Авестьянов курил, окоёмил по сторонам да рассматривал приближающихся офицеров. И командир комендантского взвода, и офицер КВС носили одинаковую форму – мундиры и шинели отличались от армейских более тёмным зеленым тоном и наличием синих лампас на галифе. Сабель у них, в отличие от армейцев, не было. Вместо сабель или шашек на портупеях висели ножны с прямыми кинжалами в локоть длиной. Такие кинжалы с конца двадцатых делали на заводах Златоуста и станицы Тарской специально для войск КВС.

– А что, Нестор Иванович, – махнул на затор рукой Авестьянов, – всегда тут такой бардачок?

– Всегда и неизменно, – ответил Колохватов. – Вы, Григорий Александрович, вскоре и удивляться разучитесь. Сколько лет режимные меры действуют, а подобная неразбериха повторяется из раза в раз. Для штатских словно дорог других нету. Им всенепременно эту подайте либо иную какую закрытую.

– А долго ль в объезд?

– Вёрст этак тридцать, ежели назад ещё вёрст на двадцать поворотить.

– А скажем, если ночью тут застрянешь?

– Не беда, Григорий Александрович, тут в двух верстах позади – поворот мы проехали. Там дорога на овцеферму ведёт. А сунапротив неё стоит трактир с постоялым двором.

– Всё-то вы знаете, – Авестьянов крепко затянулся.

– Отчего ж не знать? Третий год тут служу.

– И на долго этот затор?

– Не думаю. Вон те грузовики с шерстью как раз от овцефермы едут, тут в Александрово суконная фабрика… Крестьяне и автомобилисты, они могут и пять часов тут проваландаться, надеясь прошмыгнуть. Потом-то и они разъедутся.

– Минут через десять поедем, – глянул на часы Торосов, стоявший метрах в трёх от генералов. – К обочине всех прижмём. Успеем, господа.

Авестьянов кивнул, последний раз затянулся и выбросил окурок щелчком.

Подошли офицеры КВС. Оба – поручики и примерно одного возраста – чуть за двадцать. Командир взвода охраны встал поодаль. Начальник КЗП ускорил шаг, мельком бросил взгляд на подполковника и, получив одобрительный кивок, направился прямиком к Авестьянову, перейдя на строевой.

– Поручик двадцать второго полка Корпуса Внутренней Стражи Никитенко, – козырнул он.

– Генерал-лейтенант Авестьянов, – в свою очередь козырнул Григорий.

Поручик на миг-два впился в генерала глазами, словно сличая его с кем-то или скорее с чем-то, например, с фотокарточкой, и невозмутимо произнёс:

– Извольте ваши документы, господин генерал-лейтенант.

– Держите, – Авестьянов скрыл удивление и протянул удостоверение офицера. Даже в Заамурье у него не требовали документов, достаточно было одного вида конвоя.

– Благодарю, – вернул удостоверение поручик.

– Где же ваше оцепление? – любопытства ради поинтересовался Авестьянов, не заметивший кроме солдат у КПП никого более.

– Тут по округе рассредоточено, господин генерал.

– Отчего задержка? – вклинился в разговор Торосов, имея в виду вовсе не затор, а несвоевременное внимание поручика к персоне командира корпуса.

Поручик его понял и всё также невозмутимо ответил:

– Подозрительных задержали. Аккурат перед самым вашим приездом. Повозиться пришлось.

– Группа? – поднял бровь подполковник.

– Так точно. Четверо – отец и трое сыновей. Крестьяне. Поляки.

– Что ж в них подозрительного? – спросил Колохватов. – Что поляки?

– Никак нет. Старший пьян. С утра. А движения лёгкие, плавные, выверенные… Вот я и скомандовал своим орлам от греха подальше. Да машину за ними вызвал.

– Благодарю, поручик, – подвёл черту в разговоре Авестьянов. – Только вот дорожку нам освободите.

– Это мы быстро, господин генерал, – козырнул поручик напоследок.

– Этак ежели всех поляков задерживать… – задумчиво произнёс Колохватов, когда начальник КЗП удалился. – Их и так поди не осталось почти.

– Полякам в районе учений делать нечего, – сказал Торосов.

– Вы их не жалуете? – спросил наштакор.

– Есть поляки, а есть пшеки, – подполковник специально для Колохватова изобразил кислую мину. – Я этого "добра" насмотрелся. Я в этих краях корнетом начинал.

– Выходит, польский знаете, – поинтересовался Авестьянов.

– Превосходно. Причём с детства, хоть и вырос в Семиречье. У нас в гимназии один пан учительствовал, славянские языки преподавал. Его ещё при царе сослали, так и остался.

– Пора, господа, – показал рукой Колохватов на освобождаемую солдатами КВС дорогу. – Едемте.

Колонна 1-го батальона 167-го моторизованного стрелкового полка шла по грунтовке в походном порядке. Возглавлял колонну передовой взвод бронеавтомобильной роты – пять пушечных броневиков Путиловец-V* – знаменитое детище Путиловского завода, принятое на вооружение подвижных частей русской армии три года назад.

Мотострелки были погружены в грузовики по две машины на взвод из 46 человек. Каждая рота имела тактическое деление на полуроты – по два взвода и пулемётную команду в 30 бойцов с десятью ручными ДП. Помимо мотострелков в роту входила лёгкая батарея из девяти 82-мм миномётов, двигавшаяся в колонне на собственных грузовиках. Санитарная команда из десяти санитаров и медицинского снаряжения шла в своей машине. Батарея 120-мм батальонных миномётов транспортировалась на десяти ХАБАЗах. В отличие от тяжёлых миномётов, а также пушек и гаубиц, ротные и батальонные миномёты имели только батарейное звено, но с тремя огневыми взводами по три ствола, в артиллерийские роты и дивизионы они не сводились. Присутствовали в колонне и машины сапёрного и медицинского взводов. В батальоне рот было две, в полку – четыре батальона, собственно, этим мотострелки и стрелки отличались от мотопехоты и пехоты, в батальонах которых было по четыре роты и "спецов" поболее. По планам мобилизационного развёртывания, в начале войны треть стрелковых и мотострелковых полков, бригад и дивизий разворачивались в пехотные и мотопехотные.

Далеко впереди в голубеющем небе показались две точки.

– Воздух!!!

Дежурившие в кузовах сигнальщики тот час же замахали флажками.

Колонна резко стала. Зазвучали команды унтеров и офицеров, солдаты в спешке бросились из грузовиков. Брань, мат и лязг, на первый взгляд – бестолковая суета. Но это только на первый взгляд. Подразделения и каждый боец в отдельности чётко знали свой манёвр. Повзводно и поотделённо роты рассредоточились и залегли в поле по обе стороны от дороги. Водители в это время уже свернули с дороги, стремясь уйти от неё как можно дальше.

Двигавшаяся в порядках 1-го батальона приданная зенитно-пулемётная батарея рассредоточилась по обочинам и на пологой вершине ближайшего холма. Шесть грузовиков АЗМ-2 чётко и быстро достигли выбранных командирами расчётов позиций, прислуга, перекрывая нормативы, изготовила спаренные установки ДШК к бою. На всё про всё – три минуты. Громогласные команды комбатра, не отрывавшего глаз от бинокля, команды командиров взводов и расчётов – и вот установки зарявкали холостыми выстрелами, окрасив дульные тормоза огненными цветами.

Точки, шедшие на полукилометровой высоте, тем временем превратились в хорошо различимые штурмовики. Кромки консолей самолётов расцвели яркими огненными лепестками, "боевой" заход они начали со снижением. Над батальоном штурмовики пронеслись на высоте метров двухсот, сыпанув на прощание учебными бомбами. Красные парашюты бомб прекрасно различались на фоне небесно-голубой синевы. Ударив о землю, сработали бомбовые взрыватели, дорога и поле покрылись дымовыми облаками.

Одетый в защитно-зелёную черкеску с красной повязкой наблюдателя на рукаве есаул Маренко был единственным, кто беспристрастно наблюдал за действиями батальона. Завершив подсчёт "потерь", он спрыгнул с кабины грузовика и спрятал бинокль в чехол, затем сделал несколько пометок в блокнот.

– Господа, – обратился Маренко к подошедшим офицерам, – оценка первой роте – три. Второй роте – четыре, зенитно-пулемётной батарее – четыре с плюсом, миномётной батарее – четыре. Общая оценка батальону – четыре.