Последним местом службы Кажана был полигон в Южной Сибири под станицей Семиярской Семипалатинской области, где в павлодарском уезде дислоцировались кадрированные панцирные части рейхсвера и располагался учебный центр северогерманских бронеходчиков. Две кадрированные панцергренадёрские дивизии дислоцировались в степях Большой Киргизии – под Лепсинском Семиреченской области. Факт пребывания войск рейхсвера в землях Сибирского Казачьего Войска сам по себе небезынтересен. В русской армии об этом почти неизвестно, естественно, кроме тех, кому по долгу службы знать полагалось. Окружающее население тоже мало что знало, кроме того факта, что где-то в степях существуют германские гарнизоны. И только. За пределы Южной Сибири про кадрированные полки и дивизии информация не распространялась. Страна закрытая, меры секретности исправно работают из года в год, поэтому кроме неясных слухов к иностранным разведкам ничего не просачивалось. По крайней мере, так считалось. В Европе было известно лишь то, что в России с недавних пор проходят подготовку юнкера Люфтваффе и панцерных войск. По большому счёту, на это смотрели сквозь пальцы из-за неимения действенных рычагов давления на Москву. Тот же Уайтхолл куда больше настораживало базирование где-то под Архангельском остатков Рейхсмарине. Но режим секретности и по сей день не позволял британской военно-морской разведке выявить подробный состав вымпелов осколка германского флота.

В дверь постучали. Громко так постучали, с напором.

– Войдите.

Держа в левой руке чёрный командирский портфель, в кабинет шагнул рослый широкоплечий генерал, чётко щёлкнул каблуками, одновременно резко поднеся ладонь к козырьку фуражки.

– Генерал-лейтенант Кажан прибыл для прохождения службы! – рокочущим голосом доложил он.

Кивнув из-за спины гостя, следом вошёл Колохватов.

– Прошу садиться, господа, – указал на стол Авестьянов и занял своё место.

Генералы последовали его примеру.

Сравнивая Кажана с фотокарточкой, Григорий нашёл, что в живую тот более представителен. Открытый взгляд на редкость ярко-голубых глаз, смотрит будто с вызовом, словно не существовало ничего, что могло бы его устрашить. Когда он снял фуражку, чуб, лихо завитый по солдатской моде, оказался светло-русым, не сравнить с чёрно-белым фото, где чубина куда темнее. Усы густы, но аккуратно пострижены, на руках белые из шагреневой кожи перчатки, скрывающие обожжённую кожу. Удивительно, как с его статью он выбрал стезю бронеходчика. В стальных коробках вечно не развернуться, не повернуться, впрочем, тут скорее всё от сноровки зависит. Владимир 4-й степени с мечами; значок РНС; на левом рукаве наугольник из чёрной и красной полос, над ним красный солярный крест. На портупее Георгиевский кинжал, который генерал носил с гордостью и только потому, что Георгиевский. Ненаградное холодное оружие бронеходчики не носили. Мундир непривычного здесь светло-зелёного цвета, настолько светлого, что, казалось, он скорее белый. Серебряные погоны, генеральский зигзаг вышит тонкой линией угольно-чёрной канители, что, помимо эмблем на шевроне, указывало на принадлежность к бронеходным войскам. Генерал-лейтенантство Кажан получил недавно – две недели ещё не прошло. Однако то, что его прямой командир в равном чине, Константина Константиновича не смущало, он уже знал: чтобы стать полным генералом Авестьянову не хватает лишь ценза выслуги.

– Не скрою, Константин Константинович, – начал беседу Григорий, – я жаждал с вами познакомиться.

– Благодарю. Надеюсь, ваши ожидания оправдаю.

– В этом я не сомневаюсь совершенно… Для начала, я бы хотел прояснить насколько вы в курсе предстоящих вам дел.

Кажан встряхнул плечами и скромно улыбнулся.

– Боюсь вас разочаровать, Григорий Александрович, но даже не в самых общих чертах. В ГАБУ я пробыл самую малость – каких-то три часа, получил в управлении кадров предписание и поспешил на вокзал.

Авестьянов поднял бровь.

– Странно. Я полагал, Коронатов вас обязательно к себе пригласит.

– Я справлялся о нём… Мне сообщили, его срочно в кремль вызвали. Сказали, что это надолго.

– Ну что же, тогда… Курите?

– Благодарствуйте, бросил.

– А я, с вашего позволения… – соблюл Авестьянов вежливость и вытащил папиросу из коробки "Оттоманъ". Затем щёлкнул зажигалкой. Следом подкурил от спички и начальник штаба, подтянув к себе пепельницу для посетителей в виде десятигранника из полированной латуни.

– Вы с семьёй приехали? – поинтересовался Колохватов.

– Нет. Семью оставил в Семипалатинске. В приказе предписано прибыть к сегодняшнему числу. Жду где-то через месяц, жена захотела у родителей погостить. В Ялте. Там внуков давно ждут.

– Далеко же она с вами из родных мест забралась, – улыбнулся Колохватов.

– Не жалуется. Знала за кого выходила.

Кажан мечтательно посмотрел в окно.

– Мы, знаете ли, через месяц знакомства поженились. В тридцать первом это случилось. У меня тогда отпуск в Ялте кончался. Я её в Приморье увёз, я там три года служил. В первое время она жутко скучала… и дорога длинная. От Владивостока до Уральска три недели, а оттуда в Крым ещё две. Не наездишься. Сейчас-то побыстрее стало и гражданская авиация развилась. А тогда…

– Знакомая ситуация, – отметил Авестьянов, затягиваясь. – Моя супруга с детьми из Заамурья сама ездила. Приходилось расставаться. Не бросать же дивизию на два месяца.

Он стряхнул пепел и перешёл к делу:

– Итак, Константин Константинович, приказ о сформировании вашей дивизии поступил 10 дней назад. Поскольку первоначально перед управлением корпуса такая задача не ставилась, основной объём ложится на ваши плечи. Дивизию будете разворачивать на базе пятьдесят пятого лёгкого бронеходного полка. Думаю, с полковником Шаповаловым вы быстро найдёте общий язык. Командир он отменный и за прошедшие дни успел немало сделать. Сейчас он формирует двадцать третью бронебригаду, которой пока и распоряжается до прибытия её командира.

– Известно кто назначен на двадцать третью и когда его ждать?

– Пока нет. Но это решится в ближайшие дни. Формированием двадцать четвёртой бронебригады занимается генерал-майор Ермоленко. Рекомендую его самым положительным образом. Правда, сквернословит он через меру, как заправский унтер.

– А кто без греха? – с улыбкой произнёс Колохватов. – Чего уж тут.

– И то верно. На Ермоленко, Константин Константинович, можете полагаться смело. Он служил в Северной Германии. Под Дрезденом. Был наштадивом пятой мотопехотной дивизии. А там, знаете сами, какие специалисты… чтоб перед союзниками в грязь лицом не ударить.

– Право же, это замечательно, – заметно приободрился Кажан. – Дивизия формируется по новым штатам?

– Да.

– Хм… Ну, не с одного же полка она разворачивается.

– Верно. На базе пятьдесят пятого создаётся "второй" полк, часть техники передаётся в него из хозяйства Шаповалова. Пятьдесят пятый взамен пополняется "Штормами" и "тридцатьвосьмёрками". В штарме мне обещали, что скоро с путиловского завода придёт эшелон с "тридцатьдевятыми".

Кажан довольно улыбнулся. За те часы, что довелось провести в ГАБУ, он успел ознакомиться с новыми штатами родных войск. С лета текущего года в каждой бронебригаде создаётся тяжёлый бронедивизион в составе двадцати четырёх Б-38 "Витязь I" или более новых Б-39 "Витязь II", модификации "тридцатьвосьмёрки", принятой на вооружение в 1937-м. Там же в Москве ему стало известно, что благодаря опыту Испании, было принято решение отказаться от концепции пехотных бронеходов, что повлекло за собою упразднение в мотострелковых и мотопехотных полках отдельных эскадронов и дивизионов. Бронеходы теперь сводились в кулак, а не разбросаны как прежде с подчинением пехотным командирам. Решение это оплачено кровью, одних только тяжёлых Б-38 в Испании потеряно 52 машины. Там же в ГАБУ он слышал разговор, что в Англии, на основании опыта Испанского Экспедиционного Корпуса, форсируются работы по созданию более бронированных танков. Ибо британские крейсерские "лохани" Мк I и пехотные "Матильды I" не способны при столкновении с русскими машинами воевать на равных.