Холмс упорно, упрямо сидел за кухонным столом и пил приготовленный по собственному рецепту кофе.

Оттого что капитан Холмс стал майором, он не очень-то изменился. Вместо бриджей и сапог ему выдали брюки навыпуск и штиблеты. А сейчас, как и все штабные офицеры в бригаде, он носил установленную для военного времени форму: защитного цвета шерстяную тужурку, длинные брюки, заправленные в краги, и полевые башмаки. А по существу изменился он мало. Правда, и времени-то прошло немного — всего несколько месяцев.

— Я хочу знать, где ты была, — спросил Холмс, как только Карен вошла в дом.

— Привет, — беспечно сказала она. — Что это ты вдруг не на службе?

— Я позвонил и отпросился.

— А где Белла?

— Я отпустил ее на весь день.

Карен налила себе чашку приготовленного им кофе и села с ним за стол.

— Представляю себе, как она обрадовалась, — весело сказала Карен.

— Я сказал, что хочу знать, где ты была, — повторил свой вопрос Холмс — И с кем.

— Так я же тебе все сказала еще вчера, — с той же веселостью ответила Карен. — Я ездила провожать одного очень хорошего моего друга.

— Вчера ты мне ничего не говорила. — Глаза Холмса были похожи на два сверкающих безумным блеском бриллианта, сидящих в высохшей, потрескавшейся штукатурке, каким было его лицо. — Где ты с ним была и кто он такой?

— Я тебе не говорила, что это мужчина, — возразила Карен.

— Это ясно и так. Ты думаешь, что я ничего не понимаю? Я давно уже все понял. Просто старался не замечать этого. Пока мог. Пока ты не стала делать это так откровенно и беззастенчиво. Так вот, я хочу знать, где вы с ним встречались и кто он такой.

— Полагаю, что это тебя не касается, — сказала Карен.

— Я твой муж. Поэтому меня это касается.

— Нет. Это касается только меня. И никого больше.

— Тебе, наверное, нужен теперь развод?

— По правде говоря, я об этом не думала. Мне, пожалуй, все равно.

— Ну так вот, развода я тебе не дам.

Карен отхлебнула кофе. Она не помнила, чтобы с, тех пор, как вышла замуж, чувствовала себя такой веселой и бодрой, чтобы у нее было такое великолепное душевное состояние.

— Ты слышишь меня? Развода я тебе не дам.

— Хорошо, — согласно кивнула головой Карен.

Холмс посмотрел на нее. Безумные бриллианты глаз на его гипсовом лице метали в ее сторону искры отчаяния. Он прекрасно видел, что она не притворяется, а говорит искренне.

— А может быть, я, наоборот, начну добиваться развода, — сказал он, пытаясь сломить ее лобовой атакой.

— Хорошо, — так же согласно сказала Карен.

— Надо бы сейчас все и решить, — проговорил Холмс. — Я хочу, чтобы мы договорились раз и навсегда.

— Насколько я понимаю, все уже решено: ты собираешься добиваться развода.

— Ага! Ты бы очень этого хотела? Нет, я тебе развода не даю. А если ты даже будешь пытаться добиться его, я обобью пороги всех судов, но не допущу его.

— Хорошо, — весело сказала Карен. — Тогда, значит, решено — никакого развода.

— И что же, тебе нравится перспектива жить с таким чудовищем, как я, до конца своих дней? — со страдальческим выражением лица сказал Холмс.

— Не очень, конечно, — беспечно сказала Карен, — хотя я могу себя утешать тем, что и тебе придется до конца своих дней жить со мной.

— Боже мой! — простонал Холмс. — Какая ты жестокая! Как ты можешь сидеть и улыбаться? После всего, что ты наделала. Неужели для тебя ничего не значит долг? Неужели для тебя ничего не значат годы замужества? Неужели для тебя ничего не значит наш сын? Неужели тебе ничуть не стыдно?

— Кажется, нет, — сказала Карен, — ни капли. Странно, правда?

— Очень жаль.

— Да. Но вот не стыдно, и все тут. Ужасно, правда?

— Ужасно?! — в бешенстве воскликнул Холмс. — Женщина такого круга, такого воспитания, женщина, удачно вышедшая замуж и имеющая восьмилетнего сына, сидит тут и рассуждает! И о чем! И называет это «ужасным»! И только!

— И сама не могу этого понять, — весело сказала Карен.

Все его праведные слова разбивались о непробиваемую броню ее невозмутимости и жизнерадостности.

— Неужели ты не видишь, что ты со мной сделала?

— Что же я с тобой сделала?

— Ты погубила мою семейную жизнь — вот что. Ты выбила почву у меня из-под ног. Ты была моей женой. Я верил тебе.

— Ну что ж, я сожалею об этом, — сказала Карен. — Я действительно по-настоящему сожалею об этом. О том, что я с тобой сделала. Но боюсь, помочь здесь ничему уже нельзя.

— Как ты думаешь, зачем я добивался всего, что у меня есть? Всего вот этого? — сказал Холмс, разводя руки в стороны.

— Чего этого?

— Как чего? В ноте лица я трудился, работая с этой проклятой боксерской командой, которую я ненавижу, как но знаю что. Заискивал перед полковником Делбертом и генералом Слейтером. Унижался.

— А зачем ты все это делал?

— Как зачем? Для тебя — вот зачем. Потому что ты — моя жена, и я люблю тебя. Для тебя, для нашего сына, для нашего дома — вот зачем я все это делал.

— У меня всегда было такое впечатление, что ты это делал потому, что стремился к продвижению, — сказала Карен.

— А зачем, по-твоему, человеку нужно продвижение? Ты думаешь, чтобы иметь деньги? И власть?

— Я полагала, что да.

— А что толку в деньгах и власти? Если человек одинок? Человек старается продвинуться по службе ради своей семьи, ради жены, детей. Чтобы дать нм то, чего сам никогда не имел. Чтобы они были счастливы.

— Наверное, я просто неблагодарная.

— Неблагодарная! — в отчаянии воскликнул Холмс. — Побойся бога, Карен!

— Пожалуй, даже безнравственная, — весело произнесла Карен. — В общем, преступница.

Мало-помалу Холмс, израсходовав последнюю стрелу, которая, как и все другие, сломалась, ударившись о непробиваемую броню, оказался, сам того не ведая, в положении обороняющегося. Он теперь просил и умолял.

— Во что превратилась бы наша страна, если бы так рассуждали все жены?

— Понятия не имею. Честно говоря, я никогда не думала об этом.

— Часто приходится слышать о похождениях чужих жен, — сказал Холмс, — но чтобы твоя собственная жена…

— Ты, конечно, и не предполагал, что такое может случиться в твоем доме?

— Но предполагал! Да если бы кто-нибудь сказал мне, что такое может случиться в моем доме, я бы дух из него выпустил! Я старался не верить этому. Говорил себе, что это неправда. До самого последнего времени.

— Однако это случилось и в твоем доме. Ведь так?

Холмс беззвучно кивнул головой.

— Я пытался убедить себя, что это мне просто кажется. Ты не представляешь себе, что в таком случае переживает мужчина.

— Действительно не представляю.

— Это страшное дело, будто внутри какая-то струна лопается. И мужчина вообще превращается неизвестно во что. Женщины в таких случаях переживают это иначе.

— Почему ты думаешь, что женщины переживают подобные вещи иначе?

— Не знаю почему, — голосом убитого несчастьем человека сказал Холмс, — но знаю, что это так.

— Знаешь что… — все так же весело сказала Карен, — сегодня чудесная погода. Пойду немного прогуляюсь, а потом зайду в клуб и там пообедаю. А ты пока решай.

— Что решать?

— Что ты собираешься делать.

— Лучше бы ты пока никуда не уходила, — попросил Холмс. — Мне бы хотелось сначала все уладить.

— Мне казалось, что все уже улажено.

— Да нет же. Ты почти ничего не сказала.

— А что мне еще говорить?

— Я готов простить тебя, — сказал Холмс. — Скажи, где ты была и с кем. Признайся во всем чистосердечно, и я тебя прощу.

— Извини меня, но боюсь, что этого ты никогда не узнаешь.

— Когда-нибудь тебе все равно придется рассказать.

— Это почему же?

— В конце концов, муж я тебе или нет? Но можешь же ты вечно что-то скрывать от меня.

— Я ничего не собираюсь от тебя скрывать. Я просто не собираюсь тебе этого рассказывать.

— Я тебя тоже обманывал. Это было один раз. Я могу тебе все рассказать об этом. Мне кажется, пора пересмотреть наше с тобой соглашение.