Конечно же, до самой посадки обсуждались различные варианты нашей встречи на земле.

Мне было приятно слушать всех. Что бы там ни говорили, а жизнь человека, скажу я вам, счастливейшая из случайностей. Наш полет подходил к концу, а мне так хотелось, чтобы продлился хотя бы еще немного. Впервые за много лет в воздухе я смотрел на приближение земли с сожалением.

Нас действительно встретили с оркестром, поздравлениями и даже с цветами. Но разбередил мою душу, честно скажу, старейший капитан Ермилов, начальник группы авиационного оборудования. Обычно он на стоянке только и знал что шугал молодежь: там не туда положено, там совсем брошено, а там вообще завал. Худой, прямой, над всеми на целую голову возвышается. Летчиков на стоянке он вроде и не замечал, мы для него что есть, что нет — так, гости.

Расступились перед ним поздравители, а он прямиком ко мне. Сейчас, думаю, что-то такое скажет про непорядок у меня, и пропала вся торжественность момента.

— Ну, спасибо тебе, Юра! Не подвел ты нас! — И трижды, по-крестьянски, крест-накрест обнял меня. — От имени нас, технарей.

Вот это была благодарность, дрогнуло что-то в глазах Ермилова. А лицо у него за два десятка лет службы на бетоне не просто обветрилось, а стало каким-то сизо-бурым. Кто чужой встретит Степаныча на улице, наверняка за выпивоху примет.

Меня после такой благодарности чуть слеза не прошибла. Бывает-то как: доброй душе не надо богатой оправы.

Потом нас с Борисом еще поощряли, в должностях и звании повысили, но душа теплела, когда Ермилова я вспоминал. Праведную жизнь вел человек. Ушел на пенсию, да немного отдыха ему было отпущено. Как у нас: снял ремень — и рассыпался.

Так вот мы жили, так были счастливы.

Я до сих пор и не знаю, чем так перед капитаном Чечевикиным провинился, что он и не смотрит в мою сторону. Что я ему плохого сделал? Где-нибудь на него наговорил, или подвел, или оскорбил? Никогда такого не допущу. По-моему, со всеми людьми надо жить хорошо.

Понимаю, он от меня откинулся, когда я не стал по его курсу учиться. Как это все объяснить? Разве я против? С удовольствием бы занимался! Да не дается мне эта наука. Умный человек капитан Чечевикин, а понять меня, войти в мое положение не подумал. Одному легче дается учение, другому спорт, третьему музыка. Не пошло у меня по избранной специальности, хоть расшибись. Мне, чтобы запомнить формулу, надо день над ней сидеть. Очень тяжело: не жизнь, а одно изматывание. Каждый человек должен делать свое дело, я так понимаю. Хорошо, что капитану Чечевикину нравится штурманская служба и ее он хорошо понимает, а мне теперь нравится другое: я понял, что мое настоящее призвание — в рядах воспитателей. Для меня большая радость поговорить с молодым человеком, поинтересоваться его службой, семейными делами, помочь словом и делом. Я готов каждому помочь, кто будет нуждаться.

Я не знаю, чем капитану Чечевикину я не угодил, тогда как служба у меня всегда дисциплинированная, я давно уже как отличник боевой и политической подготовки. Разве мне приходится меньше работать? Нисколько. Также весь на службе, а потом еще и после службы частенько задействуют. Но если капитан Чечевикин доволен тем, что имеет, то я нет. Был бы я штурманом отряда, так тоже сидел бы себе до пенсии тихонько и не знал никаких забот. Войдите в мое положение: учиться столько, служить всю жизнь и так и остаться только вторым штурманом? Не знаю, как кто, а мне обидно. Разве я меньше других работаю? Если меньше, так давайте буду работать хоть день, хоть ночь, но только чтобы польза какая была. Работа меня не пугает. Надо в наряд — никогда не откажусь, надо разгружать уголь идти за старшего — тоже в любое время, надо какое общественное поручение — с удовольствием. Мне на партийном собрании выступать — всегда только радость, и, если кто следит, я никогда в регламент не укладываюсь. Волнуют меня вопросы нашей внутренней и внешней жизни, волнуют как полноправного члена нашего дружного коллектива.

Признаю свою ошибку, что допустил промах, когда стал отпрашиваться на подготовке к маршрутам съездить в Ярославну. Никто же не знает, что в магазине нам держали два японских сервиза. Надо было срочно ухватить. Виктор Дмитриевич предлагая нашему командиру взять любого штурмана в помощь для подготовки, а он отказался. Не знаю, решение старших обсуждать не буду, но мне кажется, если подойти по-человечески, так можно было бы и съездить. Надо готовиться, я бы до вечера просидел. Разве нельзя было понять? А то начали меня оскорблять последними словами.

Однако же я не снимаю с себя всей ответственности за допущенное и готов понести строгое наказание с учетом всей моей прошлой службы. Старших товарищей я всегда уважал и всегда старался служить как положено, преодолевая трудности. А вину свою признаю честно и прямо.

Верно кто-то заметил: любить легко все человечество — соседа полюбить трудней. Применительно к нашей жизни можно сказать так: подчиненного полюбить трудней. Кого любит командир? Того, на кого он может полностью положиться. Во всем! Будь то служба, будь то полеты, будь то загородная прогулка.

А к тому, на кого нет надежды, какое может быть отношение? Я, например, органически не могу переносить пьяниц. Не могу! Сам не святой, могу посидеть с человеком, могу зайти в гости или к себе пригласить, но если он и наутро тянется за рюмкой — это мне не товарищ. А тех, кто шарахается и день и другой с осоловелыми глазами, я за людей не считаю. К таким у меня никакого сожаления нет. Так заложилось еще с детства. Был в нашей семье любитель горькой. Нам, детям, всю душу отравил и мать преждевременно в могилу свел. Так вот, я, будь моя воля, всю эту пьяную погань, особенно в армии, вымел бы из всех закутков железной метлой. И куда-нибудь на неуправляемый пароход: пусть они там отопьются и пусть им там отольется за все. Сколько они мне крови попортили за службу — один только бог знает. Так что волей-неволей, а приходится ценить человека, с которым легко служить. Но и служить можно по-разному. С ним легко, он что надо сделает, только, знаете, так: ни шатко ни валко! А я больше уважаю тех, кто берется за дело засучив рукава, напористых, быстрых, которые самого черта за пояс заткнут. Но где таких наберешь? Кто приходит, с тем и служишь. Как от растопыри добиться организованности и усердия? Я знаю только один способ: связать личные интересы человека с общественными. Человек должен знать, за что он служит! За что переносит тяготы и лишения, за что скитается по окраинам, терпит бытовые неудобства, мерзнет, недосыпает, тратит нервы где надо и где не надо. Хороший ты, Петров, летчик, контактный человек, можешь организовать людей — знай, что ты сегодня первый кандидат на командира корабля, а завтра на командира отряда, а послезавтра поведешь эскадрилью. Вот за это ты, браток, и постарайся служить! Слабоватый ты, Гришкин, штурман, подлениваешься — знай, что пока второй. А потом дальше посмотрим, исправляешься или зарываешься. Все четко и ясно, все по-справедливому, и если на кого обижаться, то только на себя.

Человек должен жить реальными целями, обозримой перспективой, а не общими утопическими рассуждениями о долге и чести. В загробную жизнь я не верю! Дайте человеку жить, пока он чего-то хочет, добивается, стремится. А когда ему ничего не надо, с него ничего и не спросишь. Бывает, не заладится у человека по избранной специальности, так что же его со счетов списывать? Чем плохой офицер старший лейтенант Мамаев? Он что, не так же, как все мы, бегает по тревогам, не так марширует по плацу или подвел командира? Не заладилось у него в штурманском отношении, так что же он так и должен отходить двадцать пять календарей в старших лейтенантах? И умереть им? А где справедливость жизни? Он добросовестный, честный, работящий, преданный службе офицер, активный, порядочный — что же, его списывать? Справедливость жизни в наших руках. Да, я с кем надо обговорил, я приобщил Мамаева к общественной работе — пусть набирается опыта, расширяет кругозор. А там видно будет: в базе подходящая должность освободится или по штабной работе пойдет. Все подходит: возраст, специальность, образование, морально-политические качества. Скажете — эрудиции не хватает! Верно, есть в нем простоватость, но я вам скажу, что не так он и наивен. Есть и в нем своя загадка. С опытом, с возрастом, с его старательностью все станет на свои места. Главное, человек хочет служить! А служба не исчерпывается узким профессионализмом. Чечевикин, к примеру, превосходный штурман, но вы посмотрите, что он за человек. Попробуйте его, скажем, пригласить принять участие в художественной самодеятельности, так потом и рады не будете, что подошли. А он, между прочим, отлично играет на балалайке, и голос, что у того Лемешева. Или включите в какую-нибудь проверочную комиссию. Он столько накопает, что потом год расхлебывать будем. Или попросите вести фотокружок. Я все говорю с такой уверенностью потому, что подходили, просили, уговоривали. А от него нулевая отдача.