«Ну, хорошо же! Они устраивают цирк — мы тоже устроим его. Им нравится ненависть — они получат ее. Мы тоже можем сделать больно, можем искалечить, и помучить, и убить. Кое-какая школа у нас была в юности. И будем глубокомысленно называть все это добродетелью и дисциплинированностью, с такой же хитростью и коварством, как это делают и другие. Начнем эту игру.
Это единственный выход. Ненавидеть — и в то же время быть отличным солдатом. Ненавидеть — и в то же время с точностью выполнять любой приказ. Ненавидеть, но никогда не пререкаться. Не нарушать ни одной статьи, ни одного правила. Не допускать ни одной ошибки. Только ненавидеть! И пусть они попробуют тогда к чему-нибудь придраться. Им придется затратить много времени и сил, чтобы уличить меня в каком-нибудь нарушении или проступке».
Прю терпеливо играл эту роль молчаливой ненависти в течение всех занятий в то утро. И это несомненно подействовало на тех, кто издевался над ним. Они были озадачены. Поведение Прю сбивало их с толку. Они былп глубоко уязвлены, потому что чувствовали ненависть к себе и в то же время не могли не согласиться, что Прю — отличный солдат. Некоторые из них откровенно разозлились на него: они считали, что он не имеет права реагировать таким образом па их действия. Прю походил на разъяренного бульдога, который вцепился зубами в человека за то, что тот побил его. Человек этот никак не мог освободиться от пса: его нельзя было ни стряхнуть с себя, ни оттолкнуть, ни ударить. Единственный выход — разрезать мышцы на челюстях пса, но этого делать было нельзя.
Лицо Прю озарилось торжествующей улыбкой. Он понял, что достиг поставленной цели. Теперь он был уверен, что угроза внеочередного наряда в день получки миновала. У него даже промелькнула надежда на то, что такое его отношение к ним может исправить их, и поэтому он продолжал ненавидеть с прежней силой, надеясь на то, что отдохнет от всего на хозяйственных работах во второй половине дня. Но получилось так, что отдохнуть ему не удалось. Вышло так, что во время хозяйственных работ Прю не только потерял то, чего добился на утренних занятиях, но и угодил в еще более затруднительное положение.
И произошло это по его собственной впне. При разводе на хозяйственные работы он попал в распоряжение Айка Гэловича.
Прю давно уже имел привычку слоняться по баракам до самой последней минуты перед построением роты для развода на работы. Он делал это для того, чтобы попасть на самый левый фланг роты и выиграть таким образом в той маленькой игре, которую вел Уорден при распределении людей на хозяйственные работы. Вторая половина, а иногда и последняя треть построившихся людей — в зависимости от заявок на хозяйственные работы, поступавших из штаба полка, — всегда назначалась на работы по уборке ротных помещений, а Айк Гэлович в соответствии с существовавшим приказом Холмса Уордену всегда руководил работой этой группы людей. Если Прю вставал на левый фланг роты, то оказывался вне группы, попадавшей в распоряжение Уордена. Таким образом он никогда не попадал на такие легкие работы, как работа в офицерском клубе или на площадке для игры в гольф, но вместе с тем он по попадал и па работы по вывозке мусора или по разделке мясных туш на скотобойне. Уорден мог, конечно, изменить порядок развода роты на работы и назначать людей начиная с левого фланга или, начиная с правого фланга, оставлять самые тяжелые работы для стоящих на левом фланге и назначать на них только после того, как будут выделены люди на работы в самой роте. Но Прю знал, что Уорден не изменит этого издавна установленного им самим, ставшего традиционным и, по его мнению, справедливого порядка. Всякий раз, когда Прю забывал об этом и попадал при построении на правый фланг роты, Уорден оказывался тут как тут и с нескрываемым удовольствием назначал Прю на самую тяжелую и грязную работу; а когда Прю вставал на левый фланг — он избегал этой работы. Похоже было на то, что Уорден ко всем событиям жизни применял тот принцип, который иногда применяют к спортивным играм, умышленно вводя такие дополнительные правила, которые усложняют игру и делают достижение победы более трудным. Так, например, в регби или баскетболе разрешают блокировать игрока, а спортсменов-рыболовов, занимающихся ловлей рыбы с мощными плавниками, обязывают, например, пользоваться только легкими снастями, что требует от них значительно большего опыта и ловкости. Но если спортсмены играют по таким усложненным правилам в дни отдыха или во время отпусков, чтобы получить то особое удовлетворение, которого им не дает однообразная повседневная жизнь, то Уорден придерживался таких правил во всей своей жизни и не отступал от них ни на шаг. И Прю был уверен, что Уорден строго придерживается этих правил. В некоторых случаях в прошлом, в те дни, когда у Прю было подходящее настроение, он, поразмыслив, шел на риск в этой игре и становился на правый фланг роты, надеясь перехитрить Уордена и получить назначение на легкую работу. Только в одном из таких случаев Уорден не заметил Прю, в результате чего он на целую неделю попал на работы в офицерском клубе. Уорден в этот раз, казалось, наказал себя с таким же удовольствием, с каким он наказывал Прюитта. Все это получалось, конечно, очень смешно и как-то нарушало наскучившую монотонность жизни. Между Прю и Уорденом возникла своеобразная близость, взаимопонимание, молчаливое, никогда не обсуждавшееся, но даже более сильное взаимопонимание, чем то, которое Прю чувствовал по отношению к Маггио. Поэтому в тех случаях, когда у Прю не было соответствующего настроения для игры, он становился на левый фланг роты, и Уорден не замечал его там. Прю не знал, по какой причине, но в этот день он не чувствовал никакого желания вступать в игру с Уорденом.
После того как Уорден распределил группы людей на работы, Айк построил свою группу и, призвав солдат к порядку и соблюдению тишины, начал на ломаном английском языке объяснять им, что надо делать. В это время другие группы ленивым, далеко не строевым шагом замаршировали по двору, направляясь к назначенным им местам и объектам. Полусонные, с обвисшими плечами и набитыми после обеда животами, солдаты едва передвигали ноги.
— Сегодня будем убирать помещения в бараках, — начал Айк, высоко вскинув свою выступавшую вперед, как у обезьяны, нижнюю челюсть. — Надо вымыть и протереть все окна на первом и втором этажах. Вымыть стены и полы в комнате отдыха, в бильярдной и коридор перед канцелярией. Командир роты будет завтра осматривать помещения, поэтому работать надо как следует, а не валять дурака. Вот и все. Вопросы есть?
Все бывали на этой работе много раз, поэтому никаких вопросов ни у кого не возникло.
— На первый-второй рас-счита-айсь! — выкрикнул Айк, гордо приподняв свою грудь и вдохнув воздух в легкие, словно в кузнечные мехи. — Первые номера — на первый и второй этаж, мыть окна. Вторые — мыть стены.
Солдаты рассчитались на первый-второй. Прюитт и Маггио, которые умышленно встали в строй через одного человека, оказались вторыми. Первые номера направились в кладовку за ветошью, ведрами и хозяйственным мылом в желтой обертке с надписью «Бон Ами». Старшим в группе первых номеров назначили сержанта Линдсея, выступавшего в соревнованиях по боксу в легчайшем весе. Вторые номера пошли на кухню за мылом и щетками. В этой группе старшим назначили капрала Миллера, боксера легкого веса, очень близкого приятеля Чэмпа Уилсона.
— Эй вы, — громко позвал Айк, — Прюитт и Маггио! Подите сюда, хитрецы! Как это вы оказались оба во вторых?
— Так вышло по расчету, — ответил Анджелло.
— Уж не думаете ли вы, что можете провести старину Айка? — спросил Гэлович, подозрительно осматривая их. Его маленькие красные глазки зло выглядывали из-под густых бровей. — Не на такого напали. Я пошлю вас в разные группы. Ты, Маггио, иди па второй этаж. Скажи сержанту Линдсею, чтобы он послал сюда вместо тебя Тредуэлла. Мне нужно, чтобы вы работали, а не чесали языки. Старшим назначили меня, и я хочу, чтобы вы работали, а не болтались без дела. Ясно?
