Вот это он сказал зря! От этой фразы веяло фальшью. Мне не раз уже приходилось сталкиваться с тем, что влиятельные люди моего мира, посылая на смерть, говорили красивые патриотические слова.

— А почему вам бы самому не пойти со мной! Вы, если я правильно понимаю, дипломат, у вас большие полномочия, и огромный опыт в урегулировании конфликтов. Вам и карты в руки…

— Верховная жрица не хочет меня видеть, — раздраженно сквозь зубы произнес Вороир. — Она только увидела меня, как отказалась не то что говорить, но даже подходить ко мне. Повернулась и ушла. А вот тебя она не только подпустила к себе близко, но даже и говорила с тобой, и, будь я проклят, ты ей понравился! Поэтому ты и пойдешь!

— А у меня есть варианты?

— Ты правильно понимаешь! Вариантов нет!

— Хорошо, я пойду, но только с одним условием — никакой слежки за мной! Если ваши шпионы будут обнаружены, то никакой диалог не состоится. Вы понимаете это?

— Конечно, конечно! — как-то быстро согласился директор и протянул мне пропуск.

Кофе на этот раз он мне не предложил и выглядел раздраженным. Он лгал. Я чувствовал это. Но что же делать? Не идти? Глупо. А вдруг все-таки у меня получиться завязать дружеские отношения. Мы же две цивилизации! Неужели мы не сможем найти общего языка? И что плохого в том, что я схожу и отнесу цветы? Ведь меня не просят сделать ничего предосудительного? Делай, что надо! И будь, что будет!

И на следующее утро, я бодро вышагивал, держа коробку с цветами в руке. Дойдя до того места, где я повернул в лес позавчера, я остановился, вглядываясь в чащу. Никак не мог решить, стоит ли позвать Никке по имени, хотя нет, ее отцу обещал забыть это имя. Может просто крикнуть: «Красна девица, явись пред очи мои, дай еще раз полюбоваться!» И она будто услышала. Из-за дерева появилась ее стройная фигурка.

— Будь здоров, Романофф, — приветствовала она традиционным для раттерианцев приветствием и положила руку на сердце.

— Будь здорова, самая прекрасная девица, — заулыбался я.

— Слишком сладко поешь, — засмеялась она, — для вас, чужеземцев, все наши женщины кажутся прекрасными. Вы таращитесь на нас, как дитё малое на чудо!

— Согласен, позавчера я видел много ваших женщин, действительно, они красивы, но ты, только ты, запомнилась мне.

— Это потому, что я накричала на тебя?

— Может быть!

— А что у тебя в руке?

— Цветы белые. Я несу их Верховной жрице в Туле.

— Белых цветов не бывает, — она покачала головой.

— Смотри, — и я раскрыл коробку.

— Ой! — возглас удивления, склоненная над коробкой головка, прядь волос около моей щеки и тонкий аромат девушки. В голове зашумело, я откинулся от нее, испугавшись, что сейчас схвачу ее в объятия, прижму к себе и зароюсь лицом в ее волосы: — Уходи, — прохрипел я. Она отскочила от меня и с испугом спросила: — Что случилось?

Мне стало стыдно, и тут я вспомнил: — За мной могут следить!

Но она облегченно рассмеялась: — Уф, как ты напугал меня. Не бойся, за тобой никто не следит. Я всегда вижу ваших жуков или бабочек. Я смотрела на тебя, когда ты шёл по дороге.

— В прошлый раз твой отец тоже сказал, что никого нет. А они видели тебя!

— Но как? — в широко раскрытых глазах появился испуг.

— Не знаю, — пожал плечами. — А почему вы так боитесь нас?

— У нас женщины и девушки пропадают, — шепотом сказала она, — совсем пропадают, и наша прорицательница говорит, что они умирают в муках.

— А ты уверена, что это наших рук дело? — также шепотом спросил я.

— А чьи же еще? Только вы, чужеземцы, смотрите на наших женщин голодными глазами. Среди вас есть страшные люди, несущие смерть!

— А я? — между нами была только коробка с цветами, но мне мерещилось, что огромная растущая вширь пропасть все больше разделяет нас, сидящих по разным ее сторонам.

— Ты? Ты — другой. У тебя сила хорошая, светлая, — она улыбалась.

— Нет, — слова давались с трудом, — я один из них. Прошу тебя, уйди. Спрячься и никогда не выходи больше навстречу чужеземцам. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось! Слышишь! Прошу тебя, будь осторожна! Уходи!

Девушка поднялась на ноги, пошла прочь, а я стоял на коленях у своих цветов, и смотрел ей вслед. Хотелось плакать. Перед моими глазами проплывали лица мужиков базы, они могли. Могли! — стон вырвался против моей воли. И я закрыл лицо руками. Женщины с базы приелись. А местные эфирные существа… — Я даже боялся мысленно закончить фразу. Ведь только что, я тоже чуть не сорвался. Я такой же! С трудом поднялся на ноги. Мне казалось, что на меня вылили ведро помоев.

Остальную дорогу помню плохо. Меня не волновали больше красоты чужого мира, я думал только об одном: — Как? Конечно через пост, тащить упирающихся женщин никто бы не стал. Но они роют норы. Может быть через них? И там, в подземелье…А комендант? Он что не знает? А что, если и он? Он же тоже мужчина, черт подери! И, насколько мне известно, женщины у него нет! Верить не хотелось!

Вышел я к городу с другой стороны, чем в прошлый раз. Дорога шла между холмов, и вывела меня к мосту без ворот. Полуметровые каменные перила были ажурными, что с трудом укладывалось в голове. Но даже это не удивило меня. Просто принял как факт. Встал на середине моста и стоял как столб.

Стоять пришлось недолго, вскоре появились два давешних дружинника, а за ними Верховная жрица. Подойдя ко мне, она участливо спросила: «Что-то случилось?». Вместо ответа, я поставил коробку и открыл ее. Она сначала наклонилась, а потом встала на колени, и долго смотрела на цветы, когда же подняла голову, на меня смотрели радостно удивленные глаза: «Они белые, они белые!» Я ничего не ответил, развернулся и пошёл восвояси.

По возвращению на базу, тут же отправился к Вороиру, доложил, что цветы отдал, но на этот раз диалога не получилось. Директор был зол. Он слушал, молча, а сам кипел от гнева. Это меня насторожило.

— Может быть, ты сам не захотел?

— Чего не захотел?

— Разговаривать не захотел?

По спине побежали мурашки. Они все знают. Они следили! Значит, знают и о моем разговоре с Никке. Теперь понятно его злость. Но как? Что-то в последнее время я только и делаю, что задаю себе вопросы. Правда, ответов на них нет.

— С чего вы взяли? — я попытался сделать как можно более удивленное лицо. — Еще как хотел. Шёл и в уме речь готовил. А когда увидел ее, все слова потерял. Вы же видели — какая она красивая! А потом, я же говорил, она на колени встала, я совсем растерялся. Стоял и смотрел на нее. Сам себе таким дураком показался, что стыдно стало. Мы, между прочим, дипломатии не учились. А когда на тебя весь мир смотрит, надо быть умным, а не таким косноязычным, как я. Звал же вас! А вы пойти отказались. Теперь не взыщите!

И развернувшись, ушёл, хлопнув дверью.

Два дня я промаялся, на третий не выдержал, улучив минуту, подошёл к коменданту, и тихо предупредил: «Нам поговорить надо, сегодня приду, не пустите, шум подниму, так и знайте!»

Вечером после отбоя, направился к коменданту. Он сидел за столом. В комнате пахло спиртом, на столе стояла бутылка виски.

— Ну, что тебе? — зло спросил хозяин комнаты.

— Поговорить надо, — ответил я

— А не пойти ли тебе… — огрызнулся комендант, глядя на меня с отвращением.

— Я уже там был, если хотите сами туда сходите. Вам должно понравиться!

— Вынюхивать пришёл? Ну, и что на этот раз надо твоему Вороиру? Захотел увидеть, что пью? Так он и сам пьет. А потом пью в нерабочее время. Имею право. Бумагу показать?

— Вы что белены объелись? Уж, кто стучит директору, так это вы сами! Кто рассказал ему о моих розах? Кто зачем-то просил его отправить меня в Туле? Он сам сказал, что это вы!

— Я? Да, знаешь ли ты, щенок, что я с этой сволочью и двух слов не скажу, руки ему не подам.

И вдруг уставился мне прямо в глаза и захрипел:

— Ты еще подчиненных против меня настраивать вздумал? Думаешь управу на тебя не найду ё… Запомни, мразь, читал я твои докладные на себя, все читал. Но и у меня связи в военном ведомстве имеются, я им такое могу про тебя порассказать! И кое-что уже рассказал. До правительства дойдет, всем вам крышка! Удавлю…