— Поплыли дальше.

Напрягая зрение, капитан отыскал плывущий предмет и стал следить за ним. За поворотом плёса показался катер. Отдав короткое приказание, капитан неслышно сбежал к реке, поджидая. Вскочив на катер, он занял место у штурвала. Юркое судёнышко рванулось вперёд и, обогнув камыши, пошло на сближение с таинственным предметом.

— Включить прожектор? — спросил вполголоса старшина.

— Ни в коем случае! — отрезал капитан и расстегнул висевшую сбоку кобуру пистолета. Как бы в ответ у всех бойцов согласованно щёлкнули затворы автоматов.

Катер сбавил ход.

— Под водой свет, — отметил стоявший на носу боец.

Метрах в пятидесяти под водой плыл огромный застеклённый купол. Под ним, чуть согнувшись и прильнув глазами к окулярам перископа, обращённого в сторону берега, сидел человек и нажимал ногами поочерёдно педали горизонтальных рулей, точно ехал на велосипеде. Внутренность купола освещалась маленькой электрической лампочкой, прикрытой сверху тёмным колпачком. Когда стемнело больше, человек начал методически повторять одни и те же движения, как будто накачивая насосом автомобильную камеру. Потом посмотрел на приборы, поставил на прежнее место воздушный насос, соединённый нижним концом с гибким шлангом, и повернул кран металлической трубы, уходящей под настил пола.

Через минуту на поверхности воды забурлили воздушные пузырьки, и стеклянный купол всплыл почти до половины. Сидевший в нём человек не отрывал глаз от берега. Чуть покачиваясь, купол вошёл в узкий коридор прибрежных зарослей.

На берегу его уже поджидала группа автоматчиков.

Открыв журнал наблюдений, Владимир Петрович сделал первую запись «19 июня 19… года. Багряный закат заволакивается плотной пеленой испарений. Ложные отражения окрестностей поминутно меняют формы своих очертаний. Температура плюс сорок граду сов. Лёгкое движение раскалённого воздуха юго-западной четверти…» Закрыв журнал, он погрузился в раздумье. На улице стояла гнетущая тишина: не слышно голосов, лая собак — точно всё живое вымерло. И люди передвигались как-то осторожно, крадучись — так угнетала эта нестерпимая жара, не спадающая ни днём, ни ночью вот уже второй месяц. Глубоко вздохнув, охваченный размышлениями, Владимир Петрович сказал про себя:

— Да-а. Засуха несёт неурожай… Попробуем завтра прогнать этот палящий зной…

За его спиной скрипнула дверь и послышался мягкий женский голос:

— Владимир Петрович, чайку попейте.

— Спасибо, хозяюшка, иду.

Перед окнами, поднимая тучи пыли, остановился вынырнувший, точно из-под земли, райкомовский «газик». Секретарь райкома партии Василий Ефимович шепнул что-то шофёру и ловко выпрыгнул из машины.

Спустя минуту он уже был в горнице. Владимир Петрович встретил его приветливо и сразу же поинтересовался:

— Ну, как там в зоне, всё готово?

— Всё в порядке. Начальник охраны проверит посты заграждения, проинструктирует охрану и подъедет сюда.

Он посмотрел в сторону степи и добавил:

— Вот он уже пылит за склоном…

Открытый газик выбежал на холм, развернулся на скрещении дорог и стремительно покатился к селу. Минуты через три, поравнявшись с домом, машина остановилась.

Начальник охраны, козырнув по привычке, доложил:

— В зоне без происшествий, Владимир Петрович. Охрана на местах. Укрытия надёжны.

— Мои замечания насчёт скирд соломы и крыш учли?

— Так точно. Вызваны пожарные машины. Сейчас поливают последнее гумно.

— Тогда идёмте чаёвничать. В двадцать два часа нужно быть у аппаратов. Предупредили ваших людей, чтобы до сигнала ракеты не курили?

— Самым категорическим образом.

— Ну, заходите в комнату.

Входя в комнату, подполковник наклонился к секретарю райкома.

— Пограничники задержали неизвестного. Приплыл по реке в гондоле, под прикрытием камышей намеревался высадиться. При задержании оказал вооружённое сопротивление.

По-видимому, не один. Никаких документов. Назвался Карлом Януш.

— Вот и хорошо. Завтра с ним разберёмся.

Антон Савельевич возвратился из «Долины архаров» в приподнятом настроении, довольный успешным завершением испытаний. В квартире всюду были свежие букеты цветов, разносился вкусный запах печёного. На кухне Лукерья Ивановна вынимала из духовки пирог.

— Недаром вкусным пахнет… Поздравляю, мамочка, с днём рождения…

— А ты думал, мать забыла, что ей сегодня 60 лет исполнилось. Нет, сынок, не забыла. Ой, да ты не так усердно обнимай…

— Что ж, мамочка, гостей звать нужно. Сейчас иду на совещание. Часа через два прибудем.

— Э, за два часа не управлюсь… Приезжайте к пяти.

— Хорошо. А к закускам что-нибудь полагается?

— Это уж мужское дело, сынок. Распорядись сам.

Антон Савельевич умылся, аппетитно позавтракал и ушёл на совещание.

К пяти часам вся семья была в сборе. Женщины, закончив сервировку стола, прихорашивались перед зеркалом. Первым приехал генерал Прозоров с супругой.

А через полчаса гости уже сидели за столом, В самый разгар непринуждённой беседы зазвонил телефон. Споряну взял трубку.

— Я вас слушаю…

Встретившись взглядом с Галаджи, Споряну утвердительно кивнул головой, ответил в микрофон:

— Передаю трубку…

Галаджи поздоровался с кем-то, не назвав имени, и стал слушать, нетерпеливо повторяя: «Так, так!..

Дальше!..» Потом улыбнулся одними уголками губ. «Хорошо, молодцы!.. Нет, через час-полтора». Положив трубку, он подсел к наблюдавшему за ним Дмитрию Дмитриевичу и поделился новостью: «В районе зоны испытаний задержан неизвестный.

Арестован при выходе из гондолы. Видимо, приплыл издалека. Надо полагать, с «деликатным» заданием…» Галаджи говорил это подчёркнуто спокойно, но Дмитрий Дмитриевич по еле заметным ноткам речи и блеску глаз генерала догадался, что тот сказал не всё.

Встретившись взглядом с Ирой, Дмитрий Дмитриевич незаметно подал ей знак начинать танцы. Ира включила радиолу. Антон и Зина закружились в вальсе. К ним присоединилась Елена Савельевна с Бакановым. Дмитрий Дмитриевич кивком головы подозвал к себе Галаджи. Генерал понял его вопросительный взгляд и сказал тихо:

— Ничего особенного. В гондоле было двое. Пограничники ищут второго. От места высадки до площадки испытаний двое суток ходьбы. Доступ в зону закрыт. Для беспокойства нет оснований.

Сидевший рядом с Дмитрием Дмитриевичем Прозоров уловил отрывки фраз и начал намеренно громко рассказывать профессору последние новости о «летающих тарелках». Дмитрий Дмитриевич подсел к ним и вступил в разговор:

— Любопытно услышать ваше мнение, Пётр Кузьмич. Газетное описание «летающих тарелок» имеет что-то общее с теми небесными пейзажами, которые воспроизводятся вами.

Пётр Кузьмич откинулся на спинку дивана, разделил бороду на две половины, как бы собираясь с мыслями, и ответил с расстановкой:

— «Летающие тарелки» — одна из разновидностей массового психоза, насаждаемого в народе врагами мира. Это просто очередная газетная утка, далеко нацеленный шантаж… Наша авиация не производила, насколько нам известно, полётов над Соединёнными Штатами и не собирается этого демонстрировать. Для испытаний различных технических новинок у матушки- России хватает своих просторов.

— Каков же вывод, Пётр Кузьмич?

— Повторяю, это самая неуклюжая газетная утка, рассчитанная на усиление атомного психоза в народе.

Галаджи украдкой посмотрел ка часы. Профессор заметил это и запротестовал.

— Нет, нет! Оставьте и думы об этом — никуда не уйдёте.

— А я и не собираюсь, Пётр Кузьмич, — отшучивался Галаджи, переглядываясь с Дмитрием Дмитриевичем и рассчитывая на его поддержку.

Но Дмитрий Дмитриевич отрицательно покачал головой и закружился в танце. Генерал Галаджи, постояв полминуты, снова опустился на диван рядом с Прозоровым и Кремлёвым, о чём-то оживлённо беседовавшими. Однако вечер для него уже был испорчен. Он шутил, рассказывал анекдоты, что особенно забавляло профессора, но сам был мысленно далеко-далеко отсюда. «Как там в зоне, — упорно думал он, — поймают ли?»