— Садитесь, гражданин… Говорите только самое существенное!

Поддерживаемый Вересаевым, шпион опустился в кресло, поправил взятую в лубки кисть левой руки и попросил закурить. Затянувшись, он выдохнул огромный клуб дыма, словно для того, чтобы укрыться за ним, и начал свою исповедь:

— Я шпион. Выполнял задания резидента разведцентра «ОСТ» Таберидзе. Затем Кинга.

Моя настоящая фамилия Ковальчук — дезертир со Второго Украинского фронта, а потом поневоле бандеровец…

— Не припомните ли фамилии других «помощников» господина Кинга?

— Один из них — «Брюнет-прима», фамилии не знаю.

— Кого ещё знаете?

— Истопник консульства — офицер, тоже бандеровец и тоже дезертир, как и я. Есть ещё некто Пауль Митчелл. Это первое доверенное лицо Кинга.

— Что, по-вашему, самое главное в шпионской деятельности Кинга?

— Разбрасывание ампул с бактериями энцефалита и холеры.

— Где? — Когда? — не выдержал Вересаев.

Генерал предупреждающе взглянул на него. Потом перевёл взгляд на Ковальчука.

— Продолжайте, продолжайте.

— Недавно прибыло три чемодана с ампулами. Они хранятся в сейфах в кабинете Таберидзе.

Генерал встретился взглядом с Вересаевым, кивнул головой. Вересаев вышел. Через минуту его место занял другой чекист. Ковальчук посмотрел на него, замолчал, переводя взгляд на Галаджи.

— Продолжайте, — нетерпеливо заметил Галаджи.

— Кинг задался целью похитить одного учёного, работающего в Самгуни. Фамилии я не знаю. Эта миссия возложена на Пауля и на неизвестного мне крупного шпиона — «Брюнета-прима».

Исповедь шпиона дала чекистам немало новых фактов. Он рассказал о том, как переправлялось из-за границы разобранное электрооборудование лифта-жаровни, о чём ему по секрету рассказал истопник, тоже начавший тяготиться своим положением крота подземелья. Потом рассказал, как вербовали Зосима Лукича, как к нему на работу подсунули некую Наташу.

Говорил он долго. Старался припомнить детали. Видно было, что он пришёл с искренним покаянием.

Заметив, что Ковальчук с трудом выговаривает слова, генерал нажал кнопку звонка.

Вошёл адъютант.

— На сегодня достаточно, — сказал Галаджи. — В госпиталь!..

Ковальчук поднялся. Генерал кивнул адъютанту.

— Проводите и предупредите врача и охрану: отвечают головой.

Дежурный по станции сделал необходимую запись в журнале, ещё раз проверил график движения поездов на участке и подумал: «Почти час свободного времени. Нужно всё же позвонить диспетчеру», но в ту же минуту раздался резкий звонок и знакомый голос диспетчера дороги:

— Логовая?

— Логовая слушает. — Первый Каскад?..

— Я у селектора.

— Узловая?

— Я — Узловая…

Диспетчер вызвал одну за другой станции главного направления и сказал отчётливым голосом:

— Внимание на линии! Сверьте часы. Сейчас двадцать ноль девять по московскому…

В двадцать два тридцать принимаю вне графика литерный. В двадцать один сорок пять открыть «зелёную улицу». Закрыть все переезды и допуск на перрон посторонних. Пропускать литерный по второму пути. Задача ясна?

— Есть дать «зелёную улицу» литерному, — повторило в репродуктор несколько голосов.

— Вторая задача: зарегистрировать прохождение состава с точностью до секунды.

Результаты немедленно телеграфировать начальнику дороги.

— Есть телеграфировать прохождение, — ответил дежурный станции «Первый Каскад» и подумал: «Скоростью интересуются. Видимо, возвращается тот самый «Гремучий поезд».

В двадцать один сорок дежурный по станции проверил по телефону готовность к приёму литерного на постах входных и выходных стрелок, приказал закрыть переезды, одел форменную фуражку с (малиновым околышем и вышел на перрон.

— Товарищ Степанов, — обратился к нему дежурный по вокзалу, — прикажите включить орошение, хотя бы минут на десять. Духота невероятная. Детишки в комнате матери и ребёнка да и транзитные пассажиры в зале ожидания истомились.

Дежурный посмотрел на часы, прикидывая в уме: «До прихода литерного ещё почти полтора часа…» — Набежит порыв ветра, — продолжал убеждать его дежурный по вокзалу, — как и в прошлый раз за этим «Гремучим поездом», поднимет пыль с путей, тогда совсем нечем будет дышать.

— Вы, пожалуй, правы, — согласился дежурный, имея в виду не ветер, а «Гремучий поезд», за которым прошлый раз пронёсся через станцию вихрь мелкого шлака, песка, пыли. Он достал из бокового кармана блокнот, написал несколько слов и подал листок со словами: — Передайте сменному инженеру.

Минут через десять со стороны депо донеслись предупредительные сигналы. Из станционных репродукторов послышался хрипловатый басок сменного инженера:

— Внимание!.. Внимание!.. Включаю орошение станции…

Между путями и вдоль цветников, отделяющих вокзал от перрона, на дорожках и вокруг беседок сквера брызнули, словно из-под земли, тонкие струйки воды и стали подниматься всё выше и выше, образуя над пу тями, цветниками, дорожками и беседками высокую завесу водяной пыли. Сразу же повеяло освежающей прохладой. Послышались голоса:

— Посмотрите, какие чудеса!..

— Редкое зрелище.

— Интересно, неужели столько фонтанов?

— Вот бы нам такую машину…

— В больших городах, наверное, уже есть.

— Говорят, что есть такие машины — целый город могут поливать; искусственный дождь, как из тучи, вызывают.

Над путями станции сильные струи воды поднимались на высоту второго этажа и, отражаясь в перекрещивающихся ярких лучах прожекторов, рассыпались мириадами искр. Через некоторое время водяные струйки оборвались, как будто все эти тысячи фонтанировавших отверстий разом закрыли. Стало тихо и влажно, как после дождя.

Дежурный и начальник станции вышли на перрон. Вдали, на уходящей строго по прямой к горизонту железнодорожной линии блеснул ослепительный луч прожектора.

— Идёт!

Донёсся приглушённый бас электросирены поезда. Через несколько минут мимо перрона, рассекая тишину ночи глухим гулом, напоминающим рокот авиамоторов, промелькнули цельнометаллические вагоны. Дежурный, засекавший по часам точное время следования, даже не успел их сосчитать и спросил об этом начальника:

— Сколько же вагонов?

— Пять или шесть. Я только заметил, что локомотив без тендера. Любопытно, что это: дизель или электродвигатель?

— Без тендера? Я что-то не обратил внимания. По-моему, на локомотиве нет и дымогарной трубы. Вероятно, работает на электрической энергии мощной аккумуляторной станции.

Пока дежурный и начальник станции «Первый Каскад» обменивались впечатлениями,

«Гремучий поезд» проследовал ещё одну станцию, оставляя позади себя струю горячего воздуху с миндальным при вкусом. Утром поезд шёл уже по высокой насыпи западного Прииртышья, привлекая внимание населения своим необычным очертанием. Внешне он напоминал большую торпеду, только с более заострённой, приплюснутой к рельсам передней частью.

Там, где у обычных локомотивов находится тендер и будка машиниста, у этого поезда — комфортабельный салон с широкими, почти во всю длину боковых стен, окнами и со стеклянным полукуполом на крыше, похожим на кабину самолёта.

В одном из сибирских сёл люди, видевшие близко проходивший «Гремучий поезд», утверждали, что сзади у него два пропеллера, как у двухмоторного самолёта. Эти пропеллеры и создают рокот, неизвестный наземному транспорту.

В тот момент, когда поезд пересекал Барабинскую степь, начальник ЦАВИ генерал Прозоров получил такую телеграмму:

«…Прошли 10 тысяч километров получасовой остановкой. Идём на том же малом баллоне топлива по маршруту Владивосток-Мурманск. Двигатели работают безотказно.

Сергеев».

Испытания первых двигателей не удовлетворили Споряну. Он стал категорически возражать против передачи двигателей в серийное производство. Его точку зрения разделяли профессор Кремлёв и генерал Прозоров. Правительственная комиссия была вынуждена согласиться с доводами конструктора.