— Не твое дело.

— Трогательное зрелище. Оборотень в капкане. Лежит и скулит.

— Убирайся.

— Так и загнешься здесь, в темноте, захлебнувшись от жалости к себе?

— Попробую. А ты лучше возвращайся к своим. Им нужнее твоя назойливость.

Но слова ее уже прожгли душу, разъедая, как кислота залежи серого пепла. А ведь верно… Мерзкое место для того, чтобы провести остаток жизни, как бы короток он ни был. И исчезнуть из-под носа обозленного Арина было бы занятно. Надо будет разобраться, как Илга сюда попала, после того, как она сбежит. Ее помощью пользоваться не хочу, но не может быть, чтобы я не разгадал фокус, если знаю, что однажды его проделывали…

Однако эта настырная девица явно не собиралась сдаваться. И сменила подход в третий раз.

— Если уж ты все равно собрался подыхать, так может, сделаешь это как положено? — она прошлась по камере, колебля застоявшийся воздух. Пахнуло древесной смолой и хвоей, и я невольно повел носом.

— Не могу не оценить твою тактичность.

— Окажи услугу людям — сдохни побыстрее!

— Рад бы, да не выходит.

— Могу помочь.

— Кто б сомневался… Хотя… — значение только что произнесенных слов достигло моего затуманенного сознания, и я резко поднялся на локтях. — Это разумная мысль.

— Кто б сомневался, — с достоинством повторила Илга. В полутьме разобрать выражение ее лица было трудно, но зубы блеснули в усмешке.

— От самоубийства пользы может и вовсе не быть, — размышлял я вслух. — Но вот если найдется тот, кто окажет услугу себе и другим…

— Ну, а я о чем?

— Я серьезно.

— Я тоже.

Несколько невыносимо долгих мгновений мы смотрели друг на друга. Одно дело давиться собственным отчаянием и размышлять о самоубийстве. Другое — принять осознанное решение. Одно дело желать смерти в пылу гнева, другое — хладнокровно прикончить того, с кем мирно разговаривал.

Хорошо, что здесь слишком темно и не разобрать истинного выражения глаз. Пока между мной и Илгой только слова. А слова — те же оборотни, мне ли не знать. Тени на обороте решений.

— Если ты просто убьешь меня, то нет гарантии, что где-нибудь в мире не живет еще какой-нибудь потомок Оборотней, который примет наследство, — осторожно пробуя затишье на прочность, произнес я. — Чтобы покончить с Оборотнем навсегда, его кровью нужно залить алтарь в Черноскале.

— Я знаю, — резко кивнула Илга. — Я читала «Перевернутую книгу». Про «Завершение полного Оборота. Конец в начале. Лишь там последнему Оборотню закрыть глаза, где пробудился первый…»

— Весьма эрудированная девушка. А с виду и не скажешь.

— А ты сноб. Идем.

— Подожди. Кто тебя знает… Ты не только начитанная, но еще и чересчур щепетильная. Может, ты всего лишь хочешь вытащить меня отсюда в силу дурацких представлений о чести и обязательствах… — (Она коротко вдохнула, заметно изменившись в лице, и я удовлетворенно ухмыльнулся). — И чтобы ты не отступила в последний момент, давай заключим соглашение. О том, что мы вместе доберемся до алтаря в Черноскале, и ты выполнишь свое заветное желание — убьешь меня. Ты ведь этого хотела?

— Хотела, — подтвердила Илга, хмуро отводя взгляд.

— И сейчас хочешь? — не позволил я ей улизнуть.

Она заколебалась… Так я и знал.

— Тяжело принимать ответственные решения? — помимо воли я оскалился. Мне давно не было так весело. Честно! — Или ты хотела сделать всех счастливыми, оставшись в стороне от грязной работы?

— Однажды я уже…

— Тогда тебе некогда было осознать, насколько грязна эта миссия. Пылала праведным гневом. С героями всегда так, совершают подвиги ради всеобщего счастья впопыхах, не задумываясь.

— Что ты знаешь о героизме!

— По-твоему, перерезать спящему глотку почетнее?

Она поджала губы, яростно сверкнув глазами и раздув ноздри. Пальцы сжались в кулаки, прихватив края длинных рукавов. Самый нужный момент. Осталось только дожать:

— Струсила?

— Я согласна!

И мы ударили по рукам. В прямом смысле. Пожали друг другу руки, будто купцы заключившие выгодную, но сомнительную сделку. Ладонь у Илги была маленькой, сухой и шершавой. Она выдернула ее первой и угрюмо процедила:

— Добился своего хитрый Оборотень. Мы заключили союз, и я поставила на кон свою душу.

— Зачем мне твоя душа? Я и со своей не знаю, что делать, — устало буркнул я, распрямляясь и разминая затекшие члены. Движение несло забытое удовольствие.

— Я пойду первой, — недовольная Илга взялась за свисающую из дыры в потолке веревку. — Там узко, но протиснуться можно.

Вслед за девушкой, подвесив на шею фонарь, опутанный куском веревки, я выбрался наверх и огляделся. Тесный, темный лаз уходил в обе стороны. Камни, омытые светом фонаря, казались рыхлыми от черноватой плесени, но через темные сгустки проступали беспорядочно вырезанные руны «тишины».

Забавно. Снова двойной смысл: с одной стороны «тишина» поглощает то, что идет из подземелья, с другой стороны не впускает звуки, проникающие снаружи. Так что можно безбоязненно ползти по этому ходу, не опасаясь, что тебя услышат.

— Как ты нашла меня?

— По порядку посмотрела все темницы, — с пыхтением возвращая на место крышку люка, произнесла Илга. — Здесь их всего шесть.

— Я не об этом.

— Долго рассказывать.

Она развернулась и сноровисто отползла в темень, удаляясь на четвереньках по неширокому проему. Пришлось поспешить, чтобы догнать ее. Смотреть вокруг было не на что, узкий ход тянулся в толще подземелья, огибая невидимые препятствия, изредка разветвляясь. Время от времени под ладони и колени попадались каменные скобы очередных люков. Иногда Илга замирала и, подсвечивая своим фонарем, разворачивала шуршащую бумагу. Заглянув через ее плечо, я увидел небрежный, будто на память скопированный план. Однажды нам почудились голоса… Мы затихли, затаив дыхание и не смея шевельнуться. Скорее всего, нас бы не услышали, даже спой мы дуэтом песню, но рисковать не хотелось.

Мне стало казаться, что мы бесконечно ползем по душному ходу, как по отвратительному кишечнику мертвого каменного зверя. Когда впереди забрезжил тусклый свет, я едва сдерживался, чтобы не подтолкнуть замешкавшуюся проводницу. Сияние утра ударило по глазам. Одуряющее пахнуло влажным дерном и мокрой листвой. Хлынула птичья разноголосица. Вероятно, когда-то ход закрывался створкой, но та давно рассыпалась и почти потерявшее форму отверстие маскировали разросшийся бурьян и кустарники, чьи корни свисали над срезом.

Кто-то шумно вздохнул и увесисто переступил с ноги на ногу неподалеку. Я застыл, но Илга облегченно засмеялась, откидывая капюшон.

— Это твой крестокрыл… Ты бросил его возле башни! — осуждающе заметила она.

Я поморгал, привыкая к свету. С наслаждением потянулся, разминая суставы и выпрямляя затекшие конечности. Колени, ссаженные о камни, горели.

— Где это мы?

— Там замок, — Илга махнул рукой, обозначая направление. — Называется Гнездо цапли.

Логово премьер-герцогов Цапелей. Понятно. Значит, мы почти на самом юге Стозерцали. Дальше только озера и болота.

— Лучше выбираться с острова через юг. На севере очень людно.

— Откуда ты знаешь?

— Ну… — она на мгновение замялась. — Я здесь не первый день.

— А какой?

Девушка не ответила, живо шмыгнула в заросли. Только ветки закачались, сбрасывая непросохшую росу с листьев. Я догнал ее и взял за плечо.

— Илга… — Плечо закаменело. Я убрал руку, но не отступил. — Тебе не кажется, что все-таки стоит рассказать, как ты здесь очутилась?

Она, помедлив, повернулась, но рассматривала носки своих избитых башмаков, мне предоставив любоваться растрепанной макушкой, с запутавшимися в волосах листьями.

— Я ждала тебя здесь.

— Где? В подземелье?

— Нет, возле дома мага Мартана. Я надеялась, что ты придешь туда.

— Почему надеялась?

— Потому что всем известно, что он был твоим…

— Почему надеялась? — повторил я с другой интонацией.