— Учат ненавидеть, — прошептал Марк, вспоминая неприязнь, какую он испытывал, когда слышал речи Глашатаев Войны в лагере наёмников. — Интересно было бы поговорить с кем-нибудь из сарпедонцев.
— Зачем? Правды от них никогда не услышишь. А если скажешь что-то крамольное, им ничего не стоит упрятать тебя в тюрьму. В открытый бой с ними тоже не стоит ввязываться. Боевая школа сарпедонцев считается лучшей в королевстве. В её основе лежит холодная голова и одурманенное сердце.
— Это как?
— Лучшим воином у них считается тот, кто всегда сохраняет холодное самообладание и при этом опьянён жаждой вершить справедливость. По сарпедонским правилам.
— Расчётливый фанатик? Ты права, пожалуй, это худшее, что может быть, — согласился Марк.
До лагеря наёмников было два дня пути. Всё это время Марка, Никту и Лейну сопровождал Береван с тройкой стрелков. Местность, близкая к морфелонским заставам, была опасной. Оружие держали наготове. Меч-свиток Марк хранил на поясе в матерчатой сумочке. На плече Лейны покоился изящный лук, а за спиной — колчан и две лёгкие парные сабли. Никта как всегда обходилась своим слабоизогнутым мечом и метательными кинжалами, размещёнными в ремешках на поясе, бёдрах и голенях.
Не доходя до вырубки, за которой располагался лагерь наёмников, Береван приказал остановиться и ждать.
— Твой приятель просил передать, чтобы ты не лез в лагерь без него, — небрежно бросил он. — Жди здесь.
Ждать пришлось около получаса. Береван был одним из немногих лесных воинов, который мог заходить в боевые лагеря Дубового Листа. Остальные рисковали попасть под арест, поскольку усилиями Глашатаев Войны Лесное Воинство приравнивалось к повстанцам.
Береван вернулся, приведя за собой широкоплечего воина в меховой накидке. Марк узнал его издали.
— Здравствуй, Сурок.
— Вот и свиделись, Подорлик!
Широко улыбаясь, морфелонский воитель крепко обнял побратима. Простецки радостное лицо Сурка, впрочем, не утратило хитроватого блеска в глазах.
— Как я рад, дружище, ты меня к жизни возродил! О, и твои спасительницы с тобой! — Сурок с неприсущим его простоватому виду почтением склонился перед девушками. — Вы спасли моего лучшего друга, и теперь я вам верен навек! Кстати, тогда у Раздорожной Таверны мы так и не познакомились. Меня зовут Сурок. А вас, прекрасные воительницы? — широкоплечий парень поочерёдно взглянул на девушек.
Никта промолчала, будто занятая изучением облика Сурка, а Лейна задорно рассмеялась, похоже, довольная комплиментом.
— Это Лейна из Плеонии, а это Никта, родом из Спящей сельвы, — вставил Марк в возникшей паузе.
— Никта? Та самая? Дочь Сельвана? — изумился Сурок. Как и многие морфелонцы он должен был не раз слышать о легендарном предводителе Лесного Воинства, героически погибшем в Эпоху Лесных Войн.
— Заслуги отцов не делают детей достойными восхищения, — не холодно, но очень сухо ответила хранительница, будто не совсем доверяя морфелонцу. — Я слышала о тебе от Подорлика. Твоё прозвище тебе не подходит.
— Э-э-э, — протянул, улыбаясь во весь рот, наёмник, — ты на зубы мои посмотри, а ещё спроси, как я поспать люблю и какой я запасливый, тогда всё поймешь!.. Славно, с вами я познакомился, с вашим проводником давно знаком, а как остальные?.. Э-э, понятно, вы славные ребята.
Трое спутников Беревана стояли в отдалении, накинув капюшоны. Меньше всего им хотелось открывать лица и знакомиться с морфелонским наёмником.
Говорить о грустном не хотелось, но Марк не мог не спросить:
— Я слышал, твои четверо полегли у Раздорожной, кто именно?
Сурок вздохнул.
— Ификл, Буйный, Барсук и Волчек. Ещё тот парень местный, которого я «лохматым» называл. И девчонка одна, Хвея, чёрненькая такая, помнишь? Двое твоих, Олень и Бедовый ранены были крепко. Но ничего, поправились, уже в строю…
— А что Фест говорил?
— А что он мог сказать? Всыпал мне от души, недельного жалования лишил, а потом ещё заставил выгребные ямы чистить, — Сурок хотел брезгливо сплюнуть, но, взглянув на девушек, передумал. — Само собой, я больше не десятник. Но на тебя он не в обиде — всё-таки против героя не попрёшь. О тебе все говорят в лагере. Спасти восьмерых девчонок из лап лесных чародеев — это знаешь ли!
Марк опустил взгляд, уставившись в сырую землю. Правду об этой истории раскрывать не хотелось. Он откроет её Сурку, но как-нибудь в другой раз.
— Это ты герой. Ты пытался спасти меня. Ты вывел людей из леса. И то, что с тобой так обошлись…
— Да брось, забыто. Я и так уже вещички собрал. Нога зажила, хоть и побаливает вечерами. Ухожу я из лагеря. Тебя вот только ждал. А ты теперь куда потопаешь?
— Сначала в Мелис, а там как получится.
— В Мелис, вот как! — Сурок поджал губы. Поглядел искоса на девушек, затем снова обернул взгляд к Марку. — Слышь, а можно я с тобой пойду? Я уже, считай, освободился, а идти, веришь ли, некуда. Жизнь как в тумане, бредёшь, бредёшь, а куда не знаешь, — глаза Сурка округлились, взгляд приобрёл комично-жалостливое выражение. — Возьми меня, а? И вы, воительницы, если не против…
— Это Подорлику решать, — коротко ответила Никта, но в этой фразе Марк мгновенно ощутил её холодность по отношению к морфелонцу, граничащую с недоверием.
— Маркосу. Можешь говорить открыто, он знает, кто я, — сказал Марк. Он ещё не рассказывал Никте о том разговоре с Сурком у Раздорожной Таверны и сейчас, похоже, её удивил.
«Хороший он всё-таки парень, — подумалось Марку. — Беспокоился обо мне, не уходил из лагеря, пока меня не дождался».
Он всей душой желал взять Сурка в компанию. Несмотря на некоторые особенности характера морфелонца, порой раздражающие, он успел с ним здорово сдружиться в рядах наёмников. Единственный друг был отдушиной, скрашивающей одиночество в тогдашних серых буднях. Кроме того, его опыт и боевые навыки могли существенно пригодиться в грядущем походе.
Так в чём же дело? Неужели единственное препятствие — это странная интонация Никты?
— Хорошо, Сурок, я только за. Но как быть с увольнительной от Феста?
— Да я… да мы с тобой сейчас же всё и решим! — воодушевился морфелонец. — Прямо сейчас зайдём к старикану, грохнем по столу, и гуляй душа по всей Каллирое! Идём! Только вам, девушки, не стоит с нами ходить.
— Это ещё почему? — вздорно бросила Лейна.
— Да у нас там эти… — лицо Сурка приобрело заговорщицкий вид. — Сарпедонцы поселились.
— Поселились? Ну и что с того? Ты ведь никому не рассказывал о моём настоящем имени? — спросил Марк.
— Да за кого ты меня держишь, Подорлик? Что я, пьянь какая, чтобы выболтать такое! — возмутился Сурок. — Чародейка тут одна в лагерь проникла. Тебя искала. После того сарпедонцы и сидят у нас безвылазно.
— Что за чародейка? — насторожился Марк.
— А лешаки её ведают! Сбежала, гадина. Мы за ней, а она на нас вепря натравила, да такого огромного, что в жизнь не видел. Одного сарпедонца и двух наших так избодал, что до сих пор в лазарете отлёживаются.
— Зачем я мог понадобиться лесной чародейке? — нахмурился Марк. Он уже понял, кем была эта чародейка, но виду не подал. Рановато убеждать воинственного морфелонца в том, что не все лесные чародеи бездушная нелюдь.
— Дело понятное. За Раздорожную Таверну поквитаться хотела — столько добычи у неё увели.
— Скорее уж за того чародея… Кстати, ты не видел, кто его убил?
— А он что, окочурился? — по-простецки удивился Сурок. — Мои арбалетчики его хлопнули, да только я не думал, что насмерть. Всего-то ногу подранили. Такого матёрого колдуна надо с ног до головы болтами утыкать, чтоб завалить…
— Ладно, давай вперёд топай, я за тобой, — сказал Марк, чувствуя себя неловко перед Никтой и Лейной за своего приятеля.
Подождав, пока Сурок отойдёт шагов на тридцать, Никта бросила на Марка неодобрительный взгляд.
— Ты ему доверяешь?
— Он спас меня в Раздорожной Таверне, когда меня вольный охотник чуть не удушил. Вернулся за мной, хотя я приказал ему уходить со всеми. Дрался с солимами, пытаясь меня спасти. После такого сложно не доверять.
