Достаточно долго обсуждали возможные варианты названия партии, но ничего не решили. Пока ориентировочно — РВС — России Верные Сыны. Замыслу отвечает и, в то же время, не раскрывает его. А для людей старшего поколения — с намёком на патриотическую повесть Гайдара. Настоящего Гайдара, Аркадия Гайдара. Что ж, название пока не к спеху, название пока ждёт…

Лев Гурыч встал с кресла и, медленно, осторожно ступая, но, не трогая костыль, прошёл к книжному шкафу. Взял одну из книг Леонтьева, — выстроились они на одной полке — все с авторскими надписями, — как же! Автор был благодарен прототипу своего героя….Был бы жив Николай Иванович удивился бы, что во многих книгах на полях Лев поставил вопросы, а кое-что выразительно подчеркнул….

….Вот, — пишет Леонтьев о Сталине, пишет резко негативно, — и тут же: "…но с его именем на губах умирали в бою…", но "с его идеями надрывались на стройках…", но "свято верили в идею…". Великая Победа одержана"…не благодаря, а вопреки существующей системе…"!! Наивный человек автор…или глупый? Нет, конечно. Не глупый, но одураченный, вылитыми на него потоками лжи, наивно уверовавший в болтовню демагогов, подобных искусствоведу Лихачёву или писателю Залыгину…

Как же удалось такое? Ведь искалечено сознание не одного человека?

Иванов снова устроился в кресле у окна. Он вспомнил откровения Даллеса, прочитанные им Алексину во время недавней встречи. Высокопоставленные иуды нашлись. Они расставили на посты руководителей всех влиятельных СМИ своих людей, готовых за деньги, большие деньги, и снисходительное признание за рубежом порочить всё советское. БАМ, Ленинградская защитная дамба, многое другое подвергалось осмеянию как выдумки властей, зарывающих триллионы рублей в землю, отрывающих силы и средства от нужд простых людей. На неискушённых обывателей влияло….Пропагандистская нужда прошла. И сегодня Байкало-Амурская магистраль построена. Лихорадочно, — успеть бы к столетнему наводнению, — строится дамба в Питере.

У Льва Гурыча остро заболела голова. Такие раздумья разрушают нервную систему. Он рассосал таблетку нифедипина…Однако, почему он мысленно объединил Лихачёва и Залыгина?

Один — академик, провозглашённый "культурной" интеллигенцией чуть ли не как "совесть русского народа", другой — второразрядный писатель, но с должностью: редактор толстого журнала, — что у них общего?

Лев Гурыч вспомнил, какое испытал отвращение, когда слышал по радио, как Лихачёв рассказывал с завистливым придыханием, о своей молодости. Как он, бедный студент, был допущен в богатую квартиру профессора. С чёрного хода, с угощением чаем… на кухне… — Вспомнив, Иванов брезгливо поморщился. Это ладно. Но, ставший в "этой стране" академиком, Лихачёв одним из первых начал атаку на всю культурную политику советского периода. И его сомнительные откровения подхватили как знамя политики-демократы в своём разрушительном стремлении опорочить всё советское…Знамя. Знамя разрушения…

Залыгин и Лихачёв объединились в резкой критике так называемого "поворота сибирских рек". И дело даже не в том, что сам термин этот выдумали пропагандисты-недоумки (о каком "повороте" можно говорить, если проект предполагал взять менее 6 % стока одной из рек!). Дело в другом: критикуя конкретные положения проекта, эти…люди, претендующие на роль совестливых людей, даже не задались вопросом о том, ради чего задуман проект?

Ради спасения здоровья и даже жизни миллионов людей в республиках Средней Азии! — именно эта тема была хорошо известна Иванову. Он не раз бывал в Узбекистане, Киргизии, — знал, как страдают там люди от недостатка воды, да и читал немало ещё во время прошлого пребывании на излечении после ранения в грудь. — Можно спорить о качестве проекта. Если нужно, переделать проект! Но нельзя отказываться от самой идеи проекта! Стыдно!

К чему вспомнилось об этом Льву? Трудно сказать, но этот пример показался ему характерным для морального облика новых политиков. Особенно из числа устремившейся в политику, так сказать, интеллигенции. Почему "так сказать"? Почему-то в этих кругах считают интеллигентами писателей да артистов, про настоящую интеллигенцию — врачей, инженеров, учителей постоянно забывают… Вот в этом, пожалуй, Сталин был не прав, — назвал писателей "инженерами человеческих душ", а, ведь, этому определению они соответствуют только при очень "штучном" подходе. Впрочем, назвал инженерами, тем возвысив их до значимости инженеров, до уровня созидателей… Но об этом-то монополисты микрофонов и печатных страниц в гордыне своей не говорят…Вот и рассуждают с высоких трибун о том, в чём совершенно не разбираются.

Нужно поговорить с Павлом, — эту тему — тему огульного охаивания всех крупных начинаний советской власти, — важно хорошо проработать в тематике публикаций, ориентированных на более подготовленную читательскую аудиторию…Интересно, а как сам Алексин оценивает эти проблемы? Ведь, он тоже был в "группе риска", молодой ещё интеллигент периода всеобщего увлечения Лихачёвым? Согласится ли он с таким поворотом темы — сознательная дискредитация хозяйственных решений советской власти как способ её политического подрыва? Писать без внутреннего убеждения, конечно, можно. Но талантливо писать, — это вряд ли. Во всяком случае, это не для Алексина. Необходимо поговорить с ним неспешно и подробно. Кстати, посоветовать ему, посмотреть подшивки журнала "Звезда Востока" начала 90-х. Вон нынче и откровенный прагматик мэр Москвы заговорил о необходимости вернуться к проекту использования сибирских вод. Правда, он в своём амплуа, хочет продавать водичку. Что ж, ныне идеи торгашества выше идеалов гуманизма.

Если подойти к этой тематике творчески, то подойдёт в рубрику, — как её Павел назвал — "Большой обман", кажется?…Это поможет людям, сохранившим умение думать самостоятельно, осознать необходимость решительных перемен.

И всё же он устал. Всё же ослаб он заметно. Лев перебрался на диван и лёг.

А Вячеслав Кличко отдыхать права не имел.

В то самое время, когда в квартире Иванова заседал только что организованный штаб, он сидел в кабинете, крутился на своём любимом облезлом кресле и размышлял. Конечно, поручение Лёвы дело не служебное, но он привык выполнять поручения друга и пока ещё начальника, — ведь, до выздоровления Иванов числился в штатах Главка.

О планах Льва Гурыча и сдававшего свой пост Беркутова, он был осведомлен полностью и отлично понимал, почему друзья-начальники официально держали его в некотором отстранении. Ещё 3–4 дня и Пётр покинет свой генеральский кабинет, пройдёт ещё недели три, снимут врачи гипс у Лёвы, и он, полковник Кличко, останется в этом учреждении в одиночестве.

Разумеется, останется немалый штат сослуживцев, появится новый начальник (Вячеслав видел генерал-майора в обществе Петра), останется гора дел и срочных и рутинных, больше того, — в отсутствие Лёвы его личная роль, наверняка, возрастёт. Появится помощник, какой-нибудь майор или подполковник, обоснуется за столом напротив Славы…За столом, за которым он привык видеть Иванова…М-да….

Кличко включил компьютер и заказал поиск названий, адресов и телефонов московских городских газет и журналов. Список оказался настолько велик, что Вячеслав задумался, по каким ещё критериям произвести их отсев.

Задание Льва Гурыча в принципе не казалось сложным, — побывать в редакциях, поговорить с сотрудниками, желательно перемолвиться несколькими словами с главным редактором. Сделать первую прикидку в поиске того одного, двух, может статься, трёх изданий, с которыми в принципе стоило бы поговорить "о главном". Эти разговоры поведёт уже не он, действующий работник УВД. Задание не хитрое, если бы не огромный список названий.

Конечно, заявляться в редакции без легенды было нельзя, но придумывать благовидные мотивы расспросов, Слава был мастером непревзойдённым. Тем более что несколько "вялых" дел, ожидающих появления "вновь открывшихся обстоятельств", имелось в сейфе Кличко. Так что, сейчас главная трудность, по принципу того, что она первоочередная, была в выборе перспективных названий.