— За что?
— Это ведь Мэллой все рассказал мне и просил об этом передать тебе.
— Ну хорошо. Я поблагодарю его, когда встречусь с ним.
— Он самый буйный парень, но у него сердце доброе, как у ребенка. Маггио сажают в карцер уже пятый раз, — продолжал Бэрри. — Ты об этом знаешь?
— Пет, об этом он мне не говорил. Но у него все лицо в шрамах.
— У него не так уж много шрамов. Посмотри па меня. Это все Фэтсо. Когда-нибудь я убью его.
— А он об этом знает?
— Конечно. Я сам ему об этом сказал.
Прюитт почувствовал, как у него мурашки пробежали по всему телу. Оп вспомнил злой взгляд Фэтсо и спросил:
— А что он тебе ответил?
— Ничего. Только избил меня снова.
— Интересно, почему они не забрали и меня? Ведь Маггио болтал со мной!
— Им нужен пока Маггио, — прошептал в ответ Бэрри. — Он же не дает им спуску. Твердый парень.
— Я его знаю. Он из моей роты.
— Маггио отличный парень. Ну ладно, пойду работать, пока меня не засек кто-нибудь из караульных. Они сегодня злые как собаки.
Прюитт внимательно посмотрел на Бэррн. «Видно, Анджелло хорошенько потрудился и заслужил такое отношение к себе со стороны Бэрри», — подумал он.
Легкое чувство зависти охватило Прюитта. И в то же время он почувствовал, что но одинок, что рядом с ним — друзья.
Прюитт быстро осваивался с обстановкой в тюрьме. Он уже был один раз свидетелем утренней проверки. Сигнал подъема в тюрьме звучал в четыре тридцать утра. Завтракали заключенные в половине шестого, а в шесть часов начиналась проверка, обычно продолжавшаяся до семи утра.
Майор Томпсон и старший сержант Джадсон медленно двигались вдоль рядов пар. Томпсон был в белых парадных перчатках. В левой руке он держал отвес, на правой руке — на ремне — висела полицейская дубинка. В этой же руке он держал журнал нарушений. Томпсона и Джадсона сопровождали два вооруженных карабинами солдата из роты охраны.
В этот день в бараке Прюитта оказалось три нарушителя. В ход были пущены полицейские дубннкп.
Первый из трех нарушителей оказался виновным в том, что носки его ботинок на несколько сантиметров выступали вперед по сравнению с общей линией строя. Проходя мимо него, майор Томпсон только сделал движение дубинкой и подошел к полке, чтобы осмотреть личное имущество этого заключенного. Бедняга поспешил было поправить ногу, но Джадсон, шедший в двух шагах за майором, ловко ударил его по ноге, а потом сделал соответствующую запись в журнале нарушений. К счастью для нарушителя, его полка оказалась в порядке, и майор, сопровождаемый сержантом Джадсоном, двинулся дальше вдоль рядов нар.
Второй нарушитель оказался виновным в том, что, стоя в строю, слишком далеко выпятил толстый живот. Майор Томпсон, проходя мимо него, сильно ткнул заключенного дубинкой в живот и, не оборачиваясь, скомандовал: «Подтяни брюхо». Вместо того чтобы выполнить команду, толстяк что-то проворчал и схватился руками за живот. Сержант Джадсон, следовавший в двух шагах за майором, взмахнул дубинкой и ударил заключенного ниже пояса, небрежно бросив:
— Команды «Вольно» не было. Подтяни брюхо.
Толстяк пошатнулся, но быстро принял стойку «смирно».
По его лицу побежали струйки слез, губы задергались в глухом плаче. Прюитт не выдержал этого тяжелого зрелища и отвел взгляд в сторону. К этому времени майор и сержант Джадсон уже прошли дальше.
Третий нарушитель, молодой фермер из Индианы, осмелился следить краем глаз за майором, когда тот осматривал его полку. Там было все в порядке, но Джадсон заметил, как заключенный перевел взгляд на майора, и резко сказал:
— Была команда «Смирно», и нечего пялить глаза по сторонам.
Мгновение спустя Джадсон взмахнул дубинкой и ударил заключенного по голове. Колени его подогнулись, и он упал лицом вниз на пол барака. Не отрывая взгляда от журнала, куда он делал очередную запись, Джадсон скомандовал конвоирам:
— Поднимите его.
Конвоиры бросились выполнять команду, но заключенный не мог сам держаться на ногах. Конвоиры подхватили его под мышки и повернули лицом к сержанту. Из раны на голове густыми струйками текла кровь и крупными каплями падала на пол. Сержант Джадсон, взглянув на заключенного, сказал:
— Возьми тряпку, Мурдок, и вытри кровь.
Заключенный повернулся к своей полке, но там никакой тряпки не было, и он замер. Потом он нашел выход из положения— вынул из кармана носовой платок цвета хаки и начал быстро вытирать кровь попеременно с лица и с пола. К этому времени майор и сержант уже закончили осмотр нар и полок и направились к выходу.
Сержант Джадсон задержался на минуту у двери и, не посмотрев даже, вытер ли Мурдок кровь с пола, скомандовал «Вольно», а затем вышел из барака. Вздох облегчения пронесся по бараку.
Сначала осторожно, как жертвы аварии, которые сами еще не знают, получили ли они какие-нибудь повреждения или нет, потом все увереннее люди начали двигаться. Движения их были напряженными, скованными. Постепенно тишина, воцарившаяся после ухода начальства, стала нарушаться громкими голосами, в воздухе замелькали облачка дыма от табачных самокруток.
Прю стоял одиноко в стороне, в его душе кипела злоба, но он не мог понять, на кого он злится — на окружающих его людей или на майора Томпсона и сержанта Джадсона, а может быть, и на самого себя. Однако теперь Прюитт понял, почему Анджелло, Джек Мэллой и Бэрри не только предпочитали находиться во втором бараке, но и гордились этим. Прюитт тоже был бы горд этим, и теперь ему хотелось побыстрее оказаться во втором бараке.
Прюитт молча сидел на полу около своей койки, пока не раздался сигнал о выходе на работу. Окружавшие его, видимо, чувствовали его пренебрежительное к ним отношение и не вступали с ним в разговор.
Никто из заключенных не разговаривал с пострадавшими. Впрочем, сами пострадавшие были, видимо, рады тому, что их оставили в покое. Толстяк после ухода Джадсона вдруг повалился на нары и громко зарыдал. Первый из пострадавших, которого Джадсон ударил по ноге, сразу же после ухода начальства сел на нары, разулся и долго тер больную ногу, время от времени негромко поругиваясь.
Фермер из Индианы задумчиво глядел на свою полку, как бы раздумывая, почему там не оказалось нужной тряпки.
Прюитт холодно наблюдал за всеми тремя, размышляя над тем, как сложится судьба этих людей в дальнейшем. Он твердо решил проследить за этим.
Неделю спустя толстяка назначили работать на кухне помощником повара. Еще через пару дней его перевели в первый барак, где размещались завоевавшие доверие начальства заключенные, и Прюитт его больше не видел.
Заключенный с больной ногой два дня спустя набрался смелости пойти в лазарет, и там выяснилось, что у него перелом кости на ступне. Врач, осмотрев заключенного, отправил его в тюремный госпиталь, написав в справке, что перелом явился следствием удара камнем во время работы в каменоломне. Через четыре дня этого парня вернули в барак, и в конце концов он оказался вместе с Прюиттом во втором бараке, где они крепко подружились.
Парень из Индианы весь день оставался в трансе. Его пришлось вести на работу и даже в столовую. В каменоломне ему вложили в руки кувалду, и он простоял весь день на одном месте, размахивая ею как безумный. На следующее утро он вдруг затеял драку, но его успели быстро скрутить. После этого успокоился и больше уже никому хлопот не доставлял.
Так закончилась эта история. Потом Прюитт стал свидетелем нескольких других случаев наказания заключенных, и чувство пренебрежения к товарищам по бараку начало у него постепенно исчезать. Именно это и испугало Прюитта — он стал бояться, что ему уже не захочется во второй барак. Прюитт презирал майора Томпсона и Фэтсо, презирал и боялся их. Он презирал и наказанных заключенных за то, что они безропотно позволяли над собой измываться. Он никак не мог понять происходящее, не мог понять, кто виноват во всем этом. Анджелло, тот винил армейские порядки и ненавидел службу в армии. У Прюитта этой ненависти к армии не появилось даже здесь, в тюрьме. Прюитт вспомнил, как однажды один человек утверждал, что виной всего зла — социальная система. Но разве существующая в стране социальная система не самая лучшая в мире? Нет, на этот счет у Прюитта не возникало сомнений. Но он чувствовал, что если в ближайшее время не найдет главного источника зла, то станет ненавидеть всех вокруг.
