Боль наконец настигла Реми — и какая это была боль! Она усиливалась рывками, и через какое-то время он понял, что его несут. Каждый шаг вызывал очередной взрыв мучительных страданий. Реми то приходил в себя, то впадал в забытье, но боль не проходила. В памяти остались обрывки разговоров:

— Тяжелый какой этот ваш Реми!

— Осторожно, тут скользко!

Однажды они вместе с ним упали в ледяную воду. Реми ощутил такой жуткий холод, что подумал — ну, все, он уже на том свете. Но тут послышался чей-то незнакомый голос:

— Ну, теперь ему каюк уж точно! Он и так бы не выжил — с такой дыркой, а после этой купели… Какой смысл его тащить — только задерживаемся…

Донесся звук как от удара, сердитые голоса. Один из них, странно знакомый, проревел:

— Он тебя из тюряги вытащил! Доведи нас до этой лодки, а потом спасай свою шкуру как хочешь, но до того — горло перережу, если еще раз такое скажешь!

И опять темнота. И боль, какая боль! Реми молился, чтобы это быстрее кончилось. Там, на небесах, он наверняка встретит Солей, и эта мысль примиряла его со случившимся.

Но вот он вроде уже на лодке — качается что-то. Как это он сюда попал? Ах да, они бежали к лесу, по ним стреляли…

— Есть чем укрыть? Он так замерзнет до смерти! — Да это Жозеф, точно Жозеф. Хороший парень…

На него что-то накинули, но теплее не стало. Побыстрее бы… умереть…

— Как думаешь, еще есть надежда? Везет ему — без сознания…

"В сознании!" — хотел сказать Реми и не смог.

— Не знаю, — и этот голос знакомый. Симон, Симон де Витр! — Сделаем все. Помоги-ка. Как бы солдаты нас здесь не накрыли.

— Сюда не доберутся. По ночам они на воде как цыплята себя чувствуют. Мы теперь спасены. Скажи спасибо своему другу.

Больше Реми ничего не помнил. Опять — забытье, короткий миг сознания, боль, холод — и постоянное желание: быстрее бы конец…

Он не умер. Они привезли его на семейную заимку, стащили с него замерзшую одежду, уложили в постель. Обложили подушками, сунули под ноги горячие камни.

Вокруг него засуетились женщины.

— Чудо, что он еще жив, — сказала одна.

— Кровь остановилась от холода, а то бы истек, — объяснила другая.

— Он должен жить. У него жена особенная.

Это сказал Симон. Он наклонился к Реми, потрепал по плечу.

— Ну, я опять к своим. На этот раз этим меня не поймать. Через месяц-два вернусь. Чтобы на ногах был!

Акадийцам, сосланным в Бостон, запрещалось выходить за пределы города, даже в расположенный рядом Кембридж. Но ведь там Жак! Даниэль не могла ждать.

— Нельзя! — сказал ей Андре, когда она поведала ему о своем намерении пробраться туда. — Опасно. Ночная стража всех подряд хватает.

Она бросила на него негодующий взгляд:

— Я должна его увидеть! Хотя он там и с Гийомом, но по семье тоскует, как и я!

Хозяева уже спали — они сидели вдвоем в пустой кухне.

— Нет! — решительно сказал Андре. — Тебе нельзя. Пойду я. У меня есть пропуск, хозяин дал. Найду твоего брата, расскажу ему, что мы задумали. Только смотри, девочка! Твой взгляд тебя может выдать: ты совсем не похожа сейчас на покорную, тихую Марту!

Она задохнулась от обиды; грудь ее высоко поднялась, что не осталось незамеченным ее собеседником.

— Я не девочка! Не обращайся со мной так!

Он улыбнулся, поддразнивая:

— Девочка, девочка. Прехорошенькая притом. Вот подрастешь — в жены возьму. Если кюре отыщем, конечно.

После этого его заявления ей как-то уже расхотелось спорить. Она только сказала:

— Ну, пожалуйста, Андре.

— Нет, и не проси. Ты не говоришь по-английски, дороги не знаешь. Я-то в любом случае выпутаюсь, а вот тебя вытащить, если попадешься, потруднее будет. А пока что готовься! Надо еды поднакопить, такой, чтобы не испортилась в дороге. Запас придется обновлять, конечно, неизвестно, когда точно дернем, но надо быть наготове. Скажи миссис Монро, что у тебя ботинки совсем изорвались, пусть новые купит — в дорогу пригодятся. Плащ теплый нужно. — Он заразительно улыбнулся. — Тот, зеленый, хозяйкин, с бобровой подстежкой, как раз подойдет…

Андре обернулся за один вечер и ночь. Утром, когда она встретилась с ним взглядом — он только что вошел в кухню, — то сразу поняла: поход был удачным. Но им и словом не удалось перемолвиться.

— Марта! Чарльз и Винсентик ждут завтрака! Ты чем там занимаешься? Что за копуша!

— Несу, мэ-эм! — ответила Даниэль на ломаном английском и понеслась с подносом в столовую. Слава Богу, все уселись, она там не нужна, можно, наконец, поговорить с Андре. — Ну? — только и могла она вымолвить.

Андре не спеша намазал маслом толстую краюху хлеба, откусил, пожевал — испытывает ее терпение, негодник этакий!

— Жак выглядит неплохо, хотя и худоват. Его хозяин наверняка получше питается — он слугой у какого-то адвоката. С Гийомом тоже поговорил. Он все-таки хоть как-то о мальчишке заботится, без этого твоему Жаку совсем плохо пришлось бы. Налей-ка мне этого их чая. Гадость такая, и как его англичане только пьют! Но все-таки горячий.

— Они с нами?

— Месье Трудель — нет. Он там с женой и тремя своими детьми, куда с ними, малышней? Родственников он разыскивает по объявлениям, хотя и сам говорит, что надежды мало. Во всяком случае, в Акадии у него никого не осталось и возвращаться некуда. Жак — другое дело. Он ждет только сигнала от нас.

Даниэль прикусила губу:

— Ты говоришь с малышней нельзя. А как же Венсан?

Андре перестал жевать. Даниэль опустилась на скамью напротив него.

— Я не могу его бросить. Если я найду маму или Пьера, с какими же глазами я им скажу, что оставила его среди врагов?..

Андре заговорил с длинными паузами, как бы размышляя на ходу:

— Здесь его наверняка усыновят, будет жить в богатстве и роскоши… Дорога в Акадию длинная… Да он к тому же здорово испортился: на тебя плюет, французский забывает…

Она сверкнула яростным взглядом:

— Он сын Пьера! Он наш!

Если Андре не захочет брать Венсана, она тоже останется. Наверное, он прочел это в ее глазах, потому что, вздохнув, пожал плечами:

— Только не говори ему прежде времени. Он все разболтает!

Из глаз у нее хлынули радостные слезы. Ну вот, вроде все и устроилось.

— Марта, о чем ты тут мечтаешь? Со стола надо убирать, а она расселась как госпожа! — в проеме двери возник силуэт миссис Монро.

Даниэль вскочила.

— Извините, мэм!

Как ей хотелось высказать все: и что она думает о своей хозяйке, и что она не Марта, а скоро не будет и служанкой. Но сдержалась. Не время.

Венсан только-только вылезал из-за стола, изящно обтирая личико белоснежной салфеткой. Мама говорила, что он вылитый Пьер, когда тот был маленький. Даниэль почувствовала такой прилив нежности к этому малышу, который, увы, уже стал отдаляться от нее! С этим чувством она провела остаток дня, с ним и уснула.

Проснулась она оттого, что кто-то положил ей ладонь на рот. Знакомый и уже любимый голос произнес:

— Тсс! Только без шума! Мы смываемся!

— Сейчас? Сегодня? Ты же говорил — весной, когда идти будет не холодно…

— Все изменилось. Нам не надо будет идти, по крайности, поначалу.

Она все еще спросонья с трудом его понимала.

— Я прихватил из кассы господина Монро приличную сумму и сунул морячку одному — он нас берет с собой. Корабль отойдет, как только вода подымется.

— А Жак?

— Он будет на месте ждать нас, если на стражу не напорется.

Больше ее не надо было убеждать. Она на ощупь оделась — в самое теплое платье, которое ей досталось от миссис Монро, зажгла свечу от камина и направилась к спальне Венсана.

Он разметался в своей постельке, кудрявенький, розовощекий, как ангелочек. Сердце Даниэль сжалось. Если их поймают, неужели и его не пощадят? Да нет, конечно, нет. Четырехлетний малыш — он же не мог замыслить побег. Это им двоим и Жаку предстоит в таком случае публичная порка, а то и повесят, кто знает? Но ради свободы можно пойти на любой риск.