Ясновидец должен оставаться вне таких пересудов, однако Ахирн и сам чувствовал, что концентрация его разума уже не столь устойчива и вызывает тупые, болезненные удары в голове. Было время, когда он мог, не прерываясь, пребывать в трансе в течение многих дней, а теперь ему даже добраться до нематериальных сфер удавалось с большим трудом. Его разум витал над местом откровений, он терял концентрацию, отвлечённый шумами, мыслями и слабым шумом из-за опьянения, вызванного Эдрисианом, которого он недавно изрядно выпил. Самым худшим было знать, что некоторые из этих слухов верны: казалось, он постепенно терял свой дар, но он никогда не слышал, чтобы такое случалось с ясновидцем прежде. Никогда ещё на протяжении бессчётных веков эльдарской цивилизации не было известно, чтобы ясновидец утрачивал своё духовное зрение, погружаясь в частичную слепоту обычной дамашир-души эльдара. Путь Ясновидца, самый безукоризненный пример вызывающих тревогу Идущих Одним Путём, вёл только вперёд, в будущее, однако его собственный Путь, казалось, был уже потерян.
Постепенно он понял, что это за шум, который доносился снизу, и изо всех сил попытался заблокировать от него свой разум. Он слышал, что глухое бормотание далёких голосов сменилось радостными возгласами, и почувствовал резонанс усилившихся эмоций, пульсирующий по проводящим структурам дворца. Подсознательно он знал, что Айден Тейрту устраивал званый ужин, и его разум начал склоняться, чтобы обвинить его. Он хотел обвинить этого воина стикс-тан в своих собственных бедах и возложить всю ответственность на его широкие, сильные плечи, но он знал, что это было бы не справедливо. Его проблемы начались ещё до Династических Войн. Возвышение Тейрту было их следствием, лишь признаком его собственного упадка, а не причиной.
Ахирн чувствовал трагедию своего падения более сильно, чем когда-либо. Если быть честным с самим собой, он знал, что, по правде говоря, его не заботило, каким образом Айден приобрёл фактический контроль над Каэлором. Он всегда находил текущие дела управления довольно утомительными. Это был надёжный способ обеспечивать продолжение своей династии, и он был в состоянии предпринимать многое для того, чтобы увеличить богатство и блеск двора, но у него никогда не было настоящего интереса к реальным делам управления, и эти стикс-тан, которые составляли большинство населения, не интересовали его вообще. Они отвергли его, и они отвергали его даже больше с тех пор, как начали становиться заметно более грубыми и менее культурными перед самым началом Династических войн.
Одна из проблем такой наследственной системы, мрачно размышлял Ахирн, была в том, что чувство долга не передавалось по наследству, как политическая власть, хороший вкус и дар ясновидения.
Ахирн сильно негодовал, что его великолепный дворец был осквернён грязными, грубыми и безыскусными ногами Тейрту, и его до глубины души ранила мысль, что его Ориана попала в ловушку среди всего этого безобразия. Айден мог забрать себе весь искусственный мир, если бы только он оставил Сентриум Ахирна в покое.
Вокруг его тела клубился ароматный дым от горящих щепок умбалы, наполняя душу видениями забытых лиц и указывая тех, которые, возможно, ещё появятся. Они хаотично перемешивались, проносясь сквозь его мысли словно призраки в ночи. В тумане перед закрытыми глазами он увидел лицо Владычицы Айони, плывущее в дымном мраке его разума. Её красивое, стареющее лицо слабо улыбнулось ему, но он увидел нечто снисходительное в её взгляде, словно её позабавили неуклюжие действия любимого ребёнка. Он понял то, что всегда подозревал: она знала что-то, чего не знал он. Осознание этого беспокоило, а также приводило в смятение. Его разум сбился с прямого пути в погоне за прошлым, поворачивая мысли вспять, прочь от будущего, всецело к событиям, которые уже произошли. Что же он пропустил?
Несмотря на его усилия сконцентрировать мысли, лицо Айони начало расплываться и изменяться. Изображение распалось на куски и затем затуманилось, постепенно перетекая в новое лицо, которое Ахирн немедленно узнал. Это был Бедвир. Там же в прошлом. Он наблюдал, как патриарх Дома Ансгар умер на Площади Ваула, казнённый за своё предательство во время Династических Войн. Связей между этими двумя личностями было бессчётное множество, и Ахирн сразу не понял, почему теперь разум привлёк его внимание к ним. Вспоминая ту сцену — стоящий в центре площади Бедвир в ожидании знака Айдена начать казнь — с большой долей вероятности это воспоминание имело какое-то отношение к наследникам Ансгара, в защиту которых Владычица Айони умоляла Айдена о милосердии.
В сущности сам Ахирн не был сильно обеспокоен судьбой детей, и не особо интересовался, что с ними произошло. Он слышал доклады Синнии Ютран, что маленькую девочку отпустили из Дома Провидцев, под опеку которого её поместила Айони, но ему совсем не было интересно спрашивать, почему это произошло или куда ушла девочка.
Он знал, что мальчик — юный Найс, был отправлен назад в разрушенные и пустынные области Ансгар, и, вероятно, гнил там с оставшимися стикс-тан. Ему казалось, что военный дом получил законное возмездие за свои деяния, и его не заботила судьба неотёсанных потомков этих отвратительных убийц.
Вернее, тот день был отмечен двойной трагедией, которая нанесла удар в самую душу Ахирна. В тот день он потерял Каэлор. Айден Тейрту победно вошёл в Сентриум, разворачивая зеленые с золотом знамёна рядом с красными и золотыми цветами Дома Ривалин, и объявил о своём триумфе от имени ясновидца. То был ловкая и даже коварная часть этого театра, которая гарантировала, что его примут Нэвир, по крайней мере, пока они не начали понимать, кем был этот воин стикс-тан, но тогда уже для них было слишком поздно. После многих веков мира и процветания, для Нэвир пришло время понять природу воинов.
В тот день он потерял своего единственного сына. Кервин выступил против него с Ансгаром, дав этому предателю Бедвиру знамя Ривалина, чтобы развернуть его рядом с синими и серебряными цветами Дома Ансгар. За некоторое время до этого Кервин утвердил свой собственный двор, заявляя, что отец утратил дар ясновидения, обвинил его в упадничестве и неуместном потворстве своим капризам. Хуже, что не все отказались верить ему. Ещё хуже то, что где-то в душе Ахирн также подозревал, что Кервин, возможно, не совсем ошибался.
Несмотря на это очевидное предательство, Ахирн не хотел видеть, как его сын умирает вместе с грубыми воинами во время варварской публичной казни. В то время он больше всего был обеспокоен отвратительным видом этого зрелища, но вглядываясь в прошлое, он понял, что сохранение жизни Кервину было политически выгодно. После смерти старшего наследника все права преемственности перешли к Ориане, открыв вызывающую тошноту возможность политического брака сына Айдена Морфрэна и его собственной дочери, чтобы произвести на свет наследника Ривалина-Тейрту. Таковы были превратности наследственной системы, которая так хорошо служила династии Ривалин, начиная с Гоури Сияющего. На протяжении всей своей длинной истории династия Ривалин никогда ещё не была вынуждена принять в родовую линию кровь не-Нэвир. Возможно, решение Айдена сослать Кервина, а не казнить его было редким моментом политической близорукости военного лорда.
Призрачное лицо Кервина появилось в тонкой дымке в разуме Ахирна, возникая из смотрящих на него глаз Бедвира. Его пустые глаза пристально смотрели, подобно провалам в варп, но были какие-то отличия в общих чертах этого образа — он был словно острее и ярче, более настоящим. Призрачные уста медленно открылись, словно хотели что-то сказать.
— Сиятельный, я жду твоего внимания.
Голос казался сильным и твёрдым, слышимым, и Ахирну потребовался один момент, чтобы осознать, что он исходит не от туманного видения его сына, а от стоящей на коленях фигуры у входа в его покои.
Он медленно открыл глаза, позволив чувству разочарования от упадка дара ясновидения смениться огорчением из-за того, что он не заметил прибытие молодого Стража. Он повернул голову, оглядываясь назад к дверному проёму, и пристально посмотрел сквозь дым, который продолжал подниматься от чаши с горящей умбалой. Как он и ожидал, это оказался Лир, но Страж был не один.
