И непонятно, кто убивал женщин на самом деле.

…Замок на горе, куда нас пригласили, как только суматоха улеглась, внутри оказался таким же неудобным и неприветливым, как выглядел снаружи. Вслед за сыном баронессы Пригоры, назвавшимся Лайдом Пригорой, мы взобрались по давно не чиненой дороге, к навсегда распахнутым воротам темной, гулкой громадины. Обжита, судя по всему, была едва треть.

Впрочем, внутреннее убранство свидетельствовало об определенном статусе хозяев. Может быть излишне нарочито, но, тем не менее, замок демонстрировал гостям самые выгодные свои стороны, позволяя забыть о покосившихся башнях и прогнившем подъемном мосте.

Хозяйка — седая, чопорная дама с высокой прической, — обрадовалась гостям, как пахарь своевременному дождю. Видно, провинциальная жизнь иссушала ее.

Оказалось, что нынче вечером празднуют день рождения младшей дочери баронессы.

— Вы окажете нам честь, если примете приглашение…

Это было сказано так, словно честь оказывали нам.

— Глаз с тебя не спущу, — многозначительно пообещал, не слишком довольный сложившейся ситуацией, Малич. Ему пришлось сменить пыльную, но удобную одежду на парадный мундир.

— Как заманчиво, — ухмыльнулся я. Мне переодеваться, к счастью, было не во что.

Впрочем, даже упрямый Малич признавал, что отдых нужен. Похоже, он со своим отрядом вообще мало спали в последнее время: взмыленные крестокрылы валились с ног, а «замороженные», несмотря на свою маловосприимчивость к внешним невзгодам, выглядели утомленными.

Так что «честь» мы «оказали».

Вот только обещанное скромное домашнее празднество превратилось в полноценный прием. То есть — тоскливая скука для нас и развлечение для аборигенов.

…Главная зала замка дохнула сухим жаром, чадом и приторной сладостью. Бились в хрустале плененные огоньки. Малич разом помрачнел, скривился и расстегнул верхний крючок на вороте.

— Позвольте вам представить…

Сухощавая баронесса сильно смахивала на сушеную рыбу — такая же тощая, костистая, желтоватая. На неподвижном лице отливают тусклой жирной пленкой выцветшие глаза.

— Мой сын Лайд Пригора… Моя дочь Айтта…

Этого длинного брюзгливого типа я уже видел. Тогда он также неприятно кривил рот. Сейчас ему сильно не хватало для полноты облика любимого хлыста. А вот Айтта оказалась красавицей — стройной, белокожей, синеокой. Ее надменный взгляд, казалось, мог заморозить даже огненное масло в кованых светильниках. Наверное, поэтому они так чадили.

Со стен смотрели ушедшие поколения Пригоров — нарисованные и вытканные на гобеленах. От стен таращились современники — надо думать весь здешний цвет.

Запеченный поросенок давился яблоком. Малич стискивал рвущуюся наружу зевоту. Я маялся из-за наведенного «лика», который жал виски, словно настоящая маска. Гости, не забывая чавкать, изнывали от любопытства. Быстрые, ненасытные взгляды скользили, словно тараканы — невесомо, но мерзко. И стелились между бокалами шепотки: «…сказали, что он и есть то самое чудовище, о котором в газетах…», «…преступник, но как интересно…», «…тс-с! он смотрит в нашу сторону…»

Айтта изящно касалась серебряной вилкой фарфоровой тарелки. Казалось, она рисует стилом, а не поглощает пищу. И от собравшихся ее отделяет незримая стена из льда. Толстяк, сидевший рядом, и блеклая дама напротив боялись лишний раз шевельнуться. Румяные щеки толстяка становились все серее, а дама и вовсе выцветала на глазах.

— …Не расскажете нам о вашем путешествии? Вы ведь наверняка побывали на разных островах и повидали всякое, — костистая рыба-баронесса зацепила крючковатым плавником не успевшего увернуться Малича.

Тот аж закашлялся от досады.

Но я напрасно злорадствовал, наблюдая за его мучением. Тихий, но липкий голосок уже шелестел возле моего уха:

— А правда, что вы связаны с настоящим… Оборотнем? — жадное придыхание подчеркнуло последнее слово.

— Желаете познакомиться с ним?

Некто в старомодном костюме мигом пугливо прянул в сторону.

Краем глаза я наблюдал, как стоявшая возле занавесей девица занятно извивается, словно пытаясь выползти из тесного платья. Как только по ее мнению вырез опустился достаточно, чтобы скорее обнажить, чем скрыть объемистые формы, девица решилась на приступ.

— О, мне так хочется проникнуть в таинства темных наук!

— Не рекомендую, — я изобразил вежливую улыбку. — Там темно и страшно.

— Но если у меня будет опытный проводник, — девица явно не намеревалась сдаваться. Вырез декольте впивался во влажную кожу, усыпанную бисеринками мелкого, как просо, пота. — Возможно, ваша маска скрывает нечто недоступное простым смертным. Вон там есть темная зала. Готова рискнуть…

— Рискни лучше увести своего жениха, он достаточно пьян, — с ледяным презрением посоветовала приблизившаяся Айтта. Внешне она ничуть не походила на мать, но в повадках тоже было что-то рыбье. Проворная, хищная и уверенная, Айтта напоминала акулу в садке с пескарями.

Она подождала, пока разом сникшая девица подтянет сползающее платье и покорно удалится вынимать жениха из чаши с пуншем.

— Идемте… — негромко, но решительно предложила Айтта. — Я хочу вам кое-что показать.

Эта ее спокойная категоричность сбила с толку.

Из душной, залитой огнями гостиной, мы, как в прохладную воду, окунулись сначала в сумеречный зал по соседству, а затем в темный омут анфилады неосвещенных комнат. Здесь царила почти полная тьма, но Айтта, шелестящая платьем впереди, безошибочно находила дорогу и в какой-то момент взяла меня за руку, уверено и без малейшего смущения.

А потом вдруг остановилась так внезапно, что по инерции я налетел на нее. И не успел глазом моргнуть, как обнаженные руки обвились вокруг моей шеи, а жаркие губы впились сначала, промахнувшись, в скулу, а затем приникли к моему рту. Мало что соображая, я ответил на опытный, бесстыдный поцелуй. Под руками нервно изогнулся тонкий, девичий стан. От мускуса и амбры духов закружилась голова.

— О-о! — на мгновение оторвавшись, задыхаясь, горячо прошептала она мне в ухо. — О! Чудовище, ты великолепен! Я так давно ждала истинного монстра… Не такого, как все эти притворные слюнтяи…

Если бы меня ударили под дых, это вряд ли произвело бы большее впечатление. Безумное, мутящее разум очарование разом сгинуло. Я отстранился, удерживая руками девушку. Несколько мгновений она продолжала извиваться, стараясь дотянуться, потом что-то поняла, замерла и резким движением высвободилась.

— Как ты посмел… — она едва шипела от гнева. — Мразь!.. Да ты… Ты пожалеешь! Подонок! — Теперь Айтта кричала пронзительно и с ненавистью.

В конце залы распахнулась дверь, пропуская человека со светильником. Мрак разредился до мутно-бурого оттенка. Девушка метнулась прочь, будто рыбина вспугнутая в заросшем тиной пруду. Остался только аромат духов, смешанный с запахом девичьего пота.

Вооруженный фонарем Малич пересек залу. Произнес что-то недовольное, но я пропустил это мимо ушей, потому что заметил на стене выставку деревянных масок, среди которых висела грубо вырезанная и раскрашенная красными и черными полосками. Глазницы обведены белым. Как на памятном детском рисунке. Я снял ее со стены — обратная сторона захватана бурыми, смазанными отпечатками. Кровь, когда высыхает, становится коричневой.

Даже Малича проняло. Он хмурился, брезгливо вертя в руках маску. В свете фонаря тускло поблескивало на пальце серебряное кольцо с насечками.

— Для доказательств недостаточно, — наконец произнес блондин. — Мало ли кто тут мог… Они все-таки бароны.

— Сначала, наверняка, это был его отец. Надевал маску и развлекался, плодя слухи о монстре. Теперь сын принял наследство. Никакие они не оборотни. Просто выродки.

— Доложу императорским службам.

— А они станут слушать?.. Сам же сказал — «бароны». И кто в такую глушь толкового следователя пошлет? — Я забрал маску из рук Малича, вгляделся в пустые, но будто полные подвижной тьмы глазницы. — Мне нужно только разрешение… Этот урод никогда больше не причинит людям вреда.