Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Здесь было собрано около 9000 гоплитов; к ним присое­динилось приблизительно такое же количество легковоору­женных и небольшой вспомогательный отряд союзной Платеи. При трудности, с какою сопряжена переправа через мо­ре больших отрядов в одном транспорте, представляется очень сомнительным, чтобы персидский флот заключал зна­чительно большее число солдат, и именно самая страшная часть персидского войска, конница, могла находиться здесь лишь в очень ограниченном количестве; а матросы почти совершенно не годились для битвы на суше. Ввиду этих об­стоятельств персы медлили с нападением; они, очевидно, надеялись, что в Афинах начнется движение в пользу Писистратидов. С другой стороны, и афиняне всеми силами ста­рались оттянуть битву до прихода спартанских союзников. Именно это соображение заставило, наконец, персидского полководца Датиса принудить афинян к битве в неудобной местности, но его легковооруженное войско не выдержало натиска греческих гоплитов. С большими потерями персы были оттеснены к своим кораблям, где они с отчаянным му­жеством еще раз взялись за оружие. Действительно, им уда­лось спасти флот и сесть на корабли; только 7 триер оста­лись в руках афинян. По преданию, 6400 варваров легли на поле битвы, и хотя это число, вероятно, преувеличено, одна­ко обширные приготовления, сделанные к следующему по­ходу в Грецию, доказывают, что поражение было очень тя­желым. Урон победителей составлял, по преданию, лишь 192 человека, но в числе убитых находились полемарх Каллимах из Афидны и один из стратегов — Стесилей.

После этого Датис сделал еще попытку завладеть афин­ской гаванью Фалером — попытку, которая теперь, после поражения, конечно, не могла увенчаться успехом; кроме того, при его приближении победоносное войско уже стояло наготове для защиты столицы. Таким образом, ему не оста­валось ничего другого, как вернуться в Азию. Старый Гиппий не перенес этих неудач, разрушивших все его надежды, по преданию, он умер еще раньше, чем приплыл в свой Сигейон.

Итак, Аттика освободилась от нашествия, и все планы восстановления тирании рушились. Но еще гораздо крупнее, чем материальные результаты победы, было ее моральное значение. Она доказала, что персидская пехота не могла со­перничать с греческими гоплитами; ореол непобедимости, окружавший до тех пор покорителей Азии, в глазах эллинов исчез в этот день. Хотя бы варвары возобновили свое наше­ствие с более многочисленным войском, нация могла теперь смотреть в глаза будущему с уверенностью в своих силах.

В Персии ни минуты не сомневались в необходимости исправить марафонскую ошибку. В первый раз ошиблись в силах неприятеля и предприняли поход с недостаточными средствами; теперь нужно было повторить попытку в боль­шем масштабе. Но среди приготовлений к этому походу Да­рий I умер, на пятом году со времени битвы при Марафоне (486 г.); а его преемник Ксеркс должен был подавить восста­ние в Египте, прежде чем мог приняться за исполнение пла­нов своего отца против Греции. Таким образом, Эллада мог­ла отдыхать после Марафона десять лет.

Однако только в Афинах, которым, правда, грозила ближайшая опасность, воспользовались этим временем для того, чтобы укрепиться против угрожавшего нападения. Уже в первом году после Марафонской битвы Мильтиад сделал попытку, во главе всего афинского флота, принудить Кикла­ды к отложению от персов. Ему, действительно, удалось до­биться присоединения к Афинам западной цепи островов от Кеоса до Мелоса; остальные же Киклады оставались верны­ми союзниками персов, и осада Пароса, начатая затем Мильтиадом, не увенчалась успехом. По возвращении он был привлечен к суду Ксантиппом из Холарга, одним из вожаков партии Алкмеонидов, женатым на племяннице Клисфена, Агаристе. Присяжные, хотя не присудили марафонского по­бедителя к смерти, как этого требовало обвинение, но нало­жили на него непосильный денежный штраф. Спустя корот­кое время Мильтиад умер от раны, полученной при Паросе.

Теперь оставили наступательную политику против Персии; не пытались даже вернуть себе Лемнос и Имброс, которые отпали после ионийского восстания. Вместо этого ограничи­лись более легкой задачей — изгнать из города друзей тира­нов или тех, кого считали таковыми. Гиппарх из Коллита (см. выше, с.297) был подвергнут изгнанию посредством остракизма (весной 487 г.); эта мера была теперь впервые применена.

Однако торжество Алкмеонидов было непродолжитель­но. Уже в следующем году (487—486 гг.) государственное устройство подверглось изменению в демократическом духе. Высшая государственная должность, архонтство, замеща­лась до сих пор, как мы знаем, путем народных выборов; теперь постановлено было бросать жребий между кандида­тами, и этим была уничтожена привилегия, которою до сих пор фактически пользовались знатные фамилии при замеще­нии этой должности. Кажется, Алкмеониды противились этой реформе, которая прямо нарушала их интересы и, без сомнения, была предложена главным образом с целью сло­мить их влияние в государстве. Но их песня была спета. Весной 486 г. глава этого рода, племянник Клисфена Мегакл, был изгнан остракизмом, а вскоре затем (в 485 или 484 г.) та же участь постигла его шурина Ксантиппа.

Теперь управление государством перешло в руки ви­новника реформы, Аристида из Алопеки. Молодым челове­ком он некогда при Клисфене принимал участие в восстании против тиранов; впоследствии он примкнул к Мильтиаду и через год после Марафонской битвы (489—488 гг.) достиг звания первого архонта. Не будучи гениальным ни как госу­дарственный деятель, ни как полководец, он, однако, всегда обнаруживал правильное понимание того, что нужно было сделать в данную минуту; главным же образом он был обя­зан своим политическим значением славе своей непоколе­бимой справедливости. К нему примкнул Фемистокл из Фреаррии. Он тоже принимал деятельное участие в борьбе с Алкмеонидами, за что последние позже отомстили ему не­примиримой враждой. Но он был дальновиднее Аристида. Он понял, что будущность Афин связана с морем и что госу­дарство опять должно вступить на путь политики Писистра­та. В этом направлении он действовал уже и раньше, будучи первым архонтом; он приступил тогда (в 493—492 гг.) к вы­полнению плана, задуманного до него Гиппием, — вместо открытого и незащищенного Фалерского рейда обратить в военную гавань превосходную Пирейскую бухту. Но для создания большого флота нужны были очень значительные средства; а восстановленная демократия вовсе не обнаружи­вала желания рисковать своей популярностью, напрягая по­датные силы народа. Поэтому сбор поземельной подати, ко­торая взималась во времена тиранов, прекратился; мало того, стали даже делить между гражданами богатые доходы с Лаврийских серебряных рудников.

Между тем, кажется, в 488 г. Афины были вовлечены в войну с соседней Эгиной. Этот небольшой остров, как нам известно, был одним из главных средоточий греческой про­мышленности и торговли; его флот был самым сильным и многочисленным во всем греческом мире, с тех пор как по­сле изгнания Писистратидов пришло в упадок морское мо­гущество Афин и битва при Ладе сломила морские силы Ио­нии. Афины давно уже смотрели с беспокойством на усиле­ние соседнего острова, и уже не раз оба государства мери­лись силами, но победа всегда доставалась эгинцам. Теперь, наконец, внутренние смуты на Эгине, казалось, давали афи­нянам желанный случай одолеть своих старых врагов.

Эгина еще сохраняла аристократическое устройство, но и здесь была многочисленная партия, стремившаяся к нис­провержению существующего порядка и надеявшаяся дос­тигнуть своей цели с помощью афинской демократии. Одна­ко восстание вспыхнуло раньше, чем пришли афиняне, и было без большого труда подавлено правительством. Афи­нянам удалось высадить на остров десантный отряд и одер­жать победу над врагом в открытом поле; но на море эгинцы скоро опять взяли верх, так что афиняне были вынуждены увести свое войско обратно. Война затянулась надолго, на­нося тяжелый ущерб афинской торговле, так как эгинцы все время держали в блокаде побережье Аттики.

69
{"b":"243426","o":1}