Конструируя Ви, Мекзхиор по большей части следовал классическому дизайну машины боли «Талос». На скорпионий хвост этого создания вместо жала было установлено тепловое копье, а брюхо представляло собой массу качающихся ударных цепей, бритвенно-острых клешней и хирургических пил. Ви мог прожигать стены, выламывать двери, калечить, крушить и потрошить со свирепым восторгом, на который было приятно посмотреть. Чо представляла собой более эзотерическую конструкцию, близкую по функции к машине-паразиту «Кронос». Она атаковала жизненную сущность жертвы совершенно не так, как Ви. Ее оружием были трубчатые, зловещие на вид кристаллические устройства, а бронированный корпус щетинился антеннами и был покрыт подергивающимися лопастями-резонаторами. Мекзхиору сложно было сказать, какое из своих детищ он предпочел бы другому, но если бы сам великий тиран снизошел с Центрального пика и потребовал уничтожить одну из машин, то гемункул сохранил бы Чо. Она выработала у себя яркую личность, по крайней мере, в представлении Мекзхиора, и была более изящна, почти игрива по сравнению с порывистым, прямолинейным Ви. Чо была не разрушителем, но похитителем жизни, наводящим ужас охотником, который вытягивал из своих жертв саму жизненную энергию, оставляя после себя лишь сморщенные, иссушенные останки.

Мекзхиор чувствовал и приятное возбуждение, и тревогу одновременно. Возбуждение, потому что приближенный секретарь дал ему жизненно важное задание, избрав его среди всех остальных тайных мастеров. Ему приказали направить свои машины в терзаемый Разобщением город, чтобы они нашли одну особенную жертву. На поясе Мекзхиора висел мешочек, в котором содержались все материалы отпечатков, необходимые, чтобы привести их точно к намеченной цели. Развалины несли большой запас живительных жидкостей и питательных веществ, которые понадобятся машинам для выполнения задачи. Когда они доберутся до края лабиринта, он наполнит их и отпустит. Именно эта независимость и заставляла Мекзхиора нервничать. Приближенный секретарь проинструктировал его очень точно и недвусмысленно: после выпуска машины будут работать без какой-либо поддержки, самостоятельно выслеживая свою добычу.

Секретарь подразумевал, что Ви и Чо следует просто отправить в лабиринт, как только они будут готовы. Но Мекзхиор не смог заставить себя пойти на это и поэтому несколько широко истолковал приказ, чтобы вывести своих детей из лабиринта и только потом послать их на задание. Один последний глоток, и они вылетят из гнезда, чтобы нанести удар и вернуться. Они вернутся, сказал он себе, пусть некоторые машины порой и сбегают, но его дети не такие. Они вернутся с доказательствами успеха, и Черное Схождение, наконец, будет восхвалять Мекзхиора за его подлинный гений. Гемункул на какое-то время задумался, кем может быть намеченная цель, но быстро вытеснил эти мысли из сознания. В конечном итоге было совершенно не важно, кто это — личный недруг приближенного секретаря или враг всего ковена, ибо Ви и Чо положат конец его существованию в эту же самую ночь.

Чародей Караэис остановился на очередном перекрестке нехоженых троп Паутины, чтобы поразмыслить. Нити вероятностей неумолимо стягивались все туже, но это конкретное пересечение его смущало. Все пути вели вперед, но лишь один из них должен был привести его к оптимальной точке пространства и времени. Он сунул руку в мешочек, вынул руну и позволил ей соскользнуть с пальцев, не посмотрев на нее сначала — это, как он сам себе сказал, было простительным нарушением Формы, учитывая столь экстренные обстоятельства.

Перед ним снова повисла руна плетения, как он и предвидел. Она ныряла и покачивалась в направлении одного из туннелей, расходящихся от перекрестка: психически чувствительный материал, из которого была создана руна, реагировал на слабый след, оставленный темными сородичами. Руна плетения уже столь много раз приходила ему в руку, что провидец ощущал с ней некое родство, как будто она стала его личным проводником. Она все время тянула его вперед и показывала ему пути судьбы, о которых он прежде не смел и мечтать. Нити будущего стягивались к точке, где он оказывался на пересечении событий, становился ключевой фигурой в великой перемене, которая затронет миллиарды жизней.

Караэис поймал руну и вернул в мешочек. В то же время к нему подошла Аиоса, предводительница его телохранителей. Глухой шлем скрыл недовольную гримасу Караэиса. Поведение аспектных воинов было профессионально-хладнокровным, однако провидец не мог избавиться от подозрения, что их к нему приставили не только для охраны, но и для наблюдения за ним. Если экзарх, лидер этих воинов, собралась поговорить с ним лично, то это вряд ли означает хорошие новости.

— Ты перешел грань со своими обещаниями на Лилеатанире, — без какой-либо преамбулы сказала Аиоса. — Этот обман может запятнать честь храма Справедливого Возмездия.

— Не было никакого обмана, — ответил Караэис, тщательно стараясь сохранить свой голос ровным и рассудительным. — Я всего лишь не уточнил, насколько быстро мы вернемся. Естественно, я не стал упоминать, что первым делом мы обязаны вернуться к совету и узнать его мнение.

— Ты намеренно ввел в заблуждение представительницу экзодитов.

— Я дал ей надежду. Есть все основания полагать, что ясновидцы примут мое предложение действовать. Я уверен, что это действительно окажется правильным решением.

— А если они не примут его? Тогда надежда экзодитов окажется тщетной, и они погибнут, ожидая помощи, которая не сможет прийти.

— Это решение примут иные умы, не я. Совет превыше наших вопросов и опасений.

— И все же ты пытаешься манипулировать их решением.

— Конечно, так же, как и они в свою очередь манипулируют нашими решениями. Все — манипуляция.

— Мне не нравится смотреть, как ты манипулируешь жителями Лилеатанира.

— Они сами решили прятаться от вселенной. Вселенная нашла их. Мы можем защитить их от нее, но у наших возможностей тоже есть границы.

— Это жестокое суждение.

— Вселенная — жестокое место, как мы знаем и как всегда стараемся помнить. Я должен отметить, что ты не попыталась прервать меня, когда могла. Твое беспокойство по поводу моих слов проявилось лишь недавно?

Экзарх на миг молча уставилась на Караэиса. Высокий шлем с гребнем придавал ей ауру властной надменности. Не в первый раз Караэис вспомнил о том, что в некотором отношении аспектных воинов искусственных миров и инкубов Темного Города разделял лишь один взмах крыла. Некоторые даже шептались, будто у них были общие предки. Конечно, обе касты были связаны воинским кодексом чести, принимая его как некую силу превыше их самих. Благодаря этому они могли выдержать те ужасные деяния, которые должны были совершать. Один из коллег Караэиса как-то высказал мнение, что разница между аспектными воинами и инкубами заключена не в их сути, а когда в уравнение входят экзархи, грань между ними становится практически неразличима.

— Ты должен знать, что я намереваюсь сообщить о твоих действиях совету провидцев, — ровным голосом произнесла Аиоса.

Караэис сдержанно ответил:

— Ты имеешь на это право. Я уверен, что они поддержат мое решение. А пока это не случилось, могу ли я рассчитывать на твою защиту и поддержку?

— Мы продолжим с честью нести свой долг, пока справедливость не будет восстановлена или же мы не будем отозваны, — ответ прозвучал бесстрастно, автоматически, просто повторив заученную догму. Караэис понимал, что это самое большое, что он мог от нее получить.

— Тогда… мы должны продолжить путь. Тот, кого мы ищем, близко, и его пленение будет невероятно сложным.

— Эта задача нам по силам. Идем.

Караэис повернулся и повел остальных на перекресток. Узколобая гордыня аспектных воинов — не его забота. Скоро, подумал он, очень скоро он докажет истинность своих пророчеств.

В содрогающемся, наполненном едкими испарениями Мировом Храме Лилеатанира Сардон, невольная мессия экзодитских племен, спала крепким сном от предельного изнеможения, и ей снился дракон.