Но обширное плодоводство немыслимо при отсутствии земельной собственности; и в гомеровскую эпоху она, дей­ствительно, уже существует. Воодушевляя свои войска пе­ред битвой, Гектор указывает каждому на его надел, которо­му грозит опасность со стороны врагов; очевидно, поэт представлял себе троянское войско состоящим из свободных собственников. Приступая к основанию города феакийцев, Навсикой прежде всего отводит каждому поселенцу участок земли. Наконец, в гомеровском обществе существует уже класс безземельных батраков, которые принуждены служить у землевладельцев за плату; их участь кажется поэту вели­чайшим из всех человеческих бедствий.

Этому строю должна была и в Греции предшествовать эпоха, когда вся земля составляла общинную собственность или была разделена между родами. Некоторые следы этого порядка существовали еще долго в историческое время. Да­же в основанной около 580 г. колонии Липаре земля первое время находилась в общинном владении; позже главный остров, Липара, был разделен на надельные участки, а ос­тальные острова обрабатывались сообща, наконец и они бы­ли подвергнуты разверстке, но с установлением передела через каждые двадцать лет. Даже там, где участки перешли уже в постоянную собственность своих владельцев, наделы нередко еще долго оставались неотчуждаемыми, как, напри­мер, в Спарте или в основанной около конца VII века ко­ринфской колонии Левкаде. Остатком той же древней фор­мы землевладения является и греческое название надела — „жребий" (клерос). Впрочем, лес и луг еще долго оставались в общинном владении; последним пережитком общинной собственности были те домены, которые мы потом находим во владении греческих государств и общин, как например демов Аттики.

Сравнительно с сельским хозяйством промышленность играла еще ничтожную роль. Почти все, что нужно было для обихода, изготовлялось дома, — прежде всего одежда, вы­делка которой составляла главное занятие хозяйки и ее до­черей, а в богатых семьях — и служанок. Поэтому главное требование, которое грек того времени предъявлял к своей будущей жене, состояло в том, чтобы она была искусной пряхой. Точно так же крестьянин сам изготовлял себе плуг и телегу и сам строил свой дом. Даже царь, как гомеровский Одиссей, был хорошо знаком с плотничьим искусством.

Но не все можно было изготовить таким образом. Осо­бенно металлические работы требовали специальных знаний и инструментов, которыми не все могли обладать; кузнецы и были, вероятно, первыми профессиональными ремесленни­ками. Они были так необходимы для гомеровского общест­ва, что даже царства богов не могли представить себе без кузнеца, и любопытно, что бог огня, Гефест, является един­ственным ремесленником Олимпа. Кузнец был вместе с тем и золотых дел мастером; его мастерская была любимым ме­стом собрания деревенских жителей, которые в зимние вече­ра сходились сюда погреться у очага и обсудить события дня.

Гончарное искусство, при том высоком развитии, какого оно достигло уже в микенский период, также должно было принять профессиональный характер. Далее, очевидно, что дворцы, какие мы находим в Микенах и Тиринфе, или гроб­ницы, вроде „Сокровищницы Атрея", могли быть воздвигну­ты только технически образованными ремесленниками. У Гомера разделение труда стоит в общем на том же уровне; он также упоминает о гончарах, о каменщиках и плотниках и, кроме того, кожевниках, которые занимались главным об­разом изготовлением щитов. О других ремесленниках в на­шем смысле эпос не упоминает. Но Гомер причисляет к ре­месленникам и врачей, прорицателей и глашатаев, потому что они также служили своим искусством общине и получа­ли вознаграждение за свои услуги.

При таком строе общества не могло быть и речи об об­разовании купеческого сословия; немногие предметы, кото­рые не изготовлялись хозяйственным образом, приобрета­лись непосредственно от производителя. Правда, потреб­ность в мере и весе уже пробудилась, но торговля еще не пошла дальше простого обмена. Поэтому крупные центры еще не могли образоваться; население было рассеяно по от­крытым деревням, как мы это еще в историческое время ви­дим в Этолии, а в случае неприятельских нападений искало защиты в горах или за валом кремля. Но прокладывать доро­ги начали уже в этом периоде. В эпосе часто упоминается о проезжих дорогах; и если поэт заставляет Телемака проехать на колеснице из Пилоса в Спарту, то это, конечно, отнюдь не доказывает, что уже в то время существовала дорога через Тайгет, но дает право думать, что в других частях Греции и в Малой Азии на повозках можно было совершать далекие путешествия. Еще теперь на горах Арголиды видны остатки целой системы дорог, соединявших святилище Геры с Ми­кенами, Клеонами, Тинеей и Коринфом. Фундамент состоит из многоугольных плит, на известных расстояниях устроены приспособления для протока воды, и следы колеи доказыва­ют, что эти дороги были предназначены для езды на колесах. Правда, мы не в состоянии решить, были ли они проложены уже в эпоху расцвета Микен.

Несмотря на простоту экономических отношений, иму­щественное неравенство уже сильно развито. Рядом с сель­ским рабочим, который получает поденную плату, и мелким собственником стоит собственник-богач, владелец многих сотен скота и обширных поместий. Между тем, в то время, когда промышленность и торговля были еще в зачаточном состоянии и сельскохозяйственный труд составлял почти единственный источник пропитания, бедняк не имел других средств достигнуть обеспеченности, а тем более богатства, кроме войн или морского разбоя; но и здесь львиная доля добычи доставалась тем, кто становился во главе таких предприятий, а это был, обыкновенно, знатный человек. Именно эти условия и заставили такую большую часть гре­ческой молодежи уже в догомеровскую эпоху уйти за море — на острова и в Малую Азию; но по мере того, как страна заселялась, на новой родине повторялось то же явление. А богатство повсюду и во все времена доставляет почет и мо­гущество; мало-помалу народ привык относиться к знатным родам с уважением, за которое они по заслугам платили тол­пе презрением. Аристократия приняла характер касты, чле­ны которой вступали в брак только между собой и которая возводила свою родословную до богов. Изобретение метал­лического вооружения и боевой колесницы должно было еще усилить перевес этого класса, потому что теперь участь битвы решали латники, а только знать была в состоянии приобретать дорого стоившее металлическое вооружение.

Старейшина самой могущественной из этих знатных фамилий стоял во главе государства со званием царя (басилея). По воззрениям гомеровской эпохи, он получает свою власть от Зевса; другими словами, царское достоинство уже с незапамятных времен было наследственным в правящих родах, и происхождение его из народного избрания уже бы­ло забыто. Городские стены, дворцы и сводчатые могилы Микен, Тиринфа, Спарты и Орхомена доказывают, что и там господствовал политический строй, совершенно аналогич­ный тому, который изображен в эпосе. Царь был вождем на войне и верховным судьею во время мира, а также посред­ником между государством и богами. За это ему предостав­лен в собственность обширный домен (теменос), подданные приносят ему богатые подарки, чтобы приобрести его распо­ложение, а на войне ему принадлежит лучшая часть добычи.

В делах правления царю помогал „совет старейшин", который первоначально состоял, вероятно, из глав всех от­дельных родов государства, но уже в гомеровскую эпоху заключал в себе только представителей знати. Их главной обязанностью было помогать царю в судопроизводстве. Все важные вопросы решались собранием мужчин, способных носить оружие; но по мере того, как могущество аристокра­тии возрастало, обращение к вечу становилось пустой фор­мальностью и за народом оставалось только право согла­шаться на предложения царя и знатных. Что ждало простого человека, который осмеливался противоречить, показывает нам поэт на примере Терсита: палка в руке знатного застав­ляла тотчас умолкнуть всякое возражение, и народ относил­ся к этому совершенно безучастно или даже смеялся над по­битым.