— Ты надолго, Франсуа? Я подумала, если ты не занят… — она замялась, но он внимательно ее слушал. — Я себя уже лучше чувствую, и мне, наверное, уже гулять надо. Каждый день. Если бы ты мог пойти со мной… А то вдруг упаду…

У Одетты при первых же ее словах испортилось настроение, но Франсуа одобрительно улыбнулся. "Как-то уж слишком по-братски", — с некоторой досадой подумала Селест.

— Конечно. А почему тебе с нами на мельницу не сходить? Это не очень далеко, и спешить некуда, верно, мадам? Можем помедленнее пойти, с остановками.

Миленькое личико Одетты сразу сделалось злым и неприятным.

— Вы еще очень слабы, мадемуазель. В вашем состоянии не стоит выходить на мороз.

Тут на помощь подружке пришла Солей:

— Думаю, такая прогулка ей не повредит. Дома все время сидеть, без воздуха — так никогда не вылечишься. Обязательно иди, Селест! Я присмотрю за печкой, — она набросила на подругу шаль. — Вот возьми, так теплее будет.

Теперь и Франсуа вмешался:

— Пойдем с нами, Солей. Тебе тоже надо размяться. Да и потеплее сегодня уже.

Так и отправились вчетвером. Одетта и здесь пыталась давать указания.

— Ой, вы такая бледненькая, мамзель Селест! — проворковала она. — По-моему, с вас на сегодня хватит. Вот пенечек, посидите, а на обратном пути захватим вас.

Селест и вправду очень устала без привычки, и тут Солей пришла гениальная идея.

— Франсуа, возьми-ка ее лучше под руку, а я потащу мясо.

Франсуа нерешительно подвигал плечом:

— Мешок-то тяжелый!

— Ну все-таки полегче, чем Селест! Дай-ка сюда!

Действительно, ноша была тяжелая, но Солей ее не чувствовала: так забавно было смотреть, как Одетта то забегает вперед, то пропускает перед собой Франсуа с Селест, но ей никак не удается оказаться с ним рядом: тропинка-то в снегу узкая!

Ободренная этим успехом, Селест даже несколько раз делала вид, что ей скользко, так что Франсуа приобнял ее, чтобы не упала. В обратный путь они отправились так же. Франсуа не отпускал Селест ни на шаг от себя.

— Ну видите, мамзель Селест, как вы устали, я же вам говорила! — брюзгливо обратилась к ней хозяйка, когда они уже отряхивали снег с обуви, чтобы войти в дом. — Завтра никаких прогулок, лежать, лежать!

Но на следующий день Селест опять пошла погулять — и опять в сопровождении Франсуа, а Одетта с Солей остались дома. Солей была вовсе не против, чего никак нельзя было сказать о мадам Кормье. И в ближайшую ночь молодая вдовушка решила перейти в генеральное наступление.

Для Селест вся эта история началась с того, что она проснулась. Снова захолодало, и огонь в печке почти совсем погас. Сквозь полуприкрытые ресницы она увидела, как Франсуа встал, тихонько, чтобы никого не разбудить, подошел к печке, подбросил дров. "Сейчас опять будет тепло", — сонно подумала Селест и хотела было уже шепнуть ему слова благодарности, но они замерли у нее на устах.

В проеме двери, ведущей в спальню, появилась фигура хозяйки. Она стояла там в одном пеньюаре, с полуобнаженной грудью.

— Месье Франсуа! — поманила она его пальчиком.

— А он, как баран, представляешь, и пошел! — позднее рассказывала Селест подружке.

— Ах, так вы уже положили дрова? Спасибо, месье! Такая холодная ночь! В такую особенно ощущаешь свою утрату. Плохо женщине без мужа, знаете ли…

После чего предприимчивая вдова положила ему руки на плечи, прижалась к нему всем телом и…

И тут Селест внезапно вскрикнула, как будто увидела кошмарный сон, взмахнула рукой, словно отгоняя что-то — и аккуратно сунула угол одеяла в печь. Секунда — и она уже стоит на коленях и кричит что есть мочи:

— Ой, помогите! Франсуа, Солей, мое одеяло горит!

Солей вскочила как ошпаренная, Франсуа бросился к печке, затушил одеяло. Запах жженой шерсти заполнил комнату.

Франсуа опустился на колени рядом с виновницей происшествия:

— С тобой все в порядке? Не обожглась?

— Вот искорка попала, здесь! — она протянула ему руку с следом от ее зубов; ничего, сойдет за ожог. — Наверное, снегу надо приложить…

Он бросился из дома, принес целую льдинку, взял Селест за руку, приложил.

— Ну вот так. Теперь лучше?

— Да. Спасибо, Франсуа, — она извиняющимся голосом обратилась к окаменевшей хозяйке. — Ой, я вас разбудила, мадам! И тебя, Солей! Мне кошмар приснился, смотрю — а я уже прямо чуть не в печке. Сгореть бы так могла во сне!

— Ну ничего, ничего. Ты сейчас сможешь заснуть опять? Может, еще снега принести?

— Да нет, нет, — храбро заявила Селест. — Ожог-то маленький. Ложитесь все. Надеюсь, не потревожу вас больше…

— Спокойной ночи! — коротко бросила. Одетта и исчезла за занавеской. Улыбаясь про себя, Селест опять завернулась в свое обгоревшее одеяло. Сражение выиграно. Но последнее ли?

Солей проснулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как ее подруга, тщательно прицелившись, засовывает одеяло в печку. Зачем? Ну, завтра расскажет. Ребенок опять задвигался, и Солей, свернувшись клубочком, мирно заснула.

Плохие новости всегда идут впереди хороших. Однако известие о беде, постигшей жителей Акадии, дошло до острова Сен-Жан через много-много недель, когда уже зима прочно вступила в свои права. Сирам эту печальную новость принес их сосед — Шарль Трудель, брат Гийома. Вид у него был такой, что Мадлен подумала: что-то случилось с его женой Мари, которая только что родила третьего. Или с ребенком что? Недавно она к ней заходила, вроде та неплохо себя чувствовала…

Шарль плакал и не стеснялся слез, которые текли по его щекам и терялись в густой бороде.

— Что случилось, дружище? Проходи, проходи!

Оба сына Мадлен и Луи сидели, раскрыв рты, как галчата, но ложка, с которой их кормила Мадлен, замерла в воздухе, они так и не дождались очередной порции.

— Мари? — прошептала она.

Шарль отрицательно покачал головой. Чай из хвои, который ему предложил Луи, был, конечно, не совсем то. Коньяк подошел бы больше. Но его не было, как и много другого в этой наспех сколоченной, бедной хижине.

— Всех… всех в Гран-Пре… посадили на суда и отправили невесть куда. И в Бобассене то же, и в Пизике, и в Аннаполисе…

— Отправили? Куда?

— Никто точно не знает, В колонии ихние, а некоторых даже прямо в Англию, так говорят. Мало того, все семьи разделили: родителей в одно место, детей в другое, братьев и сестер тоже в разные места… так что нам их больше никогда не увидеть!

Луи и Мадлен, не сговариваясь, придвинулись друг к другу — вместе как-то легче…

— Что, и папу с мамой? И братьев? И Эмиля с Барби? — вскрикнула Мадлен.

Луи облизал разом пересохшие губы.

— Ну, некоторые, наверное, все-таки сбежали. Не могли же они их, как стадо овец…

Шарль возразил:

— Может, кому и удалось в лес уйти. Но зимой сколько там продержишься? Если бы Гийом уцелел, он был уже здесь был… — его голос дрогнул и сорвался.

Младший, так и не дождавшись еды, заплакал. Мадлен подхватила его, начала укачивать — мысли ее были далеко.

— Не надо было их одних оставлять! — едва слышно произнесла она. — Были бы мы там, помогли бы…

Луи покачал головой:

— Чем? Как? В чем я виноват, так это в том, что не смог убедить отца с нами двигаться. Хотя вообще-то, не сюда надо было бы… Черт, я и не думал, что тут так с охотой плохо, да и с дровишками тоже…

"А с чем тут хорошо?" — горько подумала Мадлен. Разве можно сравнить их жизнь здесь с тем, как дома жили!

Шарль громко высморкался.

— Было бы неплохо, если бы нас не так много было. А будет, видать, еще больше. Все бегут. Даже микмаки — и те на запад дернули.

— Вот куда бы нам надо было! Реми ведь говорил! — вздохнул Луи.

"Неужели он опять решил с места сниматься?" — с тревогой подумала Мадлен. Она похудела, подурнела. За день она так уставала, что вечером валилась как подкошенная. Да и поболтать, развлечься было не с кем: Шарль и Мари на своей заимке, туда каждый день не сходишь…