Иянна соскользнула обратно на свое ложе и снова соединилась с мертвыми пилотами призрачных бомбардировщиков, чтобы оповестить их о новом задании.

Они приняли его с радостью, ибо месть мертвых не знает границ.

Не переведено.

Не переведено.

Залы и чертоги шпилей Великого Ияндена как будто парили на далеких отзвуках храмовых песен и скорбных молитв. Для Уны Бельфебы — странницы и изгоя — этот навязчивый хорал был одновременно и самым прекрасным, и самым тягостным воспоминанием о доме. В каких бы далях и глубинах Галактики ни оказывалась Уна, она хранила в сердце умиротворенность родины, а спокойствие и уверенность могучего Ияндена всегда звали странницу обратно. На самом мире-корабле, впрочем, их пронизывала повсеместная упорядоченность и пересекали пути многочисленных эльдар.

Чувствуя это, странница направилась в путевой порт, к открытым дверям и возможностям, что лежали за ними.

Укладывая провизию и запасные кристаллические сердечники в карманы хамелеолинового плаща и наплечную сумку, Уна ощутила чье-то присутствие.

— Ясновидец Келмон, — произнесла она, ненадолго оторвавшись от сборов.

— Уна Бельфеба, — отозвался пожилой эльдар, входя в зал путевого порта. Посох ясновидца стучал по полу из призрачной кости. — В женщине перед собой я вижу испуганного ребенка, которого знал когда-то. Снова убегаешь прочь, странница?

— Я ничего не боюсь… — начала Бельфеба.

— Именно это и пугает меня, дитя.

— Очередные поучения, ясновидец. Мы уже проходили это, стоит ли повторять?

— Никаких поучений, дитя.

— Тогда позвольте откланяться, — заявила странница, сгребая шлем и длинную винтовку. — Если увидите моего отца, передайте ему пожелания всего наилучшего.

— Куда направляешься? — спросил Келмон.

— Вы сами знаете это, ясновидец.

— Ты возвращаешься на Эфрэлион, — произнес старик, — насладиться объятиями экзодита, снедаемого любовью и витающего в облаках.

— Такие метафоры вас не красят, сударь.

— А тебя, дитя, не красят походы на захолустные миры.

— Вас послал мой отец? — поинтересовалась Уна.

— Тебя ждет ложе Исариона Скорбящей Бури, — с обвинением в голосе ответил Келмон.

— Это, досточтимый провидец, вас не касается, — отрезала женщина. — Не вмешивайтесь в мое будущее.

— О, если бы я мог, — Келмон взял её за плечи и повернул к порталу Паутины, — но ты слепо шагаешь в грядущее. Романтика странствий вредит тебе. Используй дар предвидения, дитя, узри погибель, что ждет тебя и твоего принца из глухомани.

Окунувшись в прилив времени и пространства, Бельфеба кратко заглянула в вечность и отыскала путь на Эфрэлион, мир «ушедших». Она пронеслась над обветренными пиками планеты и затянутым облаками покровом её паровых лесов. Женщину встретила экзотическая какофония жизни; звук, показавшийся ей шипением клапанов, перерос в грубое, чужеродное клокотание. Изобилие лесной жизни исчезло, сменившись стрекотом, пощелкиванием и визгом тварей из-за пределов мира.

— Нет, — прошептала Уна.

— Великий Пожиратель разинул пасть, — сказал ей ясновидец. — Рои-флоты появляются из ледяной бездны, попировав на планетах мон-кеев и далеких чуждых империй. Миры вина и меда лежат у них на пути — миры экзодитов. Мирандиас, К’сандриток… Эфрэлион.

— Я должна предупредить их!

— Слишком поздно, дитя. С тяжестью в сердце я признаю, что час Эфрэлиона пробил. Небеса темнеют от надвигающейся погибели; из безжизненной скалы он расцвел, и в безжизненную скалу вскоре обратится вновь. Потеряно будет всё и вся.

— Мы можем эвакуировать племена через планетарные врата, — не слушая Келмона, предложила странница.

— Исарион Скорбящая Буря не оставит свой рай на поживу тиранидам, — с неясными нотками в голосе ответил ясновидец, — и ты это знаешь. Принц дикарей опытен, но чересчур горделив. Он объединил экваториальные племена, словно обвязал поясом всю планету. Он привел драконьих наездников, следопытов и певцов мира к победе в войне против облаченных в доспехи воинов Трупа-Императора, изгнал хищнических зеленых захватчиков с поверхности Эфрэлиона.

— Тень в варпе, — продолжил Келмон, — начинает заволакивать мой взор, но мне ясно, что Исарион убедит себя и всех остальных в их способности справиться и с новой угрозой. Но это невозможно, и рай сгинет, а с его народом покончат порождения бездны, обратив бессчетных живых в хладные трупы. Галактика потеряет планету, эльдар — зарождающуюся легенду.

— Это ничего не меняет, я… — женщина осеклась.

— Закончи начатое, произнеси слово.

— Я люблю его, — призналась Бельфеба ясновидцу и самой себе. — Я пойду к нему, и не пытайтесь остановить меня.

— Судьба запрещает мне вставать между предназначенными друг другу и их предназначением, — ответил пожилой эльдар.

— Судьба на моей стороне?

— Старуха переменчива, говорит загадками о грядущих полуправдах. Сплетения открыли мне, что твой благородный дикарь может быть одним из принцев, о которых говорило пророчество — посланцев провидения, стражей востока, пылающих маяков, что зажгутся в темных пределах.

— Провидец, вы и сами начинаете выражаться, как старуха-судьба.

— Ты хорошо послужила своему народу, — произнес Келмон, — и как изгнанница, и как одна из нас. Ты была глазами мира-корабля на далеких планетах. Твоя винтовка несла погибель врагам, твой палец легко касался курка, возвращая некогда принадлежавшие нам сокровища. Исарион Скорбящая Буря — клад не из прошлого, но из грядущего, и могучий Иянден призывает его.

— Вы хотите, чтобы я спасла Исариона, но не его народ? — переспросила ошеломленная Уна.

— У него яркое будущее, — ответил ясновидец. — У его подданных — нет.

— Но вы противоречите сами себе, владыка Келмон. Как вы сказали, принц не бросит свой мир.

— Ни одно из сокровищ, которые ты доставляла мне прежде, не могло возразить против собственного спасения.

От этих слов сердце женщины окаменело.

— Исарион навеки возненавидит меня.

— Эта вечность станет ценой, уплаченной тобою за любовь принца к своему народу… и собственную любовь к принцу. Судьба нашла применение твоей безответственной слепоте. Теперь ты понимаешь?

Бельфеба снова посмотрела в портал, позволяя невероятным траекториям Паутины унести к далекому Эфрэлиону её взгляд, заблестевший от слез. Окруженная погибелью мира «ушедших», она заблудилась среди пронзительных воплей чуждых тварей, в терзающем уши кошмаре, который звучал всё громче, и громче, и, наконец… умолк.

— Понимаю.

Раздался жгучий треск межпространственной энергии. Затем он повторился, после чего прозвучал ещё раз. Дуговые разряды ослепительно засияли, как только участок возмущенной реальности в центре портала Паутины обрел бытие. Сопровождаемые шипением перехода, из врат одно за другим появились пять созданий в плащах, которые с кошачьей грациозностью и легкостью приземлились на окружающий подлесок.

Их немедленно охватила плотная экваториальная духота, напор звуков и тепла, рожденных паровыми лесами и плоскогорьями Эфрэлиона. Белые клубы, струящиеся из клапанов в земле, поднимались через плотную синюю листву к пологу джунглей. Повсюду раздавалось жужжание парового планктона и кваканье древесных амфибий — эти создания пикировали сквозь рои мелюзги на перепончатых ногах-крыльях, набивая добычей огромные, раздутые глотки. С верхушек деревьев падали огромные капли конденсированной влаги. Через миазмы подлеска Уна расслышала тревожные вопли лесных бесов, напуганных появлением странников, и ухающий, рептильный вскрик какой-то оперенной, но нелетающей громадины вдалеке.

— Шлемы. Полный спектр, — скомандовала Бельфеба.

Её бойцы немедленно надели высокие, тонкие шлемы и активировали прицелы на удлиненных винтовках. Раздался тихий писк, затем гудение — признак завершения настройки оружия.