Пока в Константинополе святые отцы занимались поиском истины, в Готии Иоанн решил использовать сложившуюся ситуацию для политической борьбы. Не вполне понятно, чем ему помешали хазары, которые весьма благосклонно относились к пришлым иконопочитателям, но Иоанн стал добиваться независимости Готии от каганата. Незадолго до этого он побывал в византийской столице по личному дозволению императрицы. Поскольку взгляды Ирины на иконопочитание совпадали со взглядами самого Иоанна (она даже во времена гонений хранила в постели иконы, за что имела серьезные неприятности от мужа)^{378}, императрица, вероятно, решила использовать своего сторонника для восстановления византийских владений в Центральном Крыму или, по крайней мере, для ослабления хазарского влияния.

Житие святого сообщает, что, вернувшись в места своего служения, Иоанн «вместе с самим владетелем Готфии и всем народом стоял за то, чтобы страною их не владели упомянутые хазары». Каган послал войска, которые заняли крепость Дороса и оставили там «вооруженную стражу». Но святой отец «изгнал» вооруженных хазар и взял под свой контроль горные проходы соединяющие Готию со степным Крымом. Впрочем, противостояние властей и епископа продолжалось не слишком долго — жители Готии, вероятно, предпочли толерантных хазар суровым византийцам, которые свои богословские споры решали преимущественно «мечами и палками». Иоанн «был выдан начальникам Хазаров», а жители Готии «подчинились Хагану, который владетеля Готфии пощадил, а семнадцать невинных рабов казнил»^{379}. Произошло это между концом 784 и 786 годом^{380}.

С самим виновником беспорядков хазары обошлись весьма мягко: он был заключен под стражу, «имел возможность спастись бегством» и переправился через море в «христолюбивый город» Амастриду в Малой Азии. Ученики его, способствовавшие бегству святого, «были схвачены, стояли уже пред Хаганом, и по его определению должны были быть казнены, но по молитве преподобного были отпущены на свободу здравыми, так как Хаган сказал, что “эти вины за собой не имеют”». Такое милосердие автор Жития относит за счет вышнего вмешательства. Он пишет: «Между тем в тот час, когда они стояли пред Хаганом, преподобный в Амастриде, исполнив утренний канон и воздев руки, вне церкви молился до третьего часа, так что казалось, что он висит на один локоть (от земли); когда же один из близких спросил его, ради чего так долго молился, он отвечал: “ради того, сын мой, что в тот час наши братья стояли пред Хаганом, и благий и милосердый Бог избавил их от смерти”».

Если же стоять на более рационалистических позициях, то можно отметить, что хазары проводили в своих провинциях достаточно мягкую политику и не злоупотребляли карательными операциями. Что же касается Иоанна, он не простил кагану своего изгнания и, узнав через четыре года о его кончине, сказал: «И я, братия, чрез 40 дней отхожу, чтобы судиться с моим гонителем пред Судиею и Богом».

Не простил святой и тех, кто упрекал его за поднятое восстание и пролитую кровь. Житие сообщает: «Другой кто-то, несправедливо порицавший преподобного, как будто бы он был виновником того, что укрепление Готфии было передано Хагану и некоторые несправедливо убиты, среди упреков, подняв ногу, чтобы сесть на коня, пал ниц и испустил дух».

Впрочем, борцу за свободу Готии от хазар случалось творить и чудеса иного рода. «Двое враждовавших между собою из-за кувшина вина и не примирившихся даже при посредничестве Святого, вернувшись, нашли спорное вино сгустившимся в сосуде и, разрубив его, как сыр, выбросили вон. И других много чудес сотворил Святой, и жители той стороны, рассказывая о них во всеуслышание, приводят слушающих к сокрушению сердца и обращают к Богу»^{381}.

Восстание Иоанна Готского привело к тому, что позиции хазар в Готии только укрепились. Пользуясь покровительством кагана, сюда начинают еще более массово переселяться болгары, — впрочем, это лишь способствовало экономическому росту региона. Что же касается свободы вероисповедания, то даже восстание, возглавленное духовным пастырем-христианином, не смогло поколебать традиционную веротерпимость кагана. Константинопольская патриархия продолжала беспрепятственно вести работу на территории Хазарии. Здесь действовали несколько епархий, возникали монастыри, строились храмы.

Надо отметить, что христиане Хазарии и, возможно, Готии, хотя и исповедовали свою религию абсолютно свободно (а может быть, именно из-за этого), порою были недостаточно крепки в вере и позволяли соблазнить себя языческими обрядами. В IX веке в Крыму, в городе Фуллы, который, возможно, был расположен неподалеку от нынешнего Бахчисарая (или Коктебеля, или Судака — мнения исследователей расходятся), с миссионерскими целями побывал знаменитый Константин Философ (позднее вместе с монашеским саном принявший имя Кирилл) — один из основателей славянской письменности. Здесь он застал местных христиан, которые, несмотря на то что были уже крещены, приносили традиционные хазарские жертвы деревьям. В Житии Константина рассказывается:

«Был же в народе фульском большой дуб, сросшийся с черешней, и под ним приносили жертвы, называя его Александр, — и женскому полу не позволяли ни подходить к нему, ни (приносить) жертвы. И когда услышал о том Философ, не пожалев трудов, направился к ним». Он потребовал, чтобы нечестивцы срубили богомерзкое дерево. Почитатели дуба пытались оправдать свое поведение древностью обычая, перенятого ими от отцов, и тем, что «благодаря ему исполняются все просьбы наши, а больше всего идут частые дожди». А тот, кто посмеет поднять руку на святыню, «тогда же и смерть узрит, а дождя уж не увидит до (самой своей) кончины».

Судя по последнему заявлению, почитатели дуба не могли похвалиться особой логикой, однако Философ сумел уговорить своих оппонентов, используя эмоциональное давление. Он напомнил принятое ими крещение и напугал судьбой эллинов, которые «пошли на вечные муки» зато, что поклонялись «небу и земле, столь большим и добрым творениям». Нечестивцы испугались «и, взяв белые свечи у Философа, с пением пошли к дереву, и, взяв топор, ударил Философ тридцать три раза, и приказал всем срубить с корнем и сжечь его. В ту же ночь пошел дождь от Бога. И с радостью великою похвалили Бога, и Бог сильно возрадовался этому».

Так христианство в очередной раз одержало победу на территории Хазарии. Впрочем, хазарского кагана святой Кирилл не сумел обратить в свою веру, хотя и имел с ним продолжительную богословскую беседу. Правда, не вполне понятно, когда могла состояться эта беседа.

Житие святого сообщает, что каган пожелал ознакомиться с основами авраамических религий и Константин Философ был направлен в Хазарию для просветления язычников. Каган и его приближенные прониклись доводами Философа, согласились с осуждением ислама и иудаизма и заявили: «…Тот из вас, кто на запад кланяется, или еврейские молитвы читает, или держится веры сарацинской, скоро смерть от нас примет». А каган написал византийскому императору следующее письмо: «Послал к нам, владыка, такого мужа, что показал нам (всю) христианскую веру и (догмат) Святой Троицы словом и делами. И познали, что это — вера истинная, и повелели, чтобы тот, кто хочет, крестился, надеясь, что и мы к тому же прийдем. Все мы — друзья и приятели твоего царства и готовы (идти) на службу твою, куда захочешь»^{382}.

Однако из других источников мы знаем, что, во-первых, глава государства, познакомившись с основами трех монотеистических религий, предпочел иудаизм, а во-вторых, произошло это задолго до рождения Константина Философа, который появился на свет в 827 году.