Потом отправились к Славе Ростроповичу (он оказался в Вашингтоне, куда я звонил из Нью-Йорка. Не застал его, но он, узнав о моем звонке, перезвонил сам). Он ужасно милый, правда, страшный матерщинник. Манера разговора — совершенно Коля Сидельников! Теперь понятно, в кого наш Коля. Очень близко к сердцу принял нашу проблему. Обещал помочь. Он считает, что если мы попросим политического убежища в Америке, то Андрюшка и Анна Семеновна будут здесь очень скоро. Нет, кажется, напутал: это Том Лади и Билл Пенс говорили об этом, когда узнали о наших проблемах. Я оставил свою «краткую биографию» для Славы: он хочет поговорить обо мне. Он, по-моему, подыскивает мне что-то вроде работы. (Хотя я не совсем понимаю, зачем она мне сейчас, когда я начинаю фильм.) Для того, кажется, чтобы оказаться нужным Америке. Что-то неловкое, с моей точки зрения. В общем, Слава нас обнадежил. Затем мы вернулись в Нью-Йорк, а затем и в Италию.

Дома в Сан Грегорио тянется волынка с ремонтом дома. Разрешения, заявления, проекты…

Перед поездкой в Лондон виделся в Риме с Сизовым, который заехал в Рим с фестиваля в Венеции, где был главой советской делегации. Оттуда-то у них и убежал журналист-кагэбэшник Олег Битов (брат Андрея-писателя). Сизов сказал, что мне надо возвращаться в Москву, так как, «говоря неофициально» (?), есть «решение» дать мне положительный ответ на мое письмо, а для того, чтобы все урегулировать, мне надо быть в Москве. Я ответил, что в Москву не поеду. Сизов был с Нарымовым. Кстати, Сизов сказал (на мой вопрос), что в своем письме я во всем не прав. Т. е. это значит, что он выполнял поручение начальства, и не хочет иметь по этому поводу никакого частного мнения. Тем более, что он был с Нарымовым.

Таким образом, написано: письмо Ермашу, письмо Шауре и письмо Андропову (послано дважды, т. к. в посольстве начали говорить, что не знают, где мое письмо, адресованное Андропову). Расстались прохладно, а Франко встретил их у выхода из Чак-студии и говорит, что Сизов был ужасно мрачен, а Нарымов злобно кричал и размахивал руками.

Оформлял визу в Лондон. Тули добился того, что мне дали отдельную на специальной странице, с фотографией и приложение к паспорту. Перед отъездом случилась страшная вещь — я потерял записную книжку с паспортами моим и Лариным, визами, soggiorno, деньгами — короче говоря, со всем! И она нашлась!(?). Перед этим я позвонил Анжеле и она сказала, что все найдется. Это действительно чудо! Анжела сказала, что это произошло специально для того, чтобы утвердить меня в вере, отбросить сомнения.

Андрей, Лариса и Кшиштоф Занусси на кинофестивале в Теллурайде, США

В Англии мы были около двух месяцев. Месяц я репетировал. С Аббадо мы работали очень легко и расстались друзьями. Труппа была очень хорошая. И персонажи соотнеслись с актерами удачным образом. Зав. постановкой Джеффри — работал изумительно. Стивен, ассистент, был очень хорош. Хуже было с Двигубским. Он истратил много денег зря и не смог сделать главного. Мне обещал доделать в спектакле то, что еще не было доделано, а театральным работникам говорил о том, что работа окончена. Когда летом (еще до Америки) я был в Лондоне, чтобы разработать макет, вернее, выглядело это поначалу как сдача Двигубским макета, разработанного нами в Риме. Но пришлось макет изобретать заново, все переделывать. Затем теперь, когда я впервые увидел декорацию, уже на сцене выяснилось:

1. Нельзя использовать так называемую циклораму, так как на ней сосредоточивался весь паразитный свет, не говоря уж о том, что невозможно было добиться полной темноты на сцене.

2. Правое и левое крыло декорации были за пределами видимости (?!) зрителей, и т. д… Опять все пришлось переделывать и терять время, отведенное мне для установки света.

Кончилось тем, что после генеральной репетиции, когда Джон Тули заявил, что Двигубский ему сказал, что несогласен с моей постановочной концепцией, я не выдержал и выгнал вон Двигубского как двурушника и бездаря; главное, конечно, — как лгуна и обманщика.

К счастью, спектакль получился. Успех был огромный. И потом в течение всех восьми спектаклей аплодисменты длились более двадцати минут. Пресса была очень хорошая. Здесь, в Риме, тоже много писали о триумфальном успехе спектакля. Тоскан Дю Плантье тоже был в восторге, мечтает о фильме. Я пока согласился. Клаудио Аббадо очень хочет этот фильм. «Гомон» готов принять участие в каждом моем фильме (увидим).

Познакомился в Лондоне с Эндрю Энгелем, с которым довольно холодно разговаривал в Канне. Оказывается, он — прокатчик всех моих картин в Лондоне. Оказался очень милым человеком. Когда я спросил у него, почему он прокатывает мои фильмы, если это не слишком выгодно, то он ответил, что я для него являюсь «священной коровой». Очень мило.

Жили мы с Ларой у переводчицы Ирины Барашко (Браун), жены валторниста Тимоти, изумительной души человека. Познакомились со многими русскими: очень хорошие, участливые люди. Были в Кембридже, куда нас возила Ирина Кириллова, тамошняя преподавательница. (Сейчас конкурс при поступлении в Кембридж достигает шестидесяти человек на одно место.) Англия — спокойная, достойная и уютная. Не хотелось уезжать нам. Новые знакомые, друзья, новые возможности.

Разговаривал с Джоном Робертсом, который повел себя странно, предал меня с головой Любимову, о котором я поделился с ним своим мнением. (Я сказал, что не очень хочу его видеть, так как боюсь, что в силу своего характера он может процитировать меня где-нибудь ради красного словца, а нам сейчас это ни к чему вовсе.) Тем не менее мы были в гостях у Юрия и проговорили допоздна. После своего знаменитого интервью (которое он, конечно, дал для того, чтобы не возвращаться) он показался мне несколько неуверенным. Прямо не говорил, что назад пути нет, но было ясно. Произвел на меня странное впечатление: показывал Брежнева, Сталина, хохмил… Как будто нет более важных проблем, чем карикатуры на советских вождей. Он все-таки совершенно советский человек. Что бы он делал без советской власти! И очень уж Актер Актерович!

«Ностальгия» в Лондоне идет очень хорошо. Нужно за день заказывать билеты. А вчера началась ретроспектива в Riverside studio: «Иваново детство», «Рублев», «Зеркало», «Сталкер».

Будто бы английская критика выдвинула «Бориса» на премию «Лучший спектакль года».

Наше посольство настигло меня и в Лондоне, конечно… Дважды виделся с ними, очень они хотели меня затащить в посольство.

Из Лондона послал копию письма Андропову. Еще раз. На всякий случай. Если в Риме письмо замотали для Ермаша. Вернулись с Ларой в субботу 19-го.

Очень меня беспокоят дела с ответом на мою просьбу в Москве. В Лондоне нас по телефону разыскала женщина, видевшаяся с Кшиштофом Занусси, и которой он рассказал (для передачи нам) о встрече Беаты Тышкевич с Ермашом в Москве. На ее (Беаты Тышкевич) вопрос, что с Тарковским, он ответил будто бы: «Ничего особенного, он (Андрей Тарковский) просит три года работы и семью, и мы ему это разрешаем…»

Франко Терилли мне звонил в Лондон и говорил, что кто-то из посольства обещал ответ на мои письма на этой же неделе. Я же вчера звонил в отдел культуры посольства Матисову, и он ответил, что ничего никому не обещал и когда будет ответ — неизвестно. Франко нас встретил как всегда очень внимательно и очень помогал.

За эти два месяца истрачено очень много денег. Я в панике.

В Лондоне видел Анну-Лену, которая полна энтузиазма, но хоть и верит в «Гамлета», рекомендует начать с «Жертвоприношения». Сказала, что 28-го будет в Риме.

Звонил Пио Де Берти, пригласил нас на свадебный ужин (он официально женится 3-го).

1 декабря у меня выступление перед студентами Римского университета.

Вчера начал «Жертвоприношение». Поработал немало, но не слишком успешно. В каком-то возбуждении. Кое-что определилось. «Вечное возвращение». Название? (Никак не могу найти в «Заратустре» историю с Карликом. Нашел. 137-я страница, но это не то. Стр. 194, 195.)