— После выхода картины на экраны французский журнал «Эль» признал этот фильм лучшим фильмом года. Чем объясняется такой успех?

— «Монолог» — один из моих любимых фильмов. Это талантливый фильм, ибо он создан талантливым режиссером, там играют удивительные по своему дарованию актеры М. Глузский, С. Любшин. Но дело даже не в этом, а в той атмосфере лирической задушевности, когда «грусть сплетается с любовью», когда так хочется и так нужно понимать друг друга с полуслова, с полувзгляда. Вот это щемящее чувство полноты жизни, ее многогранности и в то же время беззащитности человека перед высшими критериями любви, смерти — понятно на всех континентах, «тем более, что жизнь короткая такая…»

— Вы сказали, что фильм «Монолог» — один из любимых, а фильм «Зеркало»?

— Я уже говорила, что мне удивительно везет на встречи и работу с интереснейшими людьми. Таким я считаю и Андрея Тарковского, режиссера, у которого я снялась в фильме «Зеркало».

Это противоречивый фильм, и о нем написано достаточно. Хотелось бы сказать о работе с самим Тарковским. У него все актеры играют замечательно, ибо делать что-то вполсилы, не выкладываясь до конца, просто невозможно. Всей кожей, без лишних слов ощущаешь именно то, что нужно сделать в данный момент, и вкладываешь в этот фрагментик маленький кусочек самого себя. С Андреем Арсентьевичем и в работе над фильмами, и в театре я все время ощущала какое-то легкое головокружение, потому что понимала, что это и есть искусство в самом высоком смысле этого слова.

К сожалению, за двадцать пять лет работы в кино этот режиссер поставил всего пять фильмов и дальнейшая его работа в кинематографе, наверное, приостановится, из чего следует, что в ближайшем будущем я не смогу сниматься в его картинах.

Сейчас Андрей Арсентьевич в Италии снимает фильм о русских писателях (в главной роли — О. Янковский). Я знаю, что у него были замыслы экранизировать Достоевского, Чехова, Булгакова, но со смертью Анатолия Солоницына все остановилось.

Словно какая-то безжалостная рука вырывает из наших рядов лучших из лучших: В. Высоцкий, О. Даль, А. Солоницин. А ведь это не просто коллеги, это друзья, с которыми работал, делился горем и радостью, и с каждым из них уходит частица и твоей жизни.

Я до сих пор помню, как мы с А. Солонициным в спектакле «Гамлет» страстно желали все сделать абсолютно так, как хотел это видеть Тарковский. Но все время что-то мешало, да и я, мечтавшая всю жизнь сыграть Офелию, играла Гертруду… И вот в Ереване, на гастролях театра, когда окончательно стало ясно, что не прилетит исполнительница роли Офелии И. Чурикова, я за две ночи выучила текст роли, и мы единственный раз с Солонициным сделали все, о чем говорил наш режиссер. Я не могу вам передать, что творилось в зале. И когда я снова приехала в Ереван несколько лет спустя, то меня находили зрители, которые видели тот спектакль, и говорили: «А мы помним, как вы играли Офелию с открытыми глазами в сцене ее похорон».

Если уж зрители помнят, то о себе просто говорить не приходится. Радость работы и общения с такими людьми сохраняешь навсегда.

— Помимо серьезных ролей Вы играли и в мюзиклах, и в приключенческих фильмах.

— Да, в общей сложности я снялась в двадцати фильмах. И для меня все они неповторимы. Массу удовольствия и трудностей пришлось испытать во время съемок фильма «Три мушкетера», а в «Синей птице» я воплощалась в Молоко. Незабываем для меня фильм «Четвертый». Сам по себе он, по-моему, не представляет особого интереса, но моим партнером на съемочной площадке был Владимир Высоцкий… Обожаю классику, поэтому с таким наслаждением играла роль Дианы в фильме А. Фрида «Собака на сене».

— А каковы планы на будущее?

Сейчас на студии «Молдова-фильм» выходит новая кинолента «Давай поженимся», где я играю одну из главных ролей. А еще через некоторое время зрители смогут познакомиться с моей новой работой в фильме «Все могло быть иначе». Кроме того, зимой у меня будет много волнений и творческих, и родительских. Дело в том, что на экраны выйдет фильм под условными пока названиями «Девочка, где ты живешь?» или «Радуга зимою», где главную роль играет моя пятнадцатилетняя дочь. Я всячески противилась ее работе в кино, всеми силами запрещала сниматься, но, видно, от нелегкой актерской судьбы не уйти и моей дочери. Мы повторяемся и продолжаемся в своих детях, в этом, наверное, высший смысл жизни.

— Что бы Вы пожелали трудящимся нашего объединения?

— Пользуясь случаем, я поздравляю весь коллектив прославленного ленинградского предприятия с большими трудовыми победами и желаю всем его труженикам успехов, здоровья, радости творчества.

Хочется пожелать и нашей гостье, замечательной актрисе театра и кино, заслуженной артистке РСФСР Маргарите Борисовне Тереховой больших творческих удач, продолжения звездного часа ее «ученичества» — радости встречи и общения с выдающимися мастерами искусства.

Беседу вела Е. Данилевич,

фото В. Дейденко

12 мая 1983

«Le Monde», 12 мая 1983 года (перевод с франц. Валерия Босенко):

XXXVI Международный кинофестиваль в Канне

Интервью с Андреем Тарковским о его фильме «Ностальгия»

Новый фильм Андрея Тарковского «Ностальгия» с самого начала окружала атмосфера тайны. Никто не мог посмотреть его до показа в Канне 16 мая. Эрве Губер все же встретился с Тарковским в Риме, где тот теперь живет и где снял свой последний фильм.

— В Париже мне говорили: Андрей Тарковский отдает предпочтение французскому переводчику с итальянского, нежели французскому с русского, ибо подозревает, что все русские переводчики работают на КГБ…

— Глупости, — отвечает Андрей Тарковский, обращаясь к переводчице, которая добавляет: «У меня итальянское гражданство, а в 1969 году я бежала из Польши».

— Так о чем «Ностальгия»?

— Всего несколько дней отделяют нас от показа в Канне. Я еще ничего не говорил о фильме и не хочу забегать вперед. Могу, однако, упомянуть несколько конкретных деталей, которые могли бы подготовить зрителя, но не представляют фильм как таковой. Его еще сам режиссер до конца не видел.

— Тем не менее Вы знаете, что Вы хотели в него вложить?

— В двух словах, я хотел рассказать, что такое «ностальгия», ведь это слово я понимаю в том смысле, в каком оно употребляется по-русски, — это смертельная болезнь. Я хотел показать типично русские, по Достоевскому, психологические ее черты. Слово это по-русски трудно для перевода. Это может быть сострадание, но только сильнее по смыслу, это страстное отождествление себя с другим страдающим человеком.

— С кем именно?

— В принципе речь идет о любом человеке, о взаимоотношениях меж людьми, но, разумеется, чувство сострадания становится тем сильнее, чем ближе тебе человек.

— Но кто страдает в Вашем фильме и отчего?

— У меня три героя: русский путешественник, поэт, его переводчица и один итальянец, которого они встречают в итальянской провинции. Фильм говорит о сострадании, которое русский испытывает к итальянцу.

— Выходит, итальянец страдает больше, чем русский?

— Я думаю, да. Но я не хотел бы вдаваться в подробности, это значило бы внедряться в сюжет фильма, пусть этим займутся зрители. Впрочем, сюжет для меня особой роли не играет, ибо фильм на нем не основывается, он выткан из другой материи. Впервые в моей практике я ощутил, насколько фильм сам по себе может быть выражением психологических состояний автора. Главный герой воплощает собой роль alter ego автора.

— Как Вам удалось отойти от сюжета и приблизиться к самому себе?

— Это вышло не намеренно. Все произошло во время съемок, но сознательно я к этому не стремился.

Такому отождествлению способствовали актеры?

— Не стоит недооценивать значимость актеров в фильме, но я не думаю, что здесь вершилась их воля. Произошло как бы совпадение: то, что я намеревался сказать, внезапно стало совпадать с моим душевным состоянием, которое я испытывал во время моего пребывания в Италии. Было бы весьма непросто распознать, из чего складывалась общая ситуация.