У меня не оказалось времени для посещения второго города Армянской ССР Ленинакана, а также Кировакана, бывшего Караклиса. На кироваканском вокзале я невольно вспомнил детей, умиравших посреди улиц, и моё упоение лопатой и киркой, когда началось переустройство Армении под звуки «Интернационала». Вспомнил трагическую братоубийственную войну, марширующие по улицам отряды Одиннадцатой Красной Армии, вспомнил своего однокашника Вазгена Шушаняна, который сосредоточенно бормотал свои стихи, в то время как я, бегая взад-вперёд по рынку, продавал семечки, вспомнил, как я переписывал на русском и армянском документы и подписывал свидетельства о рождении, смерти, бракосочетании в Комиссариате внутренних дел. Хотя бы один день мне следовало провести в Кировакане, который, как мне сказали, теперь стал важным промышленным центром, очень красивым городом с большими химическими заводами.

Санаин. Другие воспоминания. Не оставалось времени, чтобы увидеть Узунлар. Уже темнело, а поезд выбрался из Еревана в полдень. В конце концов, Армения не так уж и мала. Алаверди. В тёмных ущельях поблёскивали рудоплавильные домны, большая ночная горячка. Мне не хотелось, чтобы моё путешествие по Армении завершилось на этом, и решил при первом же удобном случае вернуться и увидеть всю страну — от Мегри до Лори, со сверкающими огнями заводов, когда каждая вспышка отражалась в моём сердце. Иногда в поле зрения попадали фигуры работающих в рудниках и плавильнях людей. Это — наши новые герои.

Армения, страна камней…

Но, дамы и господа, я хотел бы сказать миру:

Армения построила свою государственность на этих скалах, и радости жизни здесь представляются более сладкими, когда мы вспоминаем наше горькое прошлое. Эти скалы сверкают в лучах армянской мечты, и повсюду — это мечта всех людей. Разрозненные, разбросанные по всему миру, мы остаёмся одной нацией, и не имеет значения, где живут некоторые из нас, и на каком языке мы говорим, эта земля зовёт, влечёт, притягивает нас, и сегодня Мать-Армения — не печальная женщина, сидящая на руинах, а гигантская социалистическая кузница. Повсюду электропровода. Это уже не Азия, это — Европа. Тот армянин, который теряет национальное самосознание, перестаёт быть человеком, как бы он ни говорил: я не хочу помнить, я теперь американец, француз, англичанин… Я жалею его, даже если он преуспевает в своём деле.

Спюрк — армянская диаспора — вбирает в себя треть нации: переживших геноцид и их потомков. Мы потеряли два миллиона людей в первой мировой войне и из-за неё. Теперь армянской диаспоре угрожает «белый геноцид» — полная ассимиляция в различных чужеземных и чужеродных культурах. Спюрк постепенно тает. Спюрк располагает великими дарованиями, огромным запасом человеческих сил, который растрачивается втуне. В Спюрке многие армяне ведут героический образ жизни. Мы — армяне сложной закваски и ведём борьбу во имя того, чтобы остаться армянами хотя бы по духу. Дамы и господа, я хотел бы сказать миру: я принёс вам весть — мы не являемся исчезающей нацией. Мы будем жить. Армения будет жить вечно.

Память армянина — сокровищница и хранительница армянской мечты — бескомпромиссной, нескончаемой борьбы во имя свободы, причём свободы, должен сказать вам, не только для нас, а для всех людей. Армения всё ещё держит в руке сасунский меч, а сасунский меч разит во имя всего человечества. И мы будем жить, но будем жить не в колониях. И мы знаем — эта борьба, которую мы ведём в Соединённых Штатах, Южной Америке, на Среднем Востоке, во Франции, Англии, Греции и повсюду во имя сохранения нашей самобытной культуры, эта борьба со всеми своими обязательствами — закончится для нас поражением, но эта борьба является своеобразной победой и придаёт нашей жизни творческий Стимул, придаёт ей глубину и многообразие.

Мы — интернациональный народ. Говорим на многих языках. И по сложившейся многовековой традиции мы являемся связующим звеном между Европой и Азией, между Западом и Востоком, между Севером и Югом. Армянин — это человек классического окошка истории. В его душе издревле гнездится раздвоенность, напряжённость, породившая очень много прекрасных вещей. Эта внутренняя напряжённость имеет свою положительную сторону и превращает армянина в творческую личность и прирождённого поэта, в своего рода прирождённого художника. Благодаря этой внутренней напряжённости армянин подвижен, осмотрителен; без неё он стал бы вариться в собственном соку, закоснел бы. Спюрк, в конце концов, обречён, и, по-моему, единственной панацеей является репатриация. У Спюрка есть своя динамика, и в изгнанничестве есть и страдание, и величие.

В то время как жизнерадостный свисток поезда отзывался в лорийских горах, я хотел бы сказать: дамы и господа, в век могущественных государств и сверхдержав мир нуждается в своих маленьких нациях. Армяне умеют помнить, и поэтому мир, в особенности, маленькие, слабые нации, будут застрахованы от геноцида. То, что случилось с нами, не случится с другими. Эти преступления не должны повториться — никогда и нигде. «Помните нас!..» Было время, когда не было этого вопля. В те дни резни невинных, беспомощных людей то и дело говорилось, что младотурки (как объявляли в Трапезунде Энвер-паша и другие турецкие руководители, в то время как мы, школьники, помахивали маленькими турецкими флажками) прогонят русских из Кавказа и Центральной Азии и утвердят свою новую, великую Османскую империю, которая протянется от Эдрине до самых границ Индии. Для этого необходимо было стереть с лица земли армян и проложить дорогу турецким войскам. За этим первым этапом османской экспансии последовало вторжение в Восточную Армению в 1917–1918 и 1920 годах.

Многое можно сказать в утешение маленьким нациям. Армения мала только по территории и населению. Самый древний театр в СССР имеет Армения, и, следовательно, ей принадлежит и самое древнее искусство переписывания древних рукописей. Маленькие нации — это бриллианты в короне человечества. Самые ценные дары иногда поступают к нам в виде самых маленьких посылок. Я не знаю какой-либо другой маленькой нации, которая до сих пор играла бы ту своеобразную роль, которую играют армяне, конечно, в скромных размерах, связывая друг с другом обширные территории планеты. К примеру, на свете есть более трёхсот тысяч американских армян и столько же сирийских и ливанских. Армянин, проживающий за рубежом, может быть таким же страстным и ревностным патриотом, как и любой армянин, проживающий в Армении. Хотя я и пишу это предисловие к армянскому переводу романа «К вам обращаюсь, дамы и господа» на английском языке, что само по себе показывает беспредельность армянской трагедии, и роман этот будет переведён в Ереване на армянский язык, потому что даже я, армянский писатель, лучше изъясняюсь на другом языке, который не является для меня родным, и сейчас являюсь американским писателем, но сердцем я остаюсь тем самым мальчуганом, которым был на магистрали смерти Джевизлика, тем самым мальчуганом, который услышал слова «Помните нас!..» — и не может их забыть. Знаю, что я соединяю в себе Америку и Армению, и в армянской диаспоре есть сотни тысяч таких, как я.

Следовательно, мы, армяне, соединяем людей, а не разъединяем их, и своей многовековой исторической традицией, происхождением, своим языком, вероисповеданием, культурным и национальным обличьем принадлежим как Востоку, так и Западу. Мы должны продолжать делать всё лучшее, всё, что в наших силах, — чтобы стала прочнее наша сопричастность миру, наша связь с ним. Вот наша особая миссия, наше назначение как нации. И эта армянская связь, сопричастность со всей очевидностью возрастёт, когда ещё более окрепнет Армянская ССР, потому что она является опорой, оплотом нашей деятельности, и без неё мы пропадём. Тайной нашего существования, нашей живучести и решимости отчасти являются печали и горести, пульсирующие в нашей груди. Мы должны стать поддержкой справедливости и выкорчевать, искоренить несправедливость. За окном поезда, из огнедышащих плавилен меди я слышал удары молота: это были удары армянской решимости. Дамы и господа, — сказал я, — это удары сердца, это барабанный бой стремящейся вперёд Армении.