— И какие выводы мы можем из этого сделать?

— Что поместить замануху в книгу могла или сама авторша, или редактор, немного изменивший текст в нужную сторону, или работник издательства, который написал аннотацию.

— Список не полон, — возразил Сатана. — Могло быть ещё и так. Авторша кому-то пожаловалась, что книгу печатать не хотят, и этот неизвестный нам кто-то посоветовал ей внести изменения. Вставить замануху, как вы, Елубай Нуртасович, изволили выразиться. Ведь нам доподлинно неизвестно, был ли текст, посланный в разные издательства, идентичным.

— Согласен с вами, Шайтан.

— А раз так, нам не установить, кто это сделал, и мы зря приехали в Британию. Если, конечно, не считать, что приобретение вами этого педерастического халата, а милейшей Ромуальдовной — изящных чулочков, окупает нашу поездку.

— Есть ещё кое-что.

— Добивайте старого чёрта, Елубай Нуртасович — тяжко вздохнул Сатана. — Не стесняйтесь, чего уж там.

— Эта дама не вписывается в перечень, который вам дала Мариам. То есть, Гомер, Шекспир, Байрон. Леонардо мы договорились не учитывать.

— И по какому же признаку она туда не вписывается?

— Они поэты, а она — писательница.

— Какая разница? — удивился Сатана. — Разве замануху нельзя вставить в прозу?

— Можно, конечно. Но мы же говорим о мировых бестселлерах. А раз так, они должны содержать замануху и при переводе на другие языки. Но перевод непременно убьёт любое заложенное в текст заклинание.

— Почему же этого не происходит, к примеру, с уважаемым мистером Шекспиром?

— Потому, что при переводе поэзии стараются передать не только смысл, но и ритм, и, по возможности, звучание стиха. Тут многое зависит от переводчика. Например, того же Вильяма нашего Шекспира отлично переводил Самуил Яковлевич Маршак…

— И тут жиды, — прокомментировал Жора. — Хоть бы уже Шекспира не трогали.

— Помолчал бы ты лучше, Абраша. Я их тоже не люблю, но если человек — мастер своего дела, надо это признавать, невзирая ни на что. Чайковский, например, был гомосексуалистом, но музыку писал отменную.

— До толерантного отношения к другим людям уважаемый Абрам Альбертович ещё не дорос, — отметил Сатана. — При этом развивать его духовно в нашу задачу не входит. Поэтому, Елубай Нуртасович, продолжайте, будьте любезны, изложение своей мысли, не отвлекаясь на присутствующего тут зоологического антисемита с израильским паспортом.

— Маршак, стало быть, переводил Шекспира отлично, ещё пара человек — неплохо, а вот в изложении остальных тексты барда ничем не превосходили опус того же Самсона Грамматика.

— Убедительно излагаете, милостивый государь. Значит, по-вашему, в стихах при переводе стараются сохранить звучание, а в прозе — нет. Отсюда следует вывод, что в сериале о малолетнем дебиле и волшебных палочках используется не тот приём, который мы именуем оружием Кроноса, а нечто иное, нам неинтересное. Я вас правильно понял?

— Да, Шайтан.

— А что по этому поводу скажут наши в прошлом русские, а ныне еврейские друзья?

— Я лучше пока помолчу, — заявила Ромуальдовна. — Может, за умную сойду.

— Непременно сойдёте. А вы, уважаемый? Вам есть что сказать?

— И скажу, — пообещал Жора. — Вы, я так понял, в армии не служили.

— Конечно, — подтвердил Сатана. — Разве можно себе представить Дьявола, который служит?

— Я много лет проработал в военно-промышленном комплексе, — сообщил Елубай. — Это то же самое.

— Нет, Бабай. Прости, ты мне друг, но истина дороже. Работа и служба — это совсем разные занятия. Так вот, вы оба, из-за того, что никогда не служили, не видите того, что у вас, я бы сказал, под носом. На кого, по-вашему, действует замануха?

— На всех, кто читает книгу, — ответил Елубай, Сатана же молчал, не желая попасть впросак, как в прошлый раз.

— А если это не замануха, а смертельное заклинание, то самое оружие Кроноса, кого оно убивает?

— Всех, кто его слышит. Я до сих пор не понял, при чём тут армия.

— Сейчас поймёшь, Бабай. Это у нас получается ОМП, то есть, оружие массового поражения. Представим заклинание как газовую гранату. Тот, кто её швыряет, рискует сам получить яд на свой геморрой. Поэтому любой солдат знает: применяешь отравляющие вещества — сперва нацепи противогаз. А теперь вопрос. Какой противогаз спасает от оружия Кроноса?

— Ты хочешь сказать, что тот, кто произносит заклинание, сам его слышит? А если заткнуть уши?

— Замануха в стихах что, действует, только если их вслух читать? А вот болт тебе навстречу, никогда не поверю!

— А если иммунитет какой-то к этой магии?

— Какой-то чего?

— Иммунитет. Устойчивость. Невосприимчивость. Понял?

— Понял. Чай, не дурак. А теперь смотри, что получается. Была у них там, в Эльдорадо, война. Как вы себе представляете битву, когда один бог подбегает к куче других богов, выкрикивает какую-то непонятную чушь, и все умирают? Это уже шахид какой-то получается, а не бог! Да и если бы были устойчивые, они бы и пережили бойню. А так выжил один Кронос, которого потом тем же заклинанием и прибили. Значит, не было никаких устойчивых. Говорю же, кто в армии не служил, в жизни ни хрена не понимает. У вас тут концы с концами не вяжутся, а вы и в ус не дуете!

— Мы кретины? — уточнил Сатана. — Вот скажите, уважаемый Абрам Альбертович, кто из нас двоих, по-вашему, больший кретин?

— Вы, конечно, — осклабился Жора. — Мы ведь уже выяснили.

— А что по этому поводу думает милейшая Сара Ромуальдовна? — елейный голос Сатаны не сулил ничего хорошего. — Поделитесь своим экспертным мнением, пожалуйста.

— Я согласна с мужем, — гордо заявила женщина.

— Похвально. А теперь скажите мне, пожалуйста, почему вы не надели чулки, хотя пояс для них я вам предоставил?

— Босоножки не носят на чулки, — категорически заявила Ромуальдовна. — Об этом даже Вагиня знает, хоть она и…

— Суккуб, в некоторой степени — подсказал Сатана.

— Точно! Сука — самое то для неё название!

— То есть, вам нужны туфли, да ещё и, желательно, в тон платью.

— Да, было бы совсем неплохо, — согласилась женщина.

Сатана непринуждённо достал из воздуха пару элегантных туфель синего цвета на очень высоком каблуке.

— Нравятся? — поинтересовался он.

Ромуальдовна молниеносным движением руки попыталась их схватить, но Сатана обладал превосходной реакцией, и схватить удалось лишь воздух.

— Не спешите, — попросил Князь Тьмы. — Эти туфельки — не подарок, а приз за правильный ответ на вопрос. Подчёркиваю: правильный! А теперь сам вопрос. Кто из нас двоих, я или ваш уважаемый супруг, больший кретин? Ромуальдовна, у вас есть минута на размышление, и она начинается прямо сейчас.

— Жора, миленький, я очень тебя люблю, — пылко заявила Ромуальдовна. — Но ты обязательно должен хотя бы попытаться меня понять…

Поведение супруги Жору даже не разозлило, а разъярило. Уведя Ромуальдовну в другую комнату, он высказал ей кое-что из того, что о ней думает в настоящий момент, причём самым нейтральным словом в этом длинном высказывании было прилагательное «продажная», если, разумеется, не учитывать предлогов. Женщина, чувствуя, что он в чём-то отчасти прав, молчала, глядя на него невинными глазами, заискивающе улыбалась и нежно прижимала к сердцу, точнее, к левой груди, заветную пару синих туфель.

Однако, невзирая на то, оправдан ли гнев мужа или нет, слушать его излияния ей было неприятно. Поскольку ответить было нечего, она решила немного поплакать. Жора, уже давно знающий цену женским слезам, ругаться не прекратил, и Ромуальдовне пришлось пойти на крайние меры. Небрежным жестом она бросила на пол туфли раздора, слёзы её мгновенно высохли, а Жора внезапно заметил, что говорить больше не может, поскольку его рот накрепко запечатан поцелуем. Он понял, что семейный конфликт уверенно переведен в сексуальную плоскость, хотя сам, возникни вдруг такая необходимость, описал бы эту ситуацию гораздо более грубыми словами.