Режим произвола. — В течение трех веков, ХVI-м, ХVI-м и ХVII-м, во Франции царствовал режим произвола.

Вся власть принадлежала одному человеку — королю; в его руках сосредоточивались все власти: законодательная, исполнительная и судебная; ему принадлежало право объявления войны и заключения мира.

Члены государственного совета, помогавшие ему составлять законы, секретари государства или министры, заведовавшие всеми отраслями управления, губернаторы и, начиная с XVI века, наместники, управлявшие отдаленными провинциями и облеченные самой сильной властью, в сущности были не что иное, как слуги короля: он назначает и отзывает их по своей воле; они дают отчет в своих действиях только ему, он же ответствен только перед Богом.

С XVI в. в конце указа красуется королевский девиз: «Ибо такова наша добрая воля».

Существуют, правда, генеральные штаты трех сословий нации; но никогда короли не считали себя связанными желаниями этих штатов; они всегда умели пользоваться взаимной враждою трех сословий, чтобы сохранить неприкосновенность своей власти; к тому же французские короли созывали штаты по своей доброй воле, а с 1614 года вовсе не созывали их до 1789 года.

Существовали также провинциальные штаты; но их роль ограничивалась лишь раскладкою налогов и, кроме того, с XVII века они действовали только в некоторых провинциях: в Бургонии, в Бретани, Лангедоке, Провансе и Артуа.

Наконец, существовал еще Парижский парламент, самый важный трибунал Франции, имевший притязания играть политическую роль и стремившийся ограничивать деспотизм верховной власти; через него проходили новые указы; и когда они ему казались неудовлетворительными, он пользовался случаем заявлять в самой почтительной форме о несовершенстве данного указа. Но король всегда имел возможность идти своим путем. Если кто-нибудь из членов парламента продолжал упорствовать король обыкновенно подвергал его заключению, или, окруженный своими главными офицерами и сильным отрядом солдат, он являлся сам в заседание, которое в таком случае называлось «торжественным заседанием в присутствии короля» (lit de justice) и отдавал приказание «своим» членам парламента внести в реестр законов «его» волю: парламенту ничего не оставалось как только повиноваться.

Абсолютные монархи. — Начиная с Людовика XI, следующие абсолютные монархи царствовали во Франции: Карл VIII (1483–1498); Людовик XII (1498–1515); Франциск I (1515–1547); Генрих II (1547–1559); Франциск II (1559—60); Карл IX (1560—74); Генрих III (1574—89); Генрих IV (1589–1610); Людовик XIII (1610—43); Людовик XIV (1643–1715); Людовик XV (1715–1774); наконец, Людовик XVI (1774–1792).

Исключая Генриха IV, монарха умного, развитого и с добрыми намерениями, хотя слишком воинственного и расточительного, все эти короли были люди самые заурядные или в умственном, или в нравственном отношении; некоторые из них даже, как Карл IX, Генрих III, Людовик ХV в моральном отношении были ниже посредственности. Эти земные боги обладали всеми человеческими страстями, они больше всего стремились к власти и наслаждению, не считаясь ни с правами, ни с страданиями других людей; это зло нераздельно с деспотическим правлением: человек, которому все дозволено, не может долго оставаться ни справедливым, ни благоразумным.

Дух законов и управления. — Не может быть сомнения в том, каковы были законы, составленные при таком образе правления.

Все законы имели целью или укрепить авторитет короля, ограничивая свободы подданных, или обеспечить ему все новые и новые средства подавления воли народа. Вообще это были, в большинстве случаев, или полицейские распоряжения, или финансовые указы.

Весьма редко закон заботился об интересах подданных, лишь в том случае, когда эти интересы совпадают с интересами короля; так, например, несколько раз короли издают закон, запрещающий судьям отнимать рабочих быков и земледельческие орудия у крестьянина, который не был в состоянии уплатить налоги; это, пожалуй, доброе побуждение, но еще более верный расчет. Король не желает убивать свою курицу, несущую золотые яйца. Он понимает, что если лишить крестьян земледельческих орудий, то некому будет платить податей королю. Равно и поощрение торговли и индустрии в такой же степени выгодно интересам короля, как и интересам торговых и промышленных классов.

Но если не затронуты интересы короля, то подданные могут терпеть возмутительные злоупотребления и стеснительные действия. Король об этом не заботится.

Напр., до 1789 года короли допускали существование весьма сложных законоположений, которые должны были упорядочивать споры, возникавшие между частными лицами. Так, на юге Луары гражданские процессы решаются писанным правом, т. е. римским правом; на севере действует обычное право, при чем правосудие руководится обычаями, установившиеся мало-помалу, изо дня в день, и естественно, что обычаи и привычки даже весьма различны в разных провинциях; в 1789 году во Франции было 285 обычаев. Это равносильно тому, если бы в настоящее время Франция имела, вместо одного кодекса для всей страны, 285 таковых. Можно себе представить, как сложны и запутаны были эти процессы, когда дело касалось, напр., вопроса о наследстве, части которого были рассеяны в десятке местностей, подчиненных различным законам.

В действительности короли считались с интересами своих подданных лишь трех категорий, а именно: духовенства, дворянства и богатой буржуазии.

Они так близки к королю, так многочисленны при дворе, в его канцеляриях, его советах, во всех государственных учреждениях, что, незаметно даже для самих королей, оказывают значительное влияние в вопросах управления и законодательства: они заботливо поддерживают выгодные для них злоупотребления и, как увидим далее, заставляют жаловать себе возмутительные милости и привилегии; можно смело сказать, что в некоторых отношениях монархия не что иное, как вывеска и социальное оправдание синдикатов, охраняющих интересы духовенства, дворянства и высшей буржуазии.

Деспотизм и произвол с одной стороны, протекции и привилегии с другой, вот характерные черты режима, под игом которого жили наши отцы с конца ХV до ХVIII века.

Двор и королевский дом. — Абсолютные монархи не довольствовались скромным двором своих предков, первых Капетингов: этих последних окружали лишь несколько офицеров, высших чинов, которые обязаны были принимать участие в управлении страной, несколько лиц низшего духовенства, занимавших должности секретарей, несколько лакеев для личных услуг. Нравы королей были так же суровы и просты, как и всех феодальных баронов.

Начиная с XVI столетия все изменилось. Абсолютному монарху нужна гвардия до 10000 человек; это был его придворный военный штат; главную силу этого штата составляли несколько полков французской и швейцарской гвардии. Кроме того, ему нужен многочисленный гражданский придворный штат, состоящий из 4–5 тыс. человек слуг различного ранга.

Почти все эти слуги принадлежат к дворянскому сословию. Они-то и составляли, вместе с несколькими случайными посетителями, так называемый, двор. Между ними распределялись различные должности при дворе. Были заведующие королевским столом, его покоями, капеллой, охотой, конюшнями. В королевских конюшнях было до 5000 лошадей.

Кроме того, был еще штат королевы, дофина, старшего брата короля и всех принцев крови. При рождении каждого королевского ребенка формируется ему гражданский штат. Женщины тоже получали назначения среди этой блестящей челяди: они занимают должность почетных дам, чтиц, фрейлин королевы и принцесс крови.

Милости, расточаемые царедворцам. — Король — великий расточатель милостей. Его слово может обогатить семью; ему принадлежит право назначения высших государственных должностей, высших духовных сановников, всех высших чинов в армии. Пожелает ли кто получить для своего старшего сына высокое положение в армии, для младшего богатую епископию или доходное аббатство, — надо понравиться королю. Какими только путями не стремились со всех сторон к богатой добыче? Даже наиболее независимые тянулись к ней, видя, что король расточал свои милости только приближенным и относился к отдаляющимся от двора, как к беспокойным противникам двора.