- Эй, ты как там? – я почувствовала, как кто-то нежно взял мою ладонь в свою руку.

Я обернулась и увидела лицо Вадима. Он обеспокоено нависал надо мной, привычно склонив голову немного набок. Несмотря на иссиня-черные волосы и все эти кольца, проходящие сквозь его кожу, он казался мне таким безобидным и простым.

- Я в порядке, спасибо, - мои пальцы крепче сжали его руку, и я непроизвольно уронила свое лицо на плечо парня, - правда, в порядке.

- Эти люди… они как-то связаны с твоей грустной историей? – спросил он, нежно гладя рукой мои светлые волосы, в то время как толпа начала медленно двигаться вперед.

- Да, они знают ее имя.

- Все будет хорошо, - я подняла на него свое лицо, и передо мной открылась искренняя улыбка друга.

«Все будет хорошо» - как давно мне никто не говорил этих слов. Все больше любят обещать нечто плохое, говорить, мол, чем дальше, тем хуже. А эти простые три слова… Людям будто жалко произнести их вслух. Будто мир от этого треснет пополам. А ведь так не хватает этого, так не хватает этого чувства, когда кто-то держит тебя за руку и говорит, что все будет хорошо.

- Спасибо, Вадим. А Ася где? Почему ты не с ней? – я слегка отстранилась от друга и огляделась по сторонам в поисках миловидной девушки в синем пальто.

- Не знаю, но я пока с тобой хочу побыть, - Вадим неловко закатил глаза, и мы вместе двинулись в сторону тех людей, что так же стремились сделать несколько снимков. Что так же куда-то спешили.

***

Вернувшись днем домой, я тут же упала на кровать и сама не заметила, как провалилась в сон.

Было холодно, очень холодно. Я стояла на темной вечерней улице, где не было ни машин, ни огней, ни людей. Лишь только где-то вдалеке виднелся тускловатый свет уличного фонаря и высокий силуэт под ним.

Я побежала. Но это заняло у меня много времени, я бежала, бежала, бежала, выбиваясь из последних сил и спотыкаясь о собственные ноги. Казалось, будто мне для этого потребовалось несколько дней.

И вот когда огонек был уже на расстоянии вытянутой руки, я смогла разглядеть лицо незнакомца, который оказался далеко не незнакомцем мне. Густые черные волосы, белая рубашка, брюки и ничего не отражающее лицо. Он стоял, прислонившись к фонарному столбу, и курил. Курил, выпуская из легких тяжелые клубни дыма.

- Жак, - тихонечко позвала его я.

Он обернул на меня свое лицо, но я его не узнала. Оно было холоднее прежнего. Равнодушное и скучающее лицо. Он смотрел в мои глаза, продолжая курить. Одну минуту, две минуты, три…

- Жак, это я, - мой голос был очень слабым, хрипловатым и почти неслышным.

- А, это ты, - а вот его голос был невыносимо громким, ужасно громким, как тысячи спадающих на землю осколков, - я не люблю тебя.

Я почувствовала, как начинаю проваливаться под землю, его слова становились все громче. «Я не люблю тебя» - еще тысяча здоровенных шумных льдин, спадающих на мои уши. «Я не люблю тебя» - и вновь, и вновь, и вновь.

Я резко поднялась с кровати, чувствуя, как тяжело вздымается от страха грудь. Я была в своей комнате, заботливо накрытая одеялом. «Наверное, мама заходила». В комнате уже было темно, на город опустился вечер.

«Я не люблю тебя» - слова из сна в первые секунды казались реальными. Это был его голос, его лицо, его фигура. Это был он. Нет на земле хуже кошмара, чем слышать такое из уст любимого человека… пусть и во сне.

Но, несмотря на то, каким бы мерзким не был этот сон, я бы согласилась пересматривать его вновь и вновь, лишь бы, как и прежде, так близко видеть его лицо.

Часто я ловлю себя также на том, что высматриваю

её лицо в уличной толпе; я знаю, невозможно встретить

её здесь, но удержаться не могу, это сильнее меня.

Вишневский, “Повторение судьбы”

Дни пролетали один за другим. Становилось невыносимо скучно жить. Дом, где меня никто не слушал, школа, где я была безмолвной тенью, курсы, где все напоминало о «ком-то», и снова дом. Я, признаться, в те февральские дни окончательно забыла, как надо жить. Вокруг было очень тихо, сердце привыкло биться размеренно, едва слышно, руки уже не хватались в порыве за кого-то, и губы стали просто губами.

- Ты куда сегодня после курсов? – Вадим обернулся ко мне.

Мы с некоторых пор стали сидеть за самой последней партой, на самом последнем ряду. Так у моего друга было больше возможностей перемолвиться словом с этой тихой девочкой. Ася, по-прежнему, большую часть времени была от нас закрыта, но бывало… буквально на одну долю секунды, я могла заметить в ее лице что-то такое, что-то особенное и очень теплое, что-то яркое и попросту незабываемое. Вероятно, в ней это когда-то увидел и Вадим, теперь вот мучается.

- Я должна буду зайти к подруге, - ответила я, набирая Лине сообщение.

- Подруга из школы? – спросил Вадим, развернувшись ко мне в пол-оборота. Большая часть его тела была обращена по-прежнему к Асе.

- Да, то есть… Уже нет, она перевелась в другую школу недавно.

- Так ты в школе учишься? – Ася выглянула из-за широких плеч Вадима и тепло улыбнулась мне. Краем глаза я заметила, как в ту же секунду смутился Вадим, чувствуя девушку у себя прямо за спиной.

- Да, дурацкий десятый класс, - я показательно закатила глаза вслед своим словам, - а ты? Тебе ведь семнадцать?

- Я? Честно говоря, я ее уже закончила.

- Когда ты успела? – мои глаза невольно округлились. Эта маленькая девочка, что была ненамного старше меня, каким-то образом уже успела получить среднее образование.

- Я закончила два года за три месяца, - Ася счастливо улыбнулась.

- Такое возможно? То есть, как ты успела?

- Да, это не так уж сложно на самом деле. Просто перевелась в вечернюю школу и, немного постаравшись, получила аттестат.

- Софи, представляешь? Ася тоже в этот год ничем не занималась, оставила его свободным. Прям как я! – Вадим радостно жестикулировал своим словам, довольный тем, что они хотя бы в чем-то схожи.

- Вадим, это уже второй твой свободный год, - выгнув бровь, напомнила я.

- Я искал себя.

- Я тоже в какой-то мере искала себя, - тихонько сказала Ася. - Это ведь очень важно, себя в этой жизни найти. Мы все следуем по цепочке школа-университет-работа, а ведь никто даже и не задумывался, что есть другой путь. Что он, быть может, ведет к лучшей жизни, нежели дорога, привитая нам с ранних лет.

Вадим ошарашено обернулся в сторону девушки, но, как и я, не нашел нужных слов. Мы так редко слышали ее собственные мысли, что теперь даже и не знали, как на них реагировать. Она, быть может, поэтому всегда молчала… Потому что люди не понимают ее мысли, а если и понимают, то словами выразить не могут. Сейчас уже, вспоминая ее, я могу сказать, что она всегда очень точно говорила о том, что ее тревожило и беспокоило.

Все оставшиеся два часа преподаватели вели у нас «Просмотр». Я с ужасом слушала, как грозно отзывался один пожилой фотограф, который обыкновенно вел у нас практические занятия, обо всех работах Вадима. «Слишком много людей и слишком мало мира вокруг» - да, была такая у него привычка, нравились ему выражения лиц окружающей его толпы.

Что же говорили о моих работах? Несколько учителей подолгу передавали друг-другу мои снимки, чесали бороды и подбородки, сконфуженно приподнимали брови, а потом заявляли мне, что с технической точки зрения все не так плохо, даже хорошо для новичка, но сами фото… Сами фото были никакими. «Пустые, серые».

***

Мама Лины выглядела уже чуть лучше, она позволила мне пройти в квартиру, и я, недолго думая, направилась в сторону комнаты Лины. Дверь была приоткрыта, и я увидела то, чего совсем не ожидала. Хрупкая девушка была в объятиях своего учителя. Они сидели на кровати, и, ничего не говоря, прижимались друг к другу. Я попятилась назад, в сердце неприятно кольнуло, будто я уже видела что-то такое, будто и со мной это происходило.