В сердцевине «ока» еле тлело изображение, плюющееся абракадаброй. Несколько мгновений я тупо смотрел на «око», пытаясь ухватить сомнение, родившееся еще во сне. Связанное то ли с островами, то ли с башней, то ли с потерявшимся магом. Что-то важное…

Нет, тщетно.

— Тихо, — велел я ворчащему шарику, и тот покорно умолк.

На каменной полке под узким окном-бойницей устроились рядком аж три домовухи, тихонько чирикая. Первая почти развоплотилась… Надо думать, это были вестники из замка — вчерашний ужин, сегодняшний завтрак и обед. А судя по почти скрывшемуся солнцу, скоро прибудет приглашение и на ужин. Неплохо удалось выспаться.

«…Бриго Малич серьезно пострадал и некоторое время будет вынужден провести в лечебнице. Конечно, ваша кровь чудодейственна, но неправильно соединенные кости вряд ли сослужат хорошую службу такому бойцу, как господин Малич. Он принял решение сломать их заново и соединить, как положено. К счастью, остаточное воздействие вашей крови еще очень велико, так что на новое заживление у него уйдет не недели, а часы… Конечно, мы могли бы подобрать вам другого сопровождающего, но, кажется, между вами за эти дни сложилось некоторое взаимопонимание… (Ох, сложилось, — подумал я с чувством). Во всяком случае, день-два, думаю, вы можете считать выходными…»

Лучшая новость за последнее время.

— Гш-ш… — встрепенулось «око», оставленное без присмотра. Ну, до чего же упорное.

— Выброшу, — пообещал я зловеще. Или Эввару отдам. Какая-никакая, а семейная реликвия.

Солнце уже скрылось за кромкой окна, но висевшее на стене янтарное панно по-прежнему переливалось мягким золотом, напитавшись за день светом до краев. Вблизи казалось, что от него исходит тепло. И каждый изображенный остров сияет по-своему…

Я приблизился, машинально отслеживая вчерашний маршрут. Вот он, оплот Оборотней. Тут мы высадились… Здесь бывшие владения Югов. Пластинки смолы неоднородны, и кажется, что можно угадать рельеф местности и постройки. Но это иллюзия. К счастью…

Усилием воли отогнав неприятное воспоминание, я всколыхнул что-то в памяти и заноза пошевелилась, показав острие.

«… эти двое точно знают длину моего поводка, а я сам — весьма приблизительно…»

Вот!!!

Словно обезумевший ценитель янтарных поделок, я уткнулся носом в изображенный на панно архипелаг, вымеряя расстояние между островами. Сначала на пальцах, потом притащил линейку. То, что смутно тлело в подсознании с самого прибытия на Пепельное Ожерелье, наконец, проявилось. Если только Яннек делал карту точно соблюдая масштаб, то получается… Очень любопытно получается.

Я закусил губы, барабаня пальцами по краешку янтарной карты. Тут упал самолет. А примерно здесь меня подобрала Илга. Длина поводка еще сохранялась установленной с Черноскала. Даже приняв во внимание все погрешности в измерениях, я к тому моменту, когда подплыла Илгина лодка, должен был уже задыхаться от чудовищной боли. А амулет даже не пискнул.

«… не сочтите оскорблением, что здесь мы вынудим вас ограничиться территорией острова Старокоронного…»

Увлекшись путешествием по заповеднику Оборотней, мы прошли весь сторожевой остров и часть внутреннего. Это расстояние немного, но больше, чем Старокоронный в самой широкой своей части. А шар в ларце оставался на корабле… Амулет напоминал о себе на острове ежесекундно, но явно по другому поводу.

И что же это обозначает?

А то, что надо найти или действительно надежную карту, или попытаться проверить выводы практическим путем. Я ведь могу и ошибаться и выдавать желаемое за действительное…

Что ж, есть один надежный способ проверить. Правда, перед этим стоит покопаться в шкафу и отыскать свитер грубой вязки и старую куртку из замши, одолженные мне Илгой. Настало время вернуть.

Спускаясь по башенной лестнице, я никак не мог отделаться от ощущения, что не вся заноза извлечена. Что-то колет…

* * *

Забавно, но, похоже, мне и впрямь предоставлен в распоряжение весь остров с ничего не подозревающими поселянами и поселянками. Резвись, Оборотень…

Солнце село; все вокруг подернулось сероватой дымкой сумерек.

— Неудачный день, — внезапно заявила женщина в клетчатой шали, которую я обогнал на дороге, ведущей от замка к поселку. В руках у женщины покачивалась корзина, от которой разило сырой рыбой.

— Что? — машинально переспросил я, оборачиваясь. Взглядов я не боялся, хотя перед уходом навел на себя легкий «лик» — так пустяк, казаться ниже ростом и исказить черты лица. Эффект сойдет быстро, но на Старокоронном я не примелькаюсь.

— Из Ручьев? — женщина проницательно сощурилась (хотя откуда еще можно спускаться по единственной дороге?) — По делам? Так, сейчас бесполезно, нету никого. Господин барон отбыли… — Она скользнула оценивающим взглядом по рукояти кинжала, под некстати оттопырившейся полой моей куртки, по свертку за спиной и с сомнением добавила: — А если на службу наниматься, то к карнавалу как раз им люди понадобятся. Говорят, они прежнюю-то челядь и охрану прогнали.

— Почему?

— Ну, это уж их барское дело, почему, — слегка насупилась женщина.

— Так если без повода увольняют, может, и не стоит наниматься? — начал увлекаться я внезапно предложенной ролью. — Вы же, наверняка, знаете, в чем там дело? — Я хотел подмигнуть, но решил, что это уже перебор.

— Ну, так… — нерешительно обронила женщина, поправила шаль возле щеки, оглянулась на замок, вздохнула и все-таки поделилась: — Говорят, что в кого-то из слуг Сам вселился.

— Чего? — оторопел я.

Кажется, добрая женщина приняла мою оторопь за ужас и довольно покивала, подтверждая сказанное:

— Уж небось слыхали, что Он где-то на островах?

— Кто «он»? — я был само простодушие.

— Ну, «он»! — женщина выразительно округлила глаза и всплеснула свободной рукой. — На Плоскодонце шастал, значит, и сюда мог заглянуть. Вот господин барон всех домочадцев и повывез, а прислугу прогнал… Еще вроде как в башне мага приезжего поселил, чтобы охрану нес.

— Вот так новости… — мне и притворяться не понадобилось, чтобы изобразить всю гамму охвативших меня эмоций. Сплетница не скрывала удовлетворения.

…Ветер нес запах сдобы и жареной рыбы, смех, перекличку голосов и музыку. Сумерки успели окрепнуть и в домах затеплились огни. В высокой, пожелтевшей траве на обочине запутался нарядный флажок — раздвоенный, выкрашенный в белый и черный цвета. С белой половинки грустила черная маска, с черной — смеялась белая.

От основной дороги на окраину вела скромная тропа. Еще один поворот и… Я остановился. Домишко и издалека выглядевший ветхим, вблизи обратился совершенной развалиной. Крыльцо заросло лопухами. В сарайчике слева от дома кто-то шумно возился и тяжко вздыхал.

Стук влажные, будто губчатые доски двери проглотили, не заметив. Пришлось невежливо пнуть… Створка дрогнула, посыпалась труха, что-то тихо звякнуло. Подняв глаза, я запоздало обнаружил шнур от звонка, притаившийся в подсохших плетях плюща над притолокой.

Дверь растворилась, плеснув золотистым светом. Илга возникла на пороге — взъерошенная, раскрасневшаяся, в подвернутых штанах и вязаной тонкой фуфайке с закатанными до локтей рукавами, обнажавшими распаренные руки. Запястьем смахнув со щек пряди волос, Илга, щурясь и не узнавая, взглянула на меня.

К этому моменту наведенный «лик» уже должен был испариться, и я был уверен, что представляться мне не понадобится. В замешательстве осознал, что вступительную часть беседы следовало продумать заранее. Судорожно перебрав все возможные варианты, я брякнул:

— Добрый вечер, Илга.

Так. Можно подумать, я ее ударил. Девушка отшатнулась, широко распахнув глаза. Рассеянное неудовольствие отвлеченного от срочных дел человека мгновенно сменилось… нет, не страхом — болезненным напряжением.

Отступив, она почти сразу же остановилась. Потупилась, нервно обтирая мокрые руки об одежду. На скулах проступили алые пятна.

— Добрый вечер, милорд, — глухо отозвалась Илга.