Когда топот копыт замер в отдалении, Гурт сказал своему товарищу:

- Если преподобные отцы последуют твоему умному совету, вряд ли они доедут сегодня до Ротервуда.

- Да,- сказал шут ухмыляясь,-но зато они могут доехать до Шеффилда,коли им посчастливится, а для них и то хорошо. Не такой уж я плохой лесничий, чтоб указывать собакам, где залегла дичь, если не хочу, чтобы они её задрали.

- Это ты хорошо сделал,- сказал Гурт.- Плохо будет, если Эймер увидит леди Ровену,а ещё хуже, пожалуй, если Седрик поссорится с этим монахом, что легко может случиться. А мы с тобой- добрые слуги: будем только смотреть да слушать и помалкивать.

Возвратимся к обоим всадникам, которые вскоре оставили рабов Седрика далеко позади и вели беседу на нормано-французском языке, как и все тогдашние особы высшего сословия, за исключением тех немногих, которые ещё гордились своим саксонским происхождением.

- Чего хотели эти наглецы,- спросил рыцарь Храма у аббата,- и почему вы не позволили мне наказать их?

- Но, брат Бриан, - отвечал приор, - один из них совсем дурак, и странно было бы требовать у него ответа за его глупости; что же касается другого грубияна, то он из породы тех неукротимых, свирепых дикарей, которые, как я вам не раз говорил, всё ещё встречаются среди потомков покорённых саксов: для них нет большего удовольствия, чем показывать при каждом удобном случае свою ненависть к победителям.

- Ну,вежливость я бы живо в них вколотил!- ответил храмовник.- С подобными людьми я умею обращаться. Наши турецкие пленные в своей неукротимой ярости кажутся страшнее самого Одина; однако, пробыв два месяца у меня в доме под руководством моего смотрителя за невольниками, они становились смирными, послушными, услужливыми и даже раболепными. Правда, сэр, с ними приходится постоянно остерегаться яда и кинжала, потому что они при каждом удобном случае охотно пускают в ход и то и другое.

- Но ведь у всякого народа свои обычаи и нравы, - возразил приор Эймер. - Прибей вы этого малого, мы так и не узнали бы дороги к дому Седрика; кроме того,если бы нам самим и удалось добраться туда, то Седрик непременно затеял бы с вами ссору из-за побоев,нанесённых его рабам.Помните, что я вам говорил: этот богатый франклин горд, вспыльчив, ревнив и раздражителен, он настроен против нашего дворянства и в ссоре даже со своими соседями - Реджинальдом Фрон де Бефом и Филиппом Мальвуазеном,которые шутить не любят. Он так крепко держится за права своего рода и так гордится тем,что происходит по прямой линии от Херварда, одного из знаменитых поборников семицарствия, что его не называют иначе, как Седрик Сакс. Он похваляется своим кровным родством с тем самым народом, от которого многие из его соплеменников охотно отрекаются, чтобы избегнуть - vae victis- бедствий, выпадающих на долю побеждённого.

- Приор Эймер, - сказал храмовник,- вы большой любезник, знаток женской красоты и не хуже трубадуров знакомы со всем,что касается уставов любви; но эта хвалёная Ровена должна быть поистине чудом красоты, чтобы вознаградить меня за снисходительность и терпение, которые мне придётся проявить, чтобы снискать расположение такого мужлана и мятежника, каков, по вашим словам, её отец Седрик.

- Седрик ей не отец, а только дальний родственник,- сказал аббат.- Она происходит из более знатного рода, чем он. Он сам напросился ей в опекуны и привязан к ней так,что и собственная дочь не была бы ему дороже.О красоте её вы в скором времени сможете судить сами. И пусть я буду еретиком, а не истинным сыном церкви,если белизна её лица и величественное и вместе кроткое выражение голубых глаз не изгонят из вашей памяти черноволосых дев Палестины или гурий мусульманского рая.

- Ну, а если ваша прославленная красавица,- сказал храмовник,- окажется не так хороша, вы помните ваш заклад?

- Моя золотая цепь,- отвечал аббат,- а ваш заклад - десять бочек хиосского вина. Я могу считать их своими, словно они уже стоят в монастырском подвале под ключом у старого Дениса, моего келаря.

- Но вы предоставляете мне самому решение спора,- сказал рыцарь Храма, - и я проиграю только в том случае, если сознаюсь,что с троицына дня прошедшего года не видывал такой красивой девицы. Так ведь мы с вами уговорились? Ну, приор,прощайтесь со своей золотой цепью.Я надену её поверх своего нагрудника на ристалище в Ашби де ля Зуш.

- Если выиграете честно,то и носите когда вам заблагорассудится,- сказал приор.- Я поверю вам на слово, как рыцарю и церковнику. А всё-таки, брат, примите мой совет и будьте повежливей: ведь вам придётся иметь дело не с пленными язычниками или восточными рабами.Седрик Сакс такой человек,что если сочтёт себя оскорблённым- а он очень чувствителен к оскорблениям, - то не обратит внимания на ваше рыцарство,и моё высокое положение, и на наш священный сан и выгонит нас ночевать под открытое небо, хотя бы на дворе стояла полночь.И, кроме того, остерегайтесь слишком пристально смотреть на Ровену: он охраняет её чрезвычайно ревниво.Если мы дадим ему малейший повод к опасениям с этой стороны,мы с вами пропали.Говорят, что он изгнал из дому единственного сына только за то, что тот дерзнул поднять влюблённые глаза на эту красавицу. По-видимому, ей можно поклоняться только издали; приближаться же к ней разрешается лишь с такими мыслями, с какими мы подходим к алтарю пресвятой девы.

- Ну, так и быть,- отвечал храмовник,- постараюсь сдержаться и вести себя как скромная девица. Во всяком случае, не опасайтесь, что кто-нибудь посмеет выгнать нас из дому. Мы с моими оруженосцами и слугами, Аметом и Абдаллой, достаточно сильны, чтобы добиться хорошего приёма.

- Ну, так далеко нам нельзя заходить… - отвечал приор. - Но вот и вросший в землю крест, о котором говорил нам шут. Однако ночь такая тёмная, что трудно различить дорогу. Он, кажется, сказал, что нужно повернуть влево.

- Нет, вправо, - сказал Бриан, - мне помнится, что вправо.

- Налево, конечно, налево. Я помню, что он именно налево указывал концом своей деревянной шпаги.

- Да, но шпагу-то он держал в левой руке и указывал поперёк своего тела в противоположную сторону, - сказал храмовник.

Как это всегда бывает, каждый упрямо защищал своё мнение; спросили слуг, но свита всё время держалась поодаль и потому не слыхала того, что говорил Вамба. Наконец Бриан,вглядывавшийся в темноту, заметил у подножия креста какую-то фигуру и сказал:

- Тут кто-то лежит:либо спящий, либо мёртвый. Гуго, потрогай-ка его концом твоего копья.

Оруженосец не успел дотронуться до лежавшего, как тот вскочил, воскликнув на чистом французском языке:

- Кто бы ты ни был, но невежливо так прерывать мои размышления!

- Мы только хотели спросить тебя,- сказал приор,- как проехать в Ротсрвуд, к жилищу Седрика Сакса.

- Я сам иду в Ротервуд,- сказал незнакомец.- Будь у меня верховая лошадь, я бы проводил вас туда. Дорогу, хотя она и очень запутана, я знаю отлично.

- Мой друг, мы тебя поблагодарим и вознаградим, - сказал приор, - если ты проведёшь нас к Седрику.

Аббат приказал одному из служителей уступить свою лошадь незнакомцу, а самому пересесть на своего испанского жеребца.

Проводник направился в сторону, как раз противоположную той, которую указал Вамба. Тропинка скоро углубилась в самую чащу леса, пересекая несколько ручьёв с топкими берегами; переправляться через них было довольно рискованно, но незнакомец, казалось, чутьём выбирал самые сухие и безопасные места для переправы. Осторожно продвигаясь вперёд, он вывел наконец отряд на широкую просеку, в конце которой виднелось огромное, неуклюжее строение.

Указав на него рукою, проводник сказал аббату:

- Вот Ротервуд, жилище Седрика Сакса.

Это известие особенно обрадовало Эймера, который обладал не очень крепкими нервами и во время переезда по топким низинам испытывал такой страх, что не имел ни малейшего желания разговаривать со своим проводником. Зато теперь, чувствуя себя в безопасности и недалеко от пристанища, он мигом оправился; любопытство его тотчас пробудилось, и приор спросил проводника, кто он такой и откуда.