Неграненому таланту юного Бетховена требовался наставник, уважаемый путеводитель, который указал бы ему дорогу в этом музыкальном и культурном Вавилоне. По-настоящему он начал получать музыкальное образование в 1782 году[2]. Ему 12 лет. Придворный органист Кристиан Готлоб Нефе привязался к мальчику, быстро разглядев в нем огромные задатки. Нефе страстно увлекался музыкой, хотя технически был не очень силен, к тому же это был образованный человек, сумевший передать Людвигу хотя бы частичку своей любви к красотам литературы и поэзии. Нефе создал оригинальную теорию: музыкальные явления тесно связаны с психологией и должны принимать ее за основу. Он сумел обуздать неистовость Людвига и проявил себя требовательным учителем: заставил его разучивать «Хорошо темперированный клавир» Баха, а также сонаты его сына Карла Филиппа Эммануэля — суровую научную школу в искусстве фуги и контрапункта.
Нефе был еще и дирижером придворного театра. Он подыскал своему ученику скромное, но полезное место: аккомпанировать на клавесине во время репетиций, что позволило Людвигу освоиться с репертуаром и обогатить свои познания в области музыки и театра. Именно так он познакомился с пьесами Шекспира «Отелло», «Ричард III», «Король Лир» и драмой «Разбойники» молодого Шиллера. Два этих поэта на всю жизнь останутся для него альфой и омегой литературы; для финала своей Девятой симфонии он выберет «Оду к радости» Шиллера.
В том же 1782 году состоялась еще одна определяющая встреча — с Францем Герхардом Вегелером. Ему было 17 лет, и он готовил себя к медицинскому поприщу, где и преуспел: в 25 он уже профессор Боннского университета, в 28 — декан факультета, в 30 — ректор; редкий ум. Для Бетховена он был самым верным, самым преданным другом на протяжении многих лет, до самого конца жизни. Вегелер оставил ценные воспоминания о Бетховене в разные моменты его творческого пути. Кстати, Вегелер первым заметил юного Людвига в окно, находясь дома у одного из друзей. Возможно, ему стало жаль этого мальчика, о котором уже рассказывали чудеса, зная, как плохо ему живется в неотесанной и грубой семье. Благодаря Вегелеру у Людвига появился второй дом, в котором его исключительные дарования смогли развиться более гармонично, в теплой и просвещенной атмосфере.
В данном случае речь идет о семье фон Брейнинг. Вот как описывает сам Вегелер, возможно слегка идеализируя, этих зажиточных, интеллектуально развитых людей, страстно увлеченных наукой и искусством:
«Семья состояла из матери, вдовы государственного советника фон Брейнинга, трех сыновей, примерно ровесников Бетховена, и дочери. Бетховен давал уроки младшему из сыновей и его сестре. ‹…› В этом доме, при всем оживлении юности, царил тон хороших манер без педантизма. Кристоф фон Брейнинг рано начал писать стихи; Стефан фон Брейнинг позже пытался ему подражать, но безуспешно. Друзья дома отличались искусством вести беседу, сочетая полезное с приятным.
Добавим к этой обстановке атмосферу достатка, особенно до войны; нетрудно понять, что Бетховен пережил там первые и бурные радости юности.
Очень скоро с ним стали обходиться, как с родным; он проводил там не только почти весь день, но зачастую еще и ночь. Там он чувствовал себя свободно и двигался непринужденно. Всё давалось ему без труда и развивало его ум. Будучи старше его на пять лет, я мог наблюдать за ним и оценивать. Госпожа фон Брейнинг (мать) обладала величайшей властью над этим зачастую упрямым и угрюмым юношей».
Испытывал ли юный Людвиг к этой приветливой и жизнерадостной даме нечто большее, чем сыновнюю привязанность? Ему 12 лет. Грубость семьи и побои отца ускорили его созревание. Бетховен начинает испытывать первое волнение желания и любовные переживания, которые надолго останутся одной из тайн его жизни, не раскрытой до сих пор. Вечно влюбленный в недоступных, замужних или помолвленных женщин, невосприимчивых к его авансам, находящих его слишком некрасивым, неотесанным, неудобным во всех отношениях? Повторение до тошноты первоначальной схемы, отмеченной печатью запрета? Это лишь гипотеза. Синдром повторения — обычное дело в психическом развитии. Бетховен намеренно выбирает невозможное, обреченное на провал, чтобы сохранить свободу творчества и свой достаточно беспорядочный образ жизни? Идеализирует противоположный пол, чтобы замаскировать отсутствием свершения свои гомосексуальные порывы, в которых тогда нельзя было признаться? Ничто не доказывает этого неопровержимо, ни в документах, ни в том, что нам известно о его жизни.
Тем временем Людвиг занимается с Нефе, сделавшим его своим любимым ассистентом. И поощряющим его первые опыты в композиции. Так появилось в начале 1783 года первое известное произведение композитора — «9 вариаций для клавира до минор на тему марша Э. К. Дресслера», которым Нефе обеспечил яркую рекламу, подчеркнув в «Музыкальном журнале Крамера», что «юный гений достоин того, чтобы получать поддержку и путешествовать. Он наверняка станет вторым Вольфгангом Амадеем Моцартом, если будет продолжать в том же духе». В самом деле, хотя это произведение еще отдает школьными упражнениями, оно не лишено темперамента и даже неподдельной силы, неожиданной у двенадцатилетнего ребенка. Для его прочтения требуется владение техникой, что говорит об уровне исполнительского мастерства, которого достиг Бетховен.
Осенью того же года вышли три так называемые «курфюрстские» сонаты для клавесина, посвященные курфюрсту Кёльнскому Максимилиану Фридриху, в сопровождении письма к его светлости, не принадлежавшего, надо полагать, полностью перу Бетховена, настолько его стиль раболепный и напыщенный: «Муза велела мне, я повиновался и написал. Да будет мне позволено, Ваша Светлость, взять на себя смелость возложить первые плоды моего юного труда на ступени Вашего трона».
Иоганн окончательно «спился и потерял голос», как сказано в административном отчете о придворных музыкантах. Нефе, перегруженному работой, требовался помощник. В феврале 1784 года Людвиг подал прошение Максимилиану Фридриху, чтобы стать помощником органиста с дарованием жалованья, ибо в данный момент он исполняет эти обязанности бесплатно. Напрасный труд: курфюрст не удостоил прошение ответом. Но несколько недель спустя, в апреле, он отошел в мир иной.
Его сменил эрцгерцог Максимилиан Франц Габсбург, брат императора Иосифа II. Это молодой человек двадцати восьми лет, с брюшком. Его обжорство уже вошло в легенду, впоследствии он станет чудовищно тучным. Мнения о его личности расходятся. В одном письме Моцарта он представлен очень противоречиво: блистательный в юности, Максимилиан Франц, став священником (ибо курфюрст исполнял и церковные обязанности), сделался тупицей; «глупость в буквальном смысле лезет у него из ушей, шея не поворачивается, и говорит он фальцетом», — пишет Моцарт. На самом деле это был либерал, открытый для идей Просвещения, и любитель музыки. Увлекаясь наукой, он устроил в Бонне публичную библиотеку и ботанический сад. Играл на виоле. Даже подумывал предложить Моцарту, с которым встречался в Вене, должность капельмейстера, но эти планы так и не осуществились, возможно, потому, что Моцарт не собирался хоронить себя в провинции.
Дела Бетховена быстро пошли на лад: в июне он назначен вторым органистом с жалованьем 150 дукатов в год, в то время как из жалованья Иоганна вычитают 15 дукатов. Теперь уже Людвиг стал главой семьи вместо ненадежного отца.
Молодой человек при дворе
Людвиг ведет жизнь молодого придворного музыканта. Ему 14 лет. Утверждается двойственность его характера: любит веселье, буйную радость жизни, музыку, шутки, свободу, но также одиночество, долгие размышления и грустные мечты, к чему особенно расположен из-за тяжелой атмосферы в семье. Часто стоит у окна, глядя на Рейн, уносясь куда-то своими мыслями. Его побуждают давать уроки, но ему это скучно, и он отделывается от них под любым предлогом. Соглашается играть в учителя разве что с детьми госпожи фон Брейнинг, которой стольким обязан. Терзается желанием писать музыку. Выбирать между творчеством и преподаванием — об этом не может быть и речи, разве что когда его ученицы — очаровательные юные особы, в которых он привык постоянно влюбляться, зачастую безответно, на протяжении всей своей юности и даже в зрелом возрасте.
