От других салтово-маяцких городков и поселков Горки отличались тем, что здесь имелось каменное домостроительство. Даже в крепостях Хазарии население обитало в основном в юртах и землянках с глиняными стенами на каркасе из жердей, иногда — в домах с дощатыми стенами, тоже обмазанными глиной. Необычные дома археологи обнаружили в Карнауховском поселении: их сплетали из тростника, обмазывали глиной и обжигали докрасна. В результате получался керамический дом с прочными стенами толщиной до 30 сантиметров^{359}. Но каменной кладки в степи не знали, ее можно было встретить только на салтовских поселениях Тамани и Крыма и на Кавказе. Впрочем, и здесь каменными обычно были только цоколи (выше шли глинобитные стены), причем укладывали камень не слишком профессионально: в одном и том же доме сосуществовали разные виды кладки.

А вот в Горках каменная кладка была однотипная. Строительным материалом служил местный ракушечник, который добывали совсем рядом, в балке, расположенной в нескольких сотнях метров, — там до сих пор видны следы кустарных карьеров. Мы исследовали около 900 квадратных метров городища, и почти вся эта площадь была покрыта остатками каменных цоколей. Правда, из камня только эти цоколи и были выложены — выше, вероятно, шел слой сырцовых кирпичей.

Интересно, что все исследованные нами постройки не имели фундамента и не были заглублены. Никаких следов пола, кроме земляного, тоже не сохранилось. Жить в таких домах было бы очень холодно, но в них, судя по всему, никто и не жил: ни в одной комнате мы не нашли ничего даже отдаленно напоминающего печку или очаг (немногочисленные очаги и тандыры найдены только во дворах). Культурного слоя внутри домов тоже почти не было, а ведь в земляной пол обычно втаптываются и кусочки керамики, и кости, и бусины, и множество других мелких предметов. Все это навело археологов на мысль, что постройки эти имели сугубо хозяйственное назначение, но какое именно — понять невозможно. Что же касается жилых кварталов, то они, вероятно, лежат в еще не раскопанной части городища^{360}.

В остальном Золотые Горки были типичным нижнедонским салтовским городком. Здесь было развито гончарное производство: мы обнаружили печи для обжига керамики и огромное количество черепков и вокруг этих печей, и по всей территории городища. Это обычная салтовская керамика, среди которой нашлись и осколки «котлов с внутренними ушками» (включая и сами ушки). В огромных хозяйственных ямах жители хранили зерно, — возможно, его отправляли вниз по течению Дона, на Тамань, в Крым, в Византию, а оттуда получали амфоры с вином и оливковым маслом — осколки этих амфор тоже валялись по всему городищу.

Никаких других находок, кроме черепков (и нескольких мелких и невыразительных металлических предметов), мы на Горках не сделали. Но это — обычная картина для небольших хазарских поселений: большую часть находок здесь составляют черепки и кости животных.

Следов пожара или осады в Горках не найдено. Судя по всему, в первой половине IX века жители городка мирно уложили все свои вещи, снялись с места и переселились куда-то. Не исключено, что процесс этот начался и раньше, во всяком случае, керамики, которую можно было бы датировать второй половиной IX века, в Золотых Горках уже нет, а значит, к этому времени здесь не осталось и жителей. В гончарной печи стояла обожженная, но невынутая посуда, которая была «в моде» в начале IX века, — видимо, мастер, собираясь в дорогу, не захотел тащить ее с собой.

В середине VIII века салтово-маяцкая культура распространяется и на берегах Керченского пролива, в том числе на Тамани. Еще с конца VII века, со времен хазарского вторжения в Крым, эти земли попадают под власть каганата и для них начинается новая эпоха. Раньше здесь, на задворках Византийской империи, после гуннских и тюркских погромов IV и VI веков жизнь едва теплилась; в VI–VII веках на всю Тамань известно 22 поселения. В VIII–IX веках их насчитывается уже 69 (и это лишь те, что обнаружены археологами). В них развивались скотоводство и земледелие (прежде всего виноградарство), в портовых городах — торговля и ремесла. В хазарском городе Таматархе (позднее — Тмутаракань), возможно, массово выпускали амфоры для вина и высокие красноглиняные кувшины для транспортировки нефти — археологи находят здесь огромное количество таких черепков^{361}.

Люди, поселившиеся на Тамани, были вчерашними кочевниками, вероятно болгарами, тем же самым народом, который заселил степи Нижнего Дона.

Кроме того, в этих местах появились и выходцы из Малой Азии, которая входила в состав Византии. Империю тогда раздирали религиозные распри: в 730 году император Лев III Исавр, убоявшись идолопоклонства, выступил против почитания икон. Правда, существует мнение о том, что богобоязненный император думал не столько о душе, сколько о том, чтобы привлечь к себе симпатии мусульман и иудеев, которые никаких икон не признавали. Но так или иначе, Лев III законодательно утвердил то, о чем раньше лишь дискутировали знатоки Священного Писания.

Его преемник Константин V Копроним (муж хазарской царевны Чичак) пошел еще дальше и объединил усилия государства и церкви. В его правление, в 754 году, был созван Иконоборческий собор, который постановил, что «всякая икона, сделанная из какого угодно вещества, а равно и писанная красками при помощи нечестивого искусства живописцев, должна быть извергаема из христианских церквей». Собор приравнял иконы к идолам, а художников предал анафеме: «Кто лики святых будет изображать вещественными красками на бездушных иконах, которые не приносят ровно никакой пользы… — тому анафема». Кроме того, анафеме были преданы и все те, кто «не лобызает с полной готовностью» постановлений собора^{362}.

Принять такое решение собору было нетрудно, потому что сторонников иконопочитания на него попросту не пригласили. После этого в империи началась охота как за иконами, так и за теми, кто им поклонялся. Их, по сообщению Феофана Исповедника, умерщвляли мечами и ударами бичей, ослепляли, поджигали им бороды, предварительно пропитав смесью воска и масла… Некоторых отправляли в изгнание^{363}.

В 787 году Седьмой Вселенский собор восстановил иконопочитание, но потом его вновь отменили. Так происходило неоднократно, и каждый раз воспрявшие было иконопочитатели подвергались казням и ссылкам. Известный иконоборец император Феофил приглашал своих идейных противников на богословские диспуты, но в качестве аргумента использовал плеть и приказывал выжигать на лбу упорствующих стихи собственного императорского сочинения (отметим, что стихи были достаточно бездарными, а главное — весьма длинными)^{364}.

Особенно ополчились иконоборцы на монахов, а их в империи было множество. Большинство монастырей оказалось разгромлено. В 765 году при сжигании Пелекитского монастыря около сорока человек из братии были загнаны в развалины древних терм и там живыми засыпаны землей^{365}. В одном только Константинополе в результате душеспасительной деятельности иконоборцев опустело 120 монастырей, некоторые из которых насчитывали до тысячи монахов. Из страны началась массовая эмиграция^{366}. Толпы неудачливых иконопочитателей оставляли империю и переселялись во владения хазар, которые хотя и были язычниками, но отличались редкой веротерпимостью и к изображениям христианских святых относились гораздо лучше, чем официальная Византия. Здесь прибывшие селились по преимуществу в Крыму и на Тамани.