Так завершился один жизненный цикл, и вроде бы жизнь у подножья той горы продолжается по собственной спирали судьбы, однако, у Бога вершины и низины всегда связаны воедино, и никогда не знаешь, как отзовется эхом то или иное событие.
Мужской принцип Цветлина
Как не счесть в хорватской Адриатике всех островов, предполагают, что не менее двух тысяч, так не счесть и крошечных сел в Загорье.
Особняки и виллы владельцев, приезжающих для короткого отдыха в местность, которую считают анатомическими легкими Хорватии, здесь давно прозвали «викендами» – тенденция к западному воскресному отдыху.
Но Цветлин остался тем селом, где каждый дом – это единственный дом хорвата, живущего на земле прадеда, деда и отца.
У цветлинцев никогда не было собственных дворцов и вилл, правда, когда-то низкие бедные деревянные домишки, превратились в крепкие особняки с архитектурой, характерной для современного мира – мансарды, балконы, парадные входы.
Главное в Цветлине совсем не то, что в нём всего-то двадцать пять дворов, есть в горах села и поменьше. А то, что подраставшие здесь мужчины относились к женитьбе с явным предубеждением, и потому на ту пору, с которой всё началось, в Цветлине насчитывалось пятнадцать домов неженатых мужчин самых разных возрастов, и тенденция не ослабевала.
Было похоже, что это и есть то самое эхо проигрыша графини, спустившей внутреннее достоинство тракошчанцев в каньон, которые встречаются в этих горах.
Если бы не столь известная причина, можно было бы предполагать чьё-то грозное проклятье, павшее на всех.
Те из цветлинцев, которые всё же женились, ясно осознавали, что принимают на себя эту миссию только для продолжения цветлинского человеческого рода.
Остальные давали непонятно кому обет безбрачия. Постепенно могло создаться впечатление, что эти цветлинцы – аскетическая порода людей и беспорочная.
Единственно, что могло противоречить такому утверждению – цветлинцы пили крепкие напитки не хуже всех других, дома с друзьями или в баре, который называется здесь «гостильница».
По селу шла единственная дорога, очень извилистая, имевшая разную высоту над уровнем моря, вокруг которой и стояли все дома. В конце этой дороги, окончательно взмывавшей ввысь, стоял дом одинокого Штефана.
Чтобы отстроить себе новый дом на родительском участке, Штефан свободно ездил в разные страны и во времена единой Югославии. Работал в Италии, Ливии, Австрии и Швейцарии, со всеми сдруживался, при этом общался с каждым на его же языке. Но однажды все решительно забросил и возвратился домой.
В войнах и стычках при распаде Федерации на отдельные страны он не участвовал, потому что был противником любого кровопролитья, считая это всегда чьим-то грязным политическим делом, и потому, что любил Югославию как время своих лучших лет.
Его ближайший сосед и одноклассник Симон был женат на словенке. А из соседнего дома на спуске девушка, вышедшая замуж за серба, была вынуждена уехать в США, потому что в момент двухсторонней агрессии сербов и хорватов они с мужем не могли найти себе места ни в Сербии, ни в Хорватии. Штефан не был рад разрушению своей державы.
К тому же, в те годы несколько раз ему пришлось спасать каких-то людей, перемещавшихся через его край в Словению, чтобы попасть оттуда в другие страны. Это были люди бывшего социалистического лагеря, а в последний раз – отряд болгарских женщин, стремившийся выйти через Словению, чтобы устроиться в западных странах на любую работу и дать выжить своим детям и старым родителям.
Он выполнял свою работу в цепи, которая вела через северо-западную границу Хорватии, но не за деньги, а из сострадания гражданам рухнувших государств.
Не раз и не два приютил он беженцев в своём доме. Однажды дал им в руки охотничье ружьё и велел, если нагрянет полиция, бежать в горы, а если не успеют, то разбить этим ружьём огромное окно со стороны гор и принять на себя вид самовольно забравшихся сюда на ночлег, вконец уставших людей.
Этот вечер он просидел с друзьями в баре, втайне молясь за своих гостей, и все обошлось, иначе бы он не смог продолжить своё альтруистическое дело.
Возможно, именно в это время Бог более внимательно взглянул в глубину Брежанских гор и высветил Цветлин, и потому что-то начало происходить именно с того момента, когда Штефан принялся спасать многих людей.
К тому моменту он уже успел спасти свою собственную душу любовью к больной матери, будучи ей не только сыном, но и заменив дочь, уехавшую в Германию для собственного блага. Мать не хотела её больше знать, видя, как трудится за двоих преданный ей сын.
Штефан построил-таки дом, каждую весну засаживал свою ниву всеми видами домашней продукции: кукурузой, фасолью, зеленью. Табак тоже имел свой, но курил не трубку, а с помощью целого арсенала немецких и французских приспособлений заполнял высушенным и размельченным табаком пустые гильзы сигарет.
Когда-то эти богатые земли разделил граф между тружениками в крошечных сёлах внизу, под горою, имея свой процент, но потом кто только не владел этими землями – австрийцы, венгры, итальянцы!
После второй мировой войны социализм опять поделил землю между тружениками, и теперь каждый цветлинец имел свой лес и мог топить дровами печи и камины, не уничтожая и не истощая этот лес, а, наоборот, заботясь о нем.
Штефан имел десять десятин собственного леса, восходившего к вершине горы прямо от его дома. Чтобы сберечь этот лес, он покупал огромные кругляки в местной дровяной фирме, а потом до седьмого пота работал топором или электропилой.
До центрального отопления дома газом цветлинцы своим благосостоянием то ли ещё не дошли, то ли Загорье старательно сохраняло свою экологию в том виде, в каком его вручил Господь.
У всех домов, и возле дорогих «викендов» тоже, всегда лежали заготовленные поленницы для каминов, дым весело вился из всех труб Загорья.
На этом не кончалось исполнение божьих заповедей, направленных не на разрушение, а на сохранение.
В один из дней Штефан подумал, что всё своё благополучие, на которое ушли лучшие годы его жизни, ему придется отдать в никуда, прежде чем, в конце концов, удалиться в богадельню.
Это решение отчаявшегося Штефана заставило Бога более внимательно взглянуть на свое создание – Цветлин – и подумать, куда идёт это село с его упрямым мужским принципом.
Ранним июльским утром Штефан сел в свой «Рено» и помчался в противоположную от Цветлина сторону, на юг, в Истрию.
Там, в древнем Поленсиуме, Пуле, время сохранило даже римский амфитеатр, построенный в 1 в. на главной дороге Виа Флавиа, не говоря уже о францисканских храмах и бенедиктинских монастырях.
Он въехал в Пулу, куда Певец уже привёз Лару с массагетской царевной…
Путь в Нидерланды
Лару вывез из России дальний родственник, путь они держали в Бельгию, в крайнем случае, в Голландию, Антверпен.
Тогда у Лары еще была квартира на Северном Кавказе, в Беслане, которую она продала для денег на дорогу, сжигая все мосты для отступления.
В её раннем детстве семья, состоявшая из родителей, двоих сыновей и девочки, переехала с гор Большого Кавказа на равнину, в Беслан, купив просторный кирпичный дом мощной старинной кладки.
Но в 2004 году в бесланской школе № 1 произошел чудовищный по своей жестокости акт терроризма. 1 сентября нарядные, с цветами дети, не только с родителями, но даже целыми семьями в три поколения, оказались в заложниках – три дня без питья и еды, перевитые проводами от взрывателей, а потом убитые или искалеченные…
После этой трагедии ряд частных домов снесли, чтобы построить вместо пострадавшей две самые современные школы России.
Ларе тогда досталась однокомнатная квартира, потому что отец и братья никак не могли смириться с её избранником, с которым она жила уже несколько лет. Не помогло даже то, что Лара ожидала ребенка.
Она обиделась и кое-как выживала, но никогда не обращалась за помощью. Когда умер её муж, семья вполне искренне горевала о его уходе, как вообще бы горевала об уходе молодого еще человека.
