Во время всего разговора Беркутов думал о возможности рассказать Джалиеву о своих намерениях, но так и не решился, отметив, однако, что со Спартаком попозже поговорить следует. У полковника на душе тоже тяжесть лежит. Но не сейчас, не в кабинете… Неожиданная мысль пронзила его — "не в кабинете"! Почему? Неужели…Нет оснований, но чутьё старого оперативника потребовало осторожности. Слишком рано рассказывать о намеченных делах, — во вред делам. Здесь теперь, — только о пенсионных проблемах, о встречах можно договариваться.
И он снова потянулся к телефону…
На Урале сейчас на два часа позже. Коллеги, которых не держит за рукав оперативная необходимость, как раз домой собираются. Самое время для звонка. Он набрал многозначный номер. Гудок. Ещё гудок. Ещё…нет, трубку взяли и знакомый говорок полковника Пермякова, чуть растягивая слова, сообщил, что упомянутый полковник слушает.
— Приветствую тебя, Аким Акимыч, некто Беркутов у телефона. Не оторвал от неотложных дел?
— Взаимно приветствую, коллега. Звонок из Москвы всегда тревожит, но я слышу голос давнего друга. И рад. Как поживаешь, Пётр Николаевич?
— Да дела у меня теперь попроще стали: на пенсию оформляюсь. Вот напоследок решил с однополчанами пообщаться….Возможно, через недельку в ваших краях побываю, о встрече хочу договориться.
— О чём речь, Петро! Приезжай….Я в ближайшее время выезжать никуда не собираюсь. Если начальство не прикажет. А с тобой, пожалуй, на охоту сладимся.
— Нет, Акимыч, я уже давно не охотник. Врачи, знаешь ли, не рекомендуют. А повидать тебя хочу…. И к соседу твоему звонить собрался. В кадрах мне сказали, что тёзка мой тоже собирается с мундиром расстаться. Вот так, разойдёмся по своим садам-огородам и совсем связи растеряем…Ты молодец, держишься. Ну да ты же и моложе меня, аж на целый год!
— Год в нашем возрасте величина ничтожная…
— Не скажи. Когда груз нарастает, один год за три воспринимается. Особенно в нашей маяте…. Так я позвоню, Аким Акимыч, перед вылетом…
За вечер Беркутов сделал три звонка.
Он был доволен.
Иванов лежал на диване, обдумывая намеченный разговор с финансистом….Борис, наверняка, спросит, а если не спросит, то подумает, что же подвигло опера "по особо важным" на политическую борьбу?…
Лев много раз мысленно (а при жизни Николая Ивановича и "глаза в глаза") спорил со "своим" автором по разным вопросам, но в одном соглашался полностью: как-то, Леонтьев очертил психологический портрет Иванова и отметил, что важнейшей чертой его характера является стремление к независимости. Да, как и любой нормальный мужчина, он стремится к высшим достижениям на избранном пути, к пьедесталу почёта, как выразился автор, но всегда соизмеряет свои желания с ценой их достижения. Он, конечно, хотел бы стать генералом, иметь свой кабинет и персональную машину, но отлично понимал, что потеряет при этом свободу в принятии решений, будет более зависим от вышестоящих чинов. Это и побуждало Льва Гурыча отклонять не раз возникавшие лестные предложения…. В этом Леонтьев прав. Что же произошло теперь?…Что ж, он готов был ответить: он осознал меру опасности для страны, степень своей личной ответственности за отсутствие попытки изменить положение. К тому же откуда-то взявшаяся уверенность в своих силах!..
….Иванов лежал на диване и "прокручивал в уме" предстоящий разговор с Горьковым. Он не раз встречался с магнатом, хорошо знал его нелёгкую судьбу и огромные ныне возможности. Во время работы "по Юле" — дочери Бориса Карловича — он убедился в высоких человеческих качествах своего нанимателя, и, однажды, собираясь с женой в гости к финансисту, сказал Марии, что Горьков — очень приличный человек. Мария тогда рассмеялась — "миллиардер и приличный человек? Ты шутишь, полковник, — не вяжется одно с другим"! Но позже и она согласилась с оценкой сыщика-психолога. Да, Горьков — порядочный человек. И бесспорно болеет за судьбы Родины, бесспорно — патриот. Но и один из богатейших людей России. Не факт, что он поддержит замыслы Иванова. Может счесть их слишком радикальными. С ним, ведь, говорить "наполовину" невозможно. Ладно, за честолюбивого авантюриста не посчитает, он, — тоже психолог от бога, и характер Иванова просчитал и оценил.
Итак, что следует сказать.
Прежде всего, с ним никакая словесная подготовка не нужна. Сказать сразу. Сказать, и тоже сразу, о надежде на финансовую поддержку. Чтобы ясна была цель разговора. Начать — с тревоги за Россию, привести два-три факта в обоснование, больше не нужно. У Горькова голова, как компьютер, поймёт без разжёвывания. И информирован он достаточно. Напомнить ему его же слова о тревоге за судьбу страны. Сказать о пагубности курса правящей верхушки. И своей решимости начать политическую борьбу. Дальше он спросит о программе нового политика. Должен спросить.
Что ж, тогда и расскажу. Первоочередное, на сегодня главнейшее положение программы — предотвратить гибель страны от внешних посяганий. Это невозможно без сохранения военной мощи. Это, в свою очередь, политическая воля, + большие, очень большие деньги, + возрождение патриотизма. Люди с двойным гражданством не должны влиять на жизнестойкость России.
Иванов вспомнил, как некогда, ещё задолго до госпитальных раздумий, он прочитал статью, в которой автор, фамилию его он в памяти восстановить так и не смог, рассказывая о структуре военных расходов СССР, утверждал, что они позволяли "15 раз уничтожить потенциального противника". Ещё тогда Лев Гурыч задал себе вопрос, а зачем 15? Не лучше бы оставить двойной страховочный запас, а остальные ресурсы направить на улучшение жизни простых людей? Вспомнив об этом, он подумал, что тогда разрушители страны встретили бы не апатию народа, а мощный отпор. Пожалуй, эту мысль следует использовать в разговоре с финансистом….Получится кстати. Ведь Горьков впервые разбогател ещё при Брежневе, создав свой, тогда подпольный завод, выпускавший товары ширпотреба, и получив вполне приличный срок за "подрыв советской экономики". Идиотизм. Вместо того чтобы использовать инициативных людей на благо страны!..Да, сказать об этом стоит, если Борис в принципе поддержит разговор. Многоукладная экономика! Это же так ясно! Пусть государство заботится об обороноспособности страны, пусть государство гарантирует и производство жизненно необходимого минимума продуктов и товаров, продаваемых по очень доступным ценам… Разнообразие же, широту выбора и можно и нужно было отдать в руки инициативных и способных людей. Способных при минимальной поддержке государства наполнить полки магазинов разнообразными товарами. Тогда бы деятельность Бориса и в те годы была бы легальной. Именно так и мы свою политику поведём. "А ты, Борис Карлыч, станешь у нас министром экономики. Или премьер-министром", — подумал он шутя. Произносить такое вслух, понятно, он не будет. И хотя знаменитая фраза "торг здесь неуместен" была сказана совсем по другому поводу, Иванов вспомнил её, так как она очень подходила к предполагаемому ходу разговора.
К предполагаемому.
Довелось Льву Гурычу познакомиться и ещё с одним подпольным заводчиком. Ещё совсем молодым старлеем он дружил со следователем ОБХСС, который и познакомил его со своим подследственным, — молодым технологом обувной фабрики. Этот умный прибалт изобрёл оригинальные лекала, с помощью которых при раскрое кожи экономился материал на лишнюю пару туфель при изготовлении каждых 12 пар. Пришёл к начальству и получил….отлуп. Тогда мастер самовольно применил свои лекала, договорился с начальником цеха и без дополнительного расхода материалов, они выпустили партию туфель. Попытались их оприходовать. И снова полное равнодушие (Лев покачал головой: теперь бы он сказал — саботаж!) начальства. Тогда ребята продали "лишние" туфли, получили изрядный доход и поставили дело на поток. Подпольное производство процветало, потом было "дело" и срок за всё тот же подрыв советской экономики. М-да….
