Уорден отступил назад и бросил в Старка бутылку, которую все еще держал до этого в левой руке. Не моргнув глазом, Старк уклонился от бутылки и продолжал надвигаться на Уордена. Бутылка, стукнувшись о чурбан, разбилась вдребезги.

Молниеносно подскочив к двери, Уорден откинул брезент и выскользнул из палатки. Убегая, он услышал позади себя шуршащий звук, словно кто-то одним рывком расстегнул застежку-молнию: это полотно палатки рассек нож, брошенный Старком. Несмотря на темноту, Уорден бежал по тропинке очень быстро, пока ветвь дерева не хлестнула его по лицу.

По-пластунски, как солдат под обстрелом, Уорден пополз в кусты, около тропинки. «Ну вот, что ты сделал, Милт, — подумал Уорден, — подрался с единственным человеком в части, способным навести порядок в столовой и наладить отличное питание для солдат». И все же он не мог удержаться от смеха, вспомнив глупо-удивленный вид Старка с ножом в руке, изрыгающего проклятия и рычащего, как разъяренный бык.

Притаившись в кустах и с трудом подавляя смех, Уорден слышал, как, не прекращая громких отборных ругательств, в поисках своего обидчика Старк мечется по тропинке то в одном, то в другом направлении и ожесточенно рубит большим ножом встречающиеся ему на пути ветки деревьев.

Наконец голос Старка замер где-то в стороне. Уорден с трудом сдерживал смех. А что бы этот пьяный идиот сделал, если бы Уорден сказал ему правду? Если бы он сказал, что она подцепила болезнь не от кого иного, как от своего мужа, капитана Холмса? Старк, наверное, схватил бы тогда свой нож и помчался бы на командный пункт, чтобы расправиться с командиром роты. Уорден все еще лежал на земле, сотрясаясь от беззвучного смеха и пытаясь отогнать налетевших на него москитов.

Вскоре Старк возвратился в палатку. Уорден догадался об этом потому, что услышал звон осколков разбитой бутылки (видно, Старк выметал их из палатки), потом громкий удар и дребезжанье (наверное, это он ссыпал осколки в мусорное ведро). Потом Старк снова вышел из палатки и начал искать Уордена, на этот раз уже молча.

С вершины железнодорожной насыпи до слуха Уордена доносились звуки гитары. Ребята играли и пели один за другим старинные блюзы. Сэл Кларк аккомпанировал на гитаре и запевал, а Андерсон подпевал ему.

«Вот чудаки, — подумал Уорден, ожесточенно отмахиваясь от москитов, — сидеть там и отдавать себя на съедение этим стервятникам, вместо того чтобы спокойно спать в палатках».

Уорден слышал, как Старк все еще бродил по кустам, надеясь найти его.

«Нет, ничего не выйдет! — решил Уорден. — Никакой сукин сын не прикажет мне, Милтону Энтони Уордену, с какой женщиной иметь дело, а с какой нет. Если я хочу иметь дело с Карен Холмс, я буду иметь дело с ней, несмотря ни па что».

Уорден продолжал лежать на земле, посмеиваясь над всем происшедшим и прислушиваясь к треску сучьев и кустов под ногами мечущегося Старка, к заунывным звукам гитар, доносившимся с железнодорожной насыпи.

— Слушай! Вот так, — раздался настойчивый голос Анди.

— Ну давай, давай, — ответил ему Кларк, заглушая струны своей гитары ладонью.

Все сразу же замолчали, и в наступившей тишине, которую Анди требовал, как заправский дирижер, прозвучал стройный, медленно растаявший в ночном воздухе минорный аккорд — самый последний аккорд в импровизации Анди.

— Ого! — воскликнул Кларк с нескрываемым восхищением. — Откуда ты выкопал его?

— Да ну, — нехотя ответил Анди, — просто наткнулся на него случайно.

— Ну-ка, дай его еще раз, — попросил Прю.

Анди воспроизвел аккорд еще раз и грустно посмотрел на друзой своими светлыми глазами. Опять все сразу же замолчали и внимательно прислушались к нежным тающим звукам. Казалось, эти звуки повисли в воздухе и вот-вот перейдут в какие-то следующие, новые. Это ощущение незаконченности было настолько сильным, что хотелось спросить: «И это все?» Но все знали, что это действительно все, потому что аккорд был, несомненно, вполне законченным, полным и выражал именно то, нто им хотелось выразить. Анди подбирал аккорды весь вечер, пробуя то один, то другой, ставя их то в одной, то в другой последовательности. Потом, найдя, по его мнению, наиболее подходящий вариант, он просил общего внимания и вдохновенно проигрывал часть песенки.

— У кого есть закурить? — спросил он, откладывая гитару в сторону.

Кларк поспешно достал из кармана пачку сигарет и с радостью протянул ее товарищу.

— Эх, ребята, — послышался восторженный голос Слейда, — до чего же вы хорошо играете! Это настоящие блюзы.

Анди скромно пожал плечами.

— Дай мне выпить, — обратился он к Прю. Прю передал ему бутылку.

— Да, это настоящие блюзы. А лучше блюзов ничего не придумаешь, — сказал Кларк.

— Правильно, — подтвердил Прю. — Нам пришла идея сочинить свой блюз, — сказал он Слейду, — свою солдатскую песенку и назвать ее «Блюз сверхсрочника». Ведь есть же «Блюз шофера», «Блюз издольщика», «Блюз каменщика», а мы хотим сочинить наш солдатский блюз.

— О! Прекрасная идея! — отозвался Слейд. — Назовите его «Блюз пехотинца». Ей-богу, я завидую вам, ребята.

— Да, но мы еще не сочинили его, — сказал Прю.

— Ничего, сочиним, — заверил их Кларк.

— Послушайте-ка, ребята! — воскликнул Слейд с воодушевлением. — А почему бы вам не взять для этого блюза мотив, который Анди только что пробовал, а? Надо его использовать, он очень подходит для блюза.

— Не знаю, — растерянно произнес Прю. — Мы же еще по довели его до конца.

— Да, но ведь мотив подходит под блюз!

— Гм… Я думаю… думаю, что можно, — тихо ответил Анди.

— Ну вот, на-ка выпей, — предложил ему Слейд, передавая бутылку. — Давай докончи его и сделай его совсем под блюз, чтобы получился обычный блюз на двенадцать тактов.

— Ладно, — согласился Анди. Он отпил несколько глотков, вытер губы тыльной стороной ладони, передал Слейду бутылку, взял гитару и снова углубился в поиски подходящих музыкальных вариаций.

Остальные сидели молча и внимательно слушали. Потом Анди проиграл подобранный мотив.

— Ну что? — скромно спросил он, откладывая гитару.

— Очень хорошо! — возбужденно воскликнул Слейд. — Получился замечательный блюз. Вы знаете, у меня дома около пятисот пластинок, и половина из них — блюзы. Но этот, по-моему, лучше их всех.

— Да ну, — застенчиво пробормотал Анди, — что в пом особенного?

— Честное слово, ребята, — уверял Слейд. — Вы знаете, я ведь коллекционирую блюзы.

— Правда? — недоверчиво спросил Анди. — А ты слышал когда-нибудь о Джанго?.. Джанго… или что-то в этом роде?

— Конечно слышал, — радостно произнес Слейд. — Жанго Рейнхарт. Французский гитарист. Это имя надо произносить «Жанго», буква «д» не произносится. Это лучший гитарист.

— Видишь! — гордо обратился Анди к Прю. — А ты говорил, что я вру, что я все выдумываю. А у тебя есть его пластинки? — спросил он Слейда.

— Нет, — ответил Слейд. — Их трудно достать. Они продаются только во Франции и стоят очень дорого. Но я многие из них слышал. А ты что слышал?

— Кое-какие его песенки. Их не сравнишь ни с чем в мире. — Он повернулся к Прю. — Ну вот, а ты думал, я все сочиняю, видишь? — сказал он укоризненно. — Думал, я все это выдумываю…

Отпивая из бутылки, Прю пожал плечами. Анди снова повернулся к Слейду и начал вдохновенно рассказывать приключившуюся с ним однажды историю.

Друзья уже слышали ее раньше и готовы были выслушать еще раз, потому что история была интересной.

Это был рассказ о Сан-Францнско, об окутывавшем его густом тумане, о таком тумане, какой жители средней полосы или южане вряд ли когда-нибудь видели. Рассказ об острове Ангела в заливе Сан-Франциско, об огромной скале с построенными на ней в несколько ярусов бетонными казармами гарнизона, о покрытой гравием дороге, идущей вокруг всего острова. Это был рассказ о китайской части города с многочисленными притончиками и ночными клубами и о слонявшемся по улицам совсем зеленом новобранце из долины Миссисипи, смотревшем на все это с благоговейным страхом и изумлением.