Нет коллектива — виноват только командир. Может, сам по себе он хорош и пригож, может, добр и толков, пусть даже гениален, но раз людей сплотить не может — извините, он не командир.

Когда ставили Вязничева, то знали, что он с полком справится. А задачи были непростые. С одной стороны, боевая подготовка, с другой — освоение новой техники. Рядовые летчики шли, что называется, по горячим следам испытателей. Новые виды полетов, новые технические приемы, особенности эксплуатации машин передавались строевым летчикам из рук в руки.

Нельзя сказать, что у Вязничева все шло гладко. Было всякое. Но в общем счете оставалось бесспорным, что Вязничев правит полк верным курсом, что он, командир, на своем месте.

В армии порядок зависит от того, как командир расставит подчиненных на служебной лестнице по их достоинствам. Вот не скажи он, Вязничев, своего твердого слова, разве стал бы Глебов его заместителем?

Назначение шло не одним днем. Не обошлось, естественно, и без окольных разговоров. В какой-то мере и они накладывали отпечаток на взаимные отношения Глебова с Миловидовым.

Офицеры из отдела кадров в вышестоящем штабе стояли за Миловидова. Как-то на командирских сборах в перерыве между докладами подошел к Вязничеву направленец и осторожненько за локоток отвел в сторону.

— Юрий Федорович, мы за кандидатуру Миловидова. Закончил с отличием академию, основательная методическая подготовка, твердые командирские навыки.

Вязничев думал, как бы помягче возразить человеку, а тот решил, что командир сомневается. И продолжал убеждать:

— Давайте посмотрим дальше. Кто из них перспективней? Сегодняшний командир эскадрильи — это завтрашний командир полка. Что у Глебова? Летное училище и девять лет командирской учебы. Он отличный летчик, но, согласитесь, характер у него не командирский. Мягковат, уступчив.

Другой на месте Вязничева счел бы самым подходящим потрафить кадровикам. Такая служба, что запятую в аттестации не там поставят — и судьба человека решится по-иному. Да, прав офицер кадров! Не мешало бы Глебову прибавить и металла в голосе, и строгости в лице, и ремень дырки на три потуже затянуть. По строевой выправке он Миловидову и в подметки не годится. Но зато службу мог тянуть, как вол. Где их взять таких, чтобы со всех сторон любоваться можно? У Вязничева в полку не было…

— У Миловидова действительно чувствуется подготовка. И четкость мысли, и решительность действий, и ясность позиций, не последнее дело и семейная традиция.

Имелось в виду, что Миловидов воспитывался в семье военных, был представителем третьего поколения кадровых офицеров. Дед закончил службу начальником штаба танкового полка. Отец и ныне здравствует заместителем командира дивизии. Чем Миловидов-младший не завтрашний командир полка при его абсолютно безукоризненных данных?

— Я полностью согласен с вами, — ничего не стал доказывать Вязничев. — Но пусть он хоть раз в поход сходит. Там весь человек на виду. Вдруг он даже качку не сможет переносить?

Но решающим было то, чего Вязничев не говорил. Прежде чем составить мнение о человеке, он старался понять, откуда тот родом, есть ли у него биография, свой след в жизни. Или куда принесло течение, тем а живет?

По себе знал Вязничев, родившийся на Волге в сорок пятом, что истоки его души начинаются под Псковом, где 20 июля 1944 года произвел вынужденную посадку на подбитом Ил-2 его отец — Вязничев Федор Ильич, по мирной профессии учитель математики.

Два километра не дотянул до линии фронта. В воздухе до самого приземления его сопровождал второй штурмовик. А потом встал в круг: наверное, надеялся прикрыть, спасти товарищей. Но из самолета никто не вышел. Может, были ранены, может, не видели шансов уйти от врага.

Немцы шли цепью к подбитому самолету. Когда они подошли совсем близко, их встретили огнем бортового оружия: сначала с земли, потом огнем поддержали с воздуха.

Немцы откатились, потом развернули орудия я прямой наводкой на глазах жителей подожгли самолет. Вместе с машиной сгорели и летчики.

Раньше похоронной пришла от однополчан отца армейская газета с коротким, в два столбца, повествованием «Последний бой».

Однако не одной только памятью отцовского подвига жила душа Вязничева. И своя, самостоятельная, жизнь преподносила суровые уроки. Он рос в тяжелые послевоенные годы. Кроме него на руках матери остался еще и брат двумя годами старше. А заработок медсестры районной больницы невелик. Она всю жизнь любила отца, второй раз не вышла замуж. И не раз говорила сыновьям: «Отец был бы тобой доволен!» или «Отец не похвалил бы тебя…».

Без сомнений и колебаний Вязничев после школы пошел в летное училище и очень рано уверовал, что в жизни может рассчитывать только на свои силы.

Поступил он лишь с третьего раза и вскоре понял, что попал не туда. Училище готовило летчиков для транспортной авиации. У Вязничева не было средств раскатывать по стране, и он пошел в то летное училище, какое было ближе к его родному Вольску.

Все перевернул показательный полет на учебном самолете второго поколения — с реактивным двигателем.

— Смотри, возничий, как пилотируют летчики! — Его инструктор был родом из истребительной авиации.

И провалилась разом вся ширь горизонта, когда самолет пошел на «мертвую петлю», и закружилась мягкая зелень земли в витках нисходящей спирали, и облака, бывшие, казалось, на недосягаемой высоте, волокнисто обтекали остекленные кабины на выходе из боевого разворота.

— У нас полетаете, а потом всю жизнь держитесь за рога, чтобы молоко не плескалось. — Да, таков удел транспортников.

После этого полета один вид транспортных самолетов на стоянке с вислоухо-неподвижными винтами производил на Вязничева удручающее впечатление.

Но очень скоро он узнал, что еще ни одному из курсантов не удалось перейти из транспортного училища в истребительное. Начинать сызнова? Он уже вышел из возраста кандидата, и двери всех летных училищ были для него закрыты.

Из транспортного училища Вязничев уходить не стал. Напротив, грамотно определившись, предпочел другой путь: прилежная учеба, отличная служба, безупречная техника пилотирования. Как говорится, летчик должен летать на всем, что может летать, и немного на том, что вообще не летает. Зато после выпуска из училища не положился на волю случая. Но твердо знал, что хочет и что надо делать. Ему предлагали королевские места службы, однако лейтенант Вязничев поехал в трудный округ — на окраину с тяжелым климатом, только там была возможность перейти в истребительную авиацию.

Решающий разговор состоялся в штабе округа. Сперва лейтенанта не поняли, хотя он и старался быть убедительным. Вязничев вышел из кабинета, но остался в приемной. Он подождал конца рабочего дня, когда станет меньше посетителей.

Во второй раз ему нечего было терять. Казалось, что в глубине кабинета его плохо слышат, и он старался говорить погромче. Но его все равно понимали с трудом: из транспортников в истребители? Нет, не бывало!

Скорее всего, какое-то значение имела сама четкость и логика в изложении доводов. И внешний вид: держался лейтенант без напряжения, чувствовалась в нем дисциплина, собранность, отличная выправка. Форма не топорщилась необношенно, как часто можно видеть на лейтенантах, он словно влит в нее. И характер уже виден: серьезен, строг, целеустремлен. Действительно, чем не летчик-истребитель?

— Вы в училище выполняли сложный пилотаж?

Выполняли, не выполняли — это обстоятельство, по сути дела, ничего не значило. Все равно в любом полку начинает лейтенант с нуля, с простых кружков. Сложный пилотаж имел лишь значение для ответа этому настойчивому лейтенанту. Иной раз простота хуже глупости.

— Нет, не выполняли, — честно ответил лейтенант.

— Ну вот…

Это стоило Вязничеву четырех потерянных лет. Его не пустили в истребительный полк, но и в транспортный не направили. Послали в учебный полк инструктором на тот самый самолетик, который перевернул его душу в училище. Четыре года учил Вязничев молодежь искусству пилотажа. И тут после долгих усилий перед ним открылась наконец возможность перейти в боевой истребительный полк. Но рядовым летчиком. Это было очередное снижение по вертикали, только уже в служебном порядке. Другой бы подумал, что приобретает, что теряет. Вязничев согласился сразу. Да, он должен был начинать все сначала, но это было началом истинно своего пути, где не жалко положить все силы и всю жизнь. Здесь, только здесь могли быть настоящие радости и успехи.