Руководивший боем своей флотилии коммодор Маунтбеттен признал, что его недавние опасения, основывавшиеся на данных морской разведки и первых минутах боя, воплощаются в жизнь: точность стрельбы русских комендоров колебалась в среднестатистических десяти-двенадцати процентах, тогда как его канониры давали точность в 5-6%. Правда, ещё хуже обстояло дело в Мировую Войну, когда англичане стреляли с точностью 2-3%, германцы 4-6%, а русские 8-9%. Но ведь с тех пор и дальномеры усовершенствовались, и приборы управления огнём и сами корабельные орудия! И вот когда "Кемпенфелт" получил сразу два попадания в нос, а на "Мидж" запылал полубак, коммодор приказал командиру "Ахиллеса" вступить в бой. Через шесть минут после открытия огня по русскому эсминцу, шестидюймовки крейсера дважды поразили "Отчаянного", следующий залп оказался точней – четыре 152-мм и два 102-мм снаряда разбили командную рубку и пробили броню правого борта. Один из снарядов вызвал пожар в топливной цистерне, спустя минуту по центру эсминца вырвался столб пламени, отметивший место гибели корабля.
Не успев насладиться победой, Маунтбеттен стал свидетелем гибели "Нубиана" – тот совсем потерял ход и его добили торпедой с русского эсминца. "Нубиан" переломился пополам и волны спешно сомкнулись над обломками. Как и на "Отчаянном", из экипажа "Нубиана" никто не спасся.
И в ту же минуту корпус "Ахиллеса" сотрясся от попадания тяжёлого снаряда. Командир крейсера коммандер Уоткинс отреагировал спешным разворотом на восемь румбов и принял доклад, что снаряд, пробив броневой пояс, разорвался по счастливой случайности в пустующих кубриках матросов.
Маунтбеттен напрасно выискивал опасного противника, на месте боя были только русские эсминцы. А когда водяные столбы поднялись в двух кабельтовых с перелётом относительно прежнего курса и на левом крамболе относительно нового, коммодор понял, кто его противник. Это был русский эсминец, обладавший несколько большим силуэтом, а значит и водоизмещением.
– Мы, видимо, ошиблись, – сказал Маунтбеттен коммандеру Уоткинсу. – У дестроера не может быть такого калибра. Мы приняли его шесть дюймов за все восемь.
– Но и шесть – много, сэр…
– Может быть… но при его размерах…
Коммодор так и не установил, кто стал его противником. На самом деле ему противостоял контрминоносец "Полковник Жебрак", имевший водоизмещение 3800 тонн против почти 7000 "Ахиллеса". Собственно, русские эсминцы значительно превосходили англичан тоннажем, имея усреднённые 2400 тонн против 1850-ти дестроеров типа "Трайбл" или 1400-1500 тонн у прочих типов. Главный калибр "Жебрака" состоял из двухорудийной башни 203-мм орудий, вспомогательный калибр – четыре 152-милиметровки. С таким вооружением контрминоносец вполне мог противостоять лёгким крейсерам и даже отбиться от тяжёлых, ведь восемь дюймов как раз их калибр.
Дуэль "Жебрака" и "Ахиллеса" развивалась стремительно. Превосходя в скорости на шесть узлов, контрминоносец отчаянно маневрировал и отделался только одним попаданием 102-мм снаряда в борт, убившим и ранившим шестнадцать моряков. Торпеда, пущенная крейсером, прошла далеко за кормой "Жебрака", который уже дважды добивался попаданий из 152-мм калибра. Флагман 5-й флотилии вздрогнул от попаданий, появились убитые и раненые, на мостик поступили доклады о повреждениях. И вот третье попадание шестидюймовки, разбившее носовой распределитель левого борта, Маунтбеттен благодарил Бога, что восьмидюймовки пока мазали. Он уже успел удостовериться, что они всё-таки имелись у этого странного "эсминца".
– Есть попадание, сэр! – обрадовано доложил старший артиллерист "Ахиллеса". – Наш главный калибр его зацепил.
Коммодор удовлетворённо отметил огненный всполох в надстройке противника и в следующую секунду крейсер сотрясли два мощнейших удара. Как вскоре выяснилось, два 203-мм "подарка" проделали огромную пробоину ниже ватерлинии. Крейсер принял более шестисот тонн забортной воды и получил правый крен в пятнадцать градусов с небольшим носовым дифферентом. И только благодаря экстренным мерам вышколенных матросов дивизиона живучести, корабль не набрал воды ещё больше.
– Срочное задымление! – скомандовал через несколько минут коммандер Уоткинс, оценив всю опасность продолжения дуэли с русским кораблём.
Коммодор Маунтбеттен его приказ не отменил, прекрасно осознавая, что ещё одно удачное попадание под ватерлинию и "Ахиллес" рискует как минимум сильно набрать воды, а то и вовсе потерять ход или лечь на борт.
А на командном мостике "Жебрака" капитан-лейтенант Щельнов опустил бинокль, наблюдая дымовую завесу "Ахиллеса". Опустил бинокль и находившийся со своим штабом здесь же на мостике под защитой брони начальник 2-й бригады капитан второго ранга Свербеев.
– "Ахиллес" снизил ход! – доложили с поста наблюдения.
– Два залпа из всех орудий, – приказал Щельнов. – Пока он окончательно не спрятался…
И прежде чем крейсер скрылся в дымовой завесе, шестидюймовый снаряд "Жебрака" угодил прямо в ствол кормовой башни главного калибра англичанина, повредив и второй ствол, тем самым полностью выведя башню из строя.
На выручку флагмана флотилии уже подошли эсминцы "Либерти" и "Оул". С "Либерти" тут же завязал бой "Отважный", пришедший на помощь "Жебраку", незадолго перед этим заставив ретироваться под защиту линейных крейсеров повреждённый "Майндфул". А контрминоносец Щельнова начал дуэль с "Оулом".
К этому времени из боя вышли сильно повреждённые "Акаста" и "Грозный", скрываясь каждый в собственной дымовой завесе и отходя к главным силам своих флотов.
В броневой пояс "Жебрака" под острым углом попали сразу три 120-мм снаряда "Оула", срикошетировавших и ушедших в море. Следом ещё один английский трёхдюймовый снаряд попал в пост сигнальщиков, убив трёх матросов. Одновременно "Оул" выпустил из лево- и правобортовых торпедных аппаратов сразу четыре торпеды с интервалом в полминуты. Но контрминоносец являлся целью весьма подвижной, все торпеды прошли мимо. И словно возмещая за промахи шестидюймовок, орудия главного калибра "Жебрака" разворотили "Оулу" нос. Британец застопорил ход вследствие сильного дифферента на нос и тут же получил сразу четыре 152-мм "гостинца" в правый борт, полубак и ют. На "Оуле" начался сильный пожар, стрельбу эсминец прекратил. Капитан-лейтенант Щельнов приказал перенести огонь на "Либерти", а на "Оуле" уже прыгали за борт и спускали уцелевшие шлюпки. Не прошло и двадцати минут, как эсминец погрузился носом в пучину и вокруг всё ещё вращавшихся винтов торчащей из воды кормы плавали на плотах и шлюпках британские моряки.
В бой эсминцев вмешалась английская авиация, дюжина палубных торпедоносцев-бипланов Суордфиш спешила поддержать своих моряков. "Либерти" срочно ставил дымовую завесу, не решаясь противостоять сразу двум врагам; выходя из боя, он получил в корму 127-мм снаряд "Отважного".
Британские самолёты были замечены вовремя, русские эсминцы начали выходить из боя, ставя задымление и оттягиваясь на норд. В воздухе по курсу Суордфишей показались первые облачка разрывов зенитных шрапнелей. Оставшиеся в строю эсминцы 5-й флотилии продолжать бой не стали: во-первых, коммодор Маунтбеттен посчитал, что это малоэффективно в условиях задымления и чревато потерей взаимодействия без его непосредственного руководства; во-вторых, англичане рассчитывали, что с русскими поквитается авиация.
Тихоходные – с крейсерской скоростью 193 км/ч, Суордфиши разбились на четвёрки и начали заход на ближайшие эсминцы с высоты девятисот метров. В них лупило всё что могло: 25-мм спаренные автоматы, 37- и 45-милиметровки, даже трёх- и четырёхдюймовки открыли огонь шрапнелями, когда торпедоносцы оказались в секторе вертикальной доводки орудий. Шрапнели 76- и 127-мм оказались для английских пилотов весьма губительными. Сразу три Суордфиша сбросили торпеды куда попало и отвалили назад, имея множественные пробоины. Ещё один, объятый пламенем, врезался в море и развалился на кувыркающиеся по водной поверхности, будто по тверди земной, куски.
