнутой спиной.

— Готовь другую связанную пару, Сийин, твои последние меня подвели, — приказал Иллитиан.

От и без того смертельно бледного лица гемонкула быстро отхлынула вся кровь.

— Могу ли я сделать усовершенствования? — заискивающе спросил Сийин. — Я всегда стараюсь услужить вам как можно лучше, мой архонт.

Иллитиан нехорошо на него покосился.

— Сделай, как я сказал, или я скормлю тебя сслитам здесь и сейчас, понятно?

— Как вам угодно, мой архонт, — приторно улыбнулся гемонкул, а затем быстро скрылся.

Иллитиан продолжил смотреть, как многорукие змеи крушат друг друга ради его удовольствия, и уже вовсю размышлял, как превзойти неудачу в замысловатых планах. Важно терпение. Он всегда знал, что вряд ли сможет так легко вернуть ключ к Шаа-дому. Терпение и настойчивость всё равно позволят архонту добыть его, а затем можно будет начать исполнение великого плана.

Вольеры архонта Маликсиана, которого некоторые недоброжелатели называли Маликсианом Безумным, производили жуткое впечатление даже на искушенных горожан Комморры. Парковые зоны с изысканно подстриженными деревьями и мягко-зеленым газоном простирались между обнесенными высокими стенами сооружениями тысяч различных видов. На первый взгляд казалось там стоит множество причудливых соборов, больших домов, куполовидных зданий и возвышающихся над роскошными садами башен, в совокупности образуя целый город, воспроизведенный в миниатюре внутри большей Комморры. При близком рассмотрении обнаруживалось, что каждая башня и купол являются клетками, а их обитатели — пленники исключительной одержимости архонта Маликсиана.

Клетки Вольеров варьировались по форме от простых похожих на пагоды строений с позолоченными прутьями до громадных проволочных сфер, покрытых свинцом стеклянных кубов и конусов из сплетенных костей. Их количество было умопомрачительным, каждое сооружение, по размеру сравнимое со звездоскребом, являлось жилищем для уникальной крылатой формы жизни, похищенной с какого-нибудь далёкого мира. Над всеми ними располагалось гнездо самого Маликсиана, единственный серебряный пик выше небес. На его вершине стояла серебряная сфера в сотню шагов в поперечнике. В ее конструкции было больше пустого пространства, чем металлических компонентов, однако здесь имелись посадочные площадки и неогороженные дорожки для удобства тех, кому приходится шагать на двух ногах. Здесь же архонт Маликсиан держал своих придворных.

Именно ко двору Маликсиана сбежал мастер-гемункул Беллатонис, когда его прогнали из Нижнего Метзуха. Этим днем, вскоре после своего прибытия, Беллатонис с парой слуг-развалин вышел из скромной башни, которую Маликсиан любезно предоставил ему в качестве прибежища. Беллатонис впервые взял с собой своих слуг в парк между клетками, и развалины выглядели взволнованными, нагруженные кривыми жердями и цепями с крюками.