— Нашёл о ком говорить.

— А как ты думала? Любишь шутки над Фомой, так люби и над собой.

— Почему так уверен, что надо мной кто-то подшутил?

— Догадываюсь.

— Да, я ненавижу одного типа, — вдруг искренне и желчно заявила Инна, сразу изменившись в лице. — И не знаю, как мстить.

— И ты пришла ко мне за советом?

— Конечно. Ты ведь все знаешь. Помоги мне. Добровольский подумал секунды две-три и, нагнувшись к ней, тихо произнёс.

— Выходи за него замуж и роди ему дюжину детей, — Юрий Петрович значительно щёлкнул языком и добавил уже громко, как говорит обычно: — Это будет самая жестокая месть.

По голосу его и выражению лица невозможно было понять, шутит он или говорит всерьёз.

— Мне сейчас не до шуток, — сказала Инна.

— И я не шучу, — ответил Юрий Петрович, еле сдерживая улыбку. — Каждый год по ребёнку. А ещё лучше по двойне или тройне ему на шею.

— А если он не желает на мне жениться, — сказала Инна, подделываясь к странному тону собеседника.

— А ты действуй, атакуй по всему фронту, — сказал Юрий Петрович. — Где споткнёшься, упадёшь, целуй мать сыру землю, становись на ноги и опять вперёд. Часто мы проигрываем оттого, что вешаем нос раньше времени.

— Есть вещи невозможные. Стену головой не прошибёшь.

— Кто сказал?

— Я говорю. И все, между прочим, так говорят.

Юрий Петрович, загадочно улыбнувшись, облокотился на стол. Погладил рукой свои длинные волосы на затылке.

— Древние китайцы, — сказал он, — с детства носили на головах колодки из дерева, чтоб череп был высокий, как огурец. Была у них одно время мода на красивые черепа. Одень на себя такую колодку и бейся о стену, не переставая, то лбом, то затылком. Одолеешь любую стену.

— За какое время? — спросила Инна.

— Это будет зависеть от того, как будешь трудиться и какая стена. Думаю, что в самой мощной каменной стене через двадцать лет можно проделать отверстие.

— Стало быть, — рассудила Инна, насмешливо прищурив глаза, — человека и подавно можно одолеть? За двадцать-то лет?

— Можно, — подтвердил Добровольский. — В этом я абсолютно уверен.

— А каким оружием пользоваться? — спросила Инна. — Деревянной колодкой на голове?

— Лучше — кокетством.

— Ты вообще-то когда-нибудь страдал?

Юрий Петрович помедлил с ответом, слегка прищурив глаза и испытующе глядя на собеседницу.

— Вообще-то было, — сказал он наконец. — И не жалею, потому что если бы не страдал, не имел бы мировоззрения.

— Странно.

— Ничего странного. Прежде чем иметь какую ни на есть систему взглядов, надо её выстрадать. В ранней молодости, в период становления личности, так или иначе все страдают. Кто больше, кто меньше. И я страдал. Несколько больше, чем прочие, но не до сумасшествия, конечно, не растворялся в своём страдании как в серной кислоте, а постоянно искал выход из трудного положения. Искал истину. Когда на душе нехорошо, появляется стимул лишний раз пораскинуть мозгами. Так что, милая моя, страдать полезно.

— Ну, если полезно, значит ты не отказываешь себе в этом удовольствии и поныне?

— Отказываю, — улыбнулся Юрий Петрович. — Как личность я созрел, и это удовольствие теперь мне ни к чему.

— Ага. Значит созрел. То-то у тебя никаких проблем. Интересно, как ты уходишь от экстремальных ситуаций?

— Когда голова варит, и все в ней разложено по полочкам, экстремальных ситуаций не бывает.

— Ясно, — сказала Инна. — Допустим, что ты прав: голова моя не варит, и вместо мозгов у меня кукурузная каша. И всё-таки, я хотела бы понять своей глупой головой, как ты избавляешься от серьёзных проблем? Есть всё-таки какой-нибудь секрет?

Юрий Петрович закатил глаза кверху.

— Скажи, есть секрет? — домогалась Инна.

— А я никогда не делаю ставку на стопроцентный успех, а стало быть, никогда не обманываюсь. Вот и весь секрет.

— Стало быть, ты заранее планируешь неудачу? — Совершенно верно.

— Какое же от этого удовольствие?

— Удовольствия, конечно, никакого. Но и проблем никаких. В любом серьёзном деле заранее планируя неудачу, я готовлю запасные варианты, с позиций которых неудача не кажется такой уж страшной или кажется совсем не страшной. Как правило готовлю несколько вариантов. Они играют роль отдушины. Когда их много, они быстро гасят отрицательные эмоции.

— А одна отдушина не спасёт?

— Спасёт и одна, но желательно иметь запас прочности — несколько отдушин.

— Да, — сказала Инна, вздохнув. — Свалить тебя невозможно, даже если удары судьбы будут сыпаться на твою хитроумную голову один за другим всю жизнь.

Юрий Петрович самодовольно откинулся и заложил правую руку за спинку стула — была у него такая манера сидеть на стульях.

— Как бы мне научиться так изворачиваться, — сказала Инна. — Можно этому научиться?

— Этому не учатся, — сказал Юрий Петрович. — Это приходит само собой.

— Но ведь что-то же способствовало твоему развитию именно в таком направлении, — убеждённо сказала Инна. — Вот мне интересно — что тебя толкнуло на такой путь?

— Любопытство, — сказал Юрий Петрович с улыбкой и, помедлив, прибавил: — Я с детства совал нос всюду. Все меня интересовало. А слишком любопытных бьют. А когда бьют, надо изворачиваться. С этого, наверно, и пошло. И кроме того я не люблю неясностей. Все предо мной должно быть предельно чётко. А неясностей вокруг много, они порождают всякие вопросы, и я пытаюсь на них ответить. Это своего рода — гимнастика ума. Делаю её ежедневно. Тоже, наверно, приносит свои плоды.

— Не наверно, а наверняка, — сказала Инна. — Это называется философский склад ума, и нечего пудрить мне мозги. Значит, ты прирождённый философ, — разочарованно произнесла Инна. — Неужели все философы такие вот изворотливые и хитрые?

— Не знаю. Дружбы с ними не вожу.

— Ты ошибся кафедрой.

— Не думаю. Мне нравится моя работа.

— Неужели у тебя и сейчас есть какие-нибудь вопросы, на которые пока нет ответа?

— Представь себе — есть, — сказал Юрий Петрович. — С десяток наберётся.

— Интересно, какие?

— Хочешь помочь?

— Где уж нам уж! Но всё-таки интересно.

— Хорошо, давай потолкуем.

— Давай.

— Тогда договоримся так. Сначала я перечислю их, а потом, если у тебя возникнут какие-нибудь мысли, подскажешь мне пути решения того или иного вопроса. Договорились?

— Договорились.

— Итак, — сказал Юрий Петрович, почувствовав себя на любимом коньке лектора, приковывающего к себе внимание всех и каждого. При этом он поднял узкие ладони с растопыренными пальцами и плавно положил их на стол: — Итак, первый вопрос. Иногда бывает такая ситуация: рассудок говорит одно, сердце подсказывает другое. Если подчиниться рассудку, будешь тяжело страдать, если прислушаться к зову сердца и поступить так, как оно подсказывает, можно влипнуть в историю, последствия которой непредсказуемы. Как правило в таких ситуациях найти компромиссное решение или золотую середину невозможно. Надо выбирать либо то, либо другое. Так какое же из двух зол наименьшее?

Второй вопрос. Известно, что основа всего сущего — питание. Следовательно, духовные запросы тоже надо как-то удовлетворять. Так сказать, питать свою душу. Меня интересует оптимальный режим, который бы никогда, даже в глубокой старости не давал места скуке и плохому настроению.

Третий. Источник духовной жизни — духовная пища. Главным образом — информация. Меня интересует удобный способ выхватывать самое вкусное из громадной лавины информации.

Четвёртый. Поскольку все в природе подвержено переработке: камень превращается в песок и пыль, нефть в результате крекинга — в бензин и мазут, бензин в двигателях внутреннего сгорания в энергию колёс и в выхлопные газы и т. д., информацию тоже надо перерабатывать, причём желательно перерабатывать так, чтобы она усваивалась полностью, как шоколад. Как этого добиться в наше время, когда количество помех возрастает, а темп жизни становится воистину бешеным?