Друзья у него были разные. Главным его другом в ту пору считался эрцгерцог Иоганн Непомук Сальватор. В течение нескольких лет они были почти неразлучны. Большая семья Габсбургов состоит из нескольких ветвей, имевших между собой не так уж много общего. У них не было общего языка даже в буквальном смысле слова. Так, старая эрцгерцогиня Мария Антония, воспитывавшаяся в Италии, почти не владела немецким языком и разговаривала с другими членами династии не иначе как по-французски («на своеобразном, старинном французском языке» — вспоминает один из эрцгерцогов). Эрцгерцог Иосиф, внук палатина венгерского, командир венгерского ландвера, coвершенно мадьяризировался, жил вблизи Будапешта в своем имении Альчут и говорил только по-венгерски, да еще по-цыгански{168}.

Иоганн Сальватор жил в Вене или в своем замке Орт, на берегу Гмунденского озера. Он считался в габсбургской семье вождем недовольных. Судьбу этого человека должно признать весьма необычной. Он был, по-видимому, тоже очень одарен от природы. Писал книги и балеты, хорошо знал музыку, сочинял вальсы — правда, «в сотрудничестве с Иоганном Штраусом»; один из его вальсов приобрел даже всемирную известность. Главной его специальностью было, впрочем, военное дело; специалистам известны его военно-исторические труды. Большой карьеры он в армии не сделал. Франц Иосиф его недолюбливал за вольнодумство, за либерализм, за сочинение книг, балетов и вальсов. В 1887 году эрцгерцог Иоганн Сальватор подал в отставку — он занимал должность командующего одним из военных округов, — эта отставка была принята довольно охотно. А еще двумя годами позднее, по причинам, которые никогда в точности выяснены не были, эрцгерцог письменно заявил императору, что отказывается от титула и привилегий члена царствующей семьи, отказывается даже от фамилии Габсбург и просит разрешить ему впредь именоваться по названию его имения: Иоганн Орт — без всякого титула, даже без дворянской частицы!

Заявление это вызвало в мире сенсацию; в то время более важных сенсаций не было. Франц Иосиф проявил ледяное равнодушие. Эрцгерцогу был дан ответ в том смысле, что отказ его от титула, привилегий и имени принимается к сведению: он может впредь называться как ему угодно, но должен тотчас покинуть Австрию; при этом было указано, что Иоганну Орту следовало бы отказаться и от австрийского подданства и принять, например, швейцарское гражданство. Это предложение Иоганн Сальватор отклонил: с большим достоинством довел до сведения императора, что австрийцем родился, австрийцем и умрет.

Захватив с собой не очень крупную сумму денег, оказавшуюся у него в наличности, он покинул родину, отправился в Англию и нанял какое-то большое судно: решил отправиться в Ла-Плату, искать там счастья. Последнее письмо от него помечено 10 июля 1890 года. С той поры о нем не было никаких заслуживающих доверия вестей, и больше никто в мире никогда не видел человека, называвшего себя Ортом. Участь его осталась неизвестной. Изредка, в летнее время, когда в редакционных портфелях нет ничего хорошего, и теперь еще иногда, наряду с сообщениями о небывалых морских чудовищах, в газетах появляются сведения, что кто-то где-то своими глазами видел Орта, что у него прекрасная ферма в Аргентине с образцовым молочным хозяйством, что он стал в Африке главой дикого воинственного племени, которое боготворит своего белолицего вождя. По всей вероятности, судно эрцгерцога потерпело крушение в первую же его поездку и бесследно пошло ко дну вместе с ним и со всем экипажем.

Поступок Иоганна Сальватора объясняли по-разному. Говорили о несчастной любви; говорили, что он страстно желал стать болгарским королем и был раздражен неудачей: его кандидатуры не выставили. Не проще ли было бы и не справедливее ли принять то объяснение, которое давал сам эрцгерцог? Ему смертельно надоели двор, дворцы, их быт, их жизнь, их тяжелый вековой этикет. Он хотел стать частным человеком, жить так, как живут миллионы других людей — по крайней мере людей, обеспеченных материально, — посещать кого угодно, принимать кого угодно, бывать в общественных местах без того, чтобы на него показывали пальцем. Конечно, это была иллюзия: на «Иоганна Орта» в обществе показывали бы пальцем еще больше, чем на эрцгерцога Иоганна Непомука Сальватора. Но подобное душевное настроение — отнюдь не редкость среди лиц коронованных или к ним близких. Ведь и Мария Антуанетта не только забавлялась своими мельницами и деревушками: в сельский домик ее тянуло естественно — из Версальского дворца. Возможно также, что эрцгерцога потрясла гибель его друга, кронпринца Рудольфа{169}, и то, что с ней было связано. Он о мейерлингской драме, вероятно, знал больше, чем мы.

Но в конце семидесятых годов еще было далеко и до гибели Рудольфа, и до ухода Иоганна Сальватора. Тесная дружба их началась с общего похода против спиритизма. Это было время таинственных стуков в дверь, столоверчения, развязывания узлов, время Юма, Бредифа, братьев Нетти и других медиумов, умных и полоумных, искренних и шарлатанов{170}. Приблизительно тогда же в Петербурге Менделеев подал записку в Физическое общество: «Пришло время обратить внимание на распространение занятий спиритическими явлениями в семейных кружках и среди некоторых ученых» («некоторые ученые» — был другой знаменитый химик, А.М.Бутлеров, которого и без спиритизма недолюбливал создатель периодической системы элементов). Свирепствовал спиритизм и в высшем обществе Вены. Там был свой изумительнейший медиум, некий Бастиан. Эрцгерцог Рудольф и Иоганн Сальватор совместно повели против него кампанию и блестяще его разоблачили. Это были те же «Плоды просвещения», только в придворной обстановке, — все это Иоганн Сальватор описал в своей брошюре «Взгляд на спиритизм».

Император Франц Иосиф тоже был противником спиритских сеансов, хоть не очень углублялся в существо вопроса: спиритизм ему был, вероятно, просто противен, как автомобили, как телефоны, как все то, чего при его предках не существовало. Поэтому к походу молодых эрцгерцогов против спиритизма он отнесся довольно благожелательно. Гораздо меньше ему нравилось их сближение в области политической.

Будущий Иоганн Орт, по-видимому, имел большое влияние на эрцгерцога Рудольфа, который был на несколько лет его моложе. Иоганн Сальватор писал книги и статьи; стал писать книги и статьи также наследник престола. Один из австрийских историков говорит, что немецкая проза кронпринца может считаться образцовой в смысле чистоты и правильности. Недостаточно зная тонкости и оттенки немецкой речи, я об этом судить не могу. Но литературное или, по крайней мере, публицистическое дарование у Рудольфа несомненно было. Правда, в его статьях немного чувствуется шаблон немецкой политической печати: так до последних догитлеровских времен писались передовые в «Нойе фрайе прессе», в «Берлинер тагеблат», в «Фоссише цайтунг". Похвала небольшая: средний уровень публицистики у немцев (исключения, как Карл Краус, в счет не идут) был значительно ниже, чем у французов (они в этом отношении вне конкурса), чем у нас, чем у англичан, — говорю только о литературных достоинствах. Но некоторые письма Рудольфа превосходны. Очень недурна и его книга «Путешествие на Восток»{171}.

Эрцгерцог Иоганн Сальватор, как сказано, считался в Австрии вольнодумцем и либералом. Под его ли влиянием или самостоятельно стал «леветь» и наследник престола? Мне придется далее говорить подробно о его политических взглядах и о сближении между ним и австрийской оппозицией. Здесь скажу лишь, что отношения с отцом у него становились все напряженнее, — впрочем, вначале не столько на политической, сколько на бытовой почве: слишком часты посещения Захера, слишком много шампанского, слишком много прекрасных дам. Средство в таких случаях применялось одно и то же во дворцах и в буржуазных семьях: надо женить молодого человека.