Петр давно внимательно прислушивался к своим ощущениям, понимал, что этих двоих он, совершенно не колеблясь, может назвать своими друзьями. Братьями, если угодно. Вот ведь — в родном веке никого, кроме коллег и приятелей, не нажил, не сумел, не успел, а за две тыщи лет до собственного рождения пожалуйста, друзья нашлись… В этом времени ему ощущалось — именно так: не жилось, а ощущалось! — явно комфортнее, чем в своем. Спокойнее? Нет, не то, какое тут спокойствие! Скорее — надежнее…
Человек, заказавший Иешуа ремонт лодки, дома отсутствовал. Его сын объяснил, что отец, взяв лодку у соседа, ушел на промысел и, видимо, скоро вернется. А пока можно отдохнуть с дороги и слегка перекусить.
Молодой человек крикнул в сторону внутреннего двора дома:
— Мирьям! Принеси гостям вина и еды!
— Сейчас принесу, — отозвался издалека тонкий женский голосок.
Однако «сейчас» растянулось до четверти часа. В комнату вошла девушка с подносом в руках, нагруженным нежной рыбой, приготовленной на пару, зеленью, хлебом. Переставив все это с подноса на низенький стол, она встретилась взглядом с Иешуа, но не отвела глаза сразу, а пристально посмотрела, улыбнулась и медленно вышла из комнаты, не забыв оглянуться и еще раз подарить Машиаху очаровательную улыбку.
— Славная, — только и сказал Иешуа, принимаясь за еду. Странноватый комплимент, подумал Петр. Давно забытый в его времени, сохранившийся лишь в старых хороших книгах.
После трапезы «славная», убрав со стола, не исчезла, как полагалось бы, а села рядом с Иешуа и, совсем не стесняясь, взяла его за руку и стала расспрашивать о плотницкой работенке, будто бы ей и вправду это было любопытно. Петр и Иоанн, картинно извйнившись, покинули помещение, чтобы не мешать женщине охмурять Машиаха. Охмурять — так Петр подумал. Видно было невооруженным глазом, что плотник понравился незамужней девице, хотя, не исключено, и слава его — не плотницкая, вестимо! — тоже помогала симпатии. Сам же Иешуа, словно и не понимая, в чем дело, а то и не желая понимать, простодушно рассказывал о запахе стружек, о легкости и податливости дерева, о том, как на ощупь отличить тело дуба от тела оливы… Романтика, в общем.
Сидя возле самой воды на перевернутой лодке, Петр подкалывал Иоанна:
— Не понимаю, что она в нем нашла? Взять хотя бы меня — высокий, красивый, в возрасте о пять же. Женщины любят мужиков в возрасте. Или вот ты…
Надо было что-то говорить. О чем-то серьезном — лень, не хотелось, обстановка явно мешала, расслабляла. А так — самое оно. Тем более что Иешуа, как ни странно, не был избалован вниманием женщин к нему — не как к Мессии, а как к обыкновенному мужику. Как к плотнику. А впрочем, что тут странного-то? Обычная история. Богу — Богово…
— Женщины… — только и ответил Иоанн, тяжело вздохнув.
Его Марфа была сейчас далеко, и неизвестно, когда еще он к ней попадет.
Петр услышал, о чем думает друг, и свернул тему, чтобы не бередить душу. Паранормальность, конечно, паранормальностыо, а как дело до любви доходит, так все сразу обычными людьми становятся.
Кстати. Мирьям. Мария из Магдалы. Мария Магдалина? Совпадение или так и случится?.. Было бы логично: интерес юной прелестницы к молодому красивому мужику — это куда житейски понятнее, нежели абсолютно необъяснимая синопсисами верность Марии Магдалины Иисусу Христу…
Вскоре вернулся с промысла заказчик. Худощавый жилистый мужчина по имени Алфей, абсолютно седой, хотя и не старый еще. Поприветствовав гостей, он сразу же устремился к своей лодке и начал пристрастно осматривать отремонтированную красавицу. Казалось — искал, к чему придраться. Не нашел: Иешуа хорошо потрудился. Потом прошли в дом, добавили вина, тут соседи-рыбаки подгребли, и началась обычная мужская посиделка-говорилка-выпивалка. Хозяин не отпускал Иешуа и его друзей, просил остаться на ночь, а утром обещал взять с собой на промысел, испытывать обновленную лодку.
Так и поступили, не стали спорить.
Поднявшись чуть свет, снарядили судно, взяли еды и питья и волоком оттащили лодку к воде. Петр, проникнувшись торжественностью момента, пристойно просвистел еще неизвестный в здешних палестинах туш, нисколько, впрочем, не удивив легкой музычкой окружающих рыбаков, Еще пять минут — и шестеро мужчин гости и хозяин с сыновьями Яаковом и Филиппом — отправились-в плаванье, держа курс на ущелье Гиппос, смутно похожее издали на голову лошади.
Лодка держалась молодцом. Точно пригнанные доски, заботливо вымоченные в хитром веществе, придуманном еще Иосифом для предотвращения течи, были изнутри абсолютно сухими. Алфей не уставал нахваливать мастерство Иешуа. Петру никогда не нравилась эта все-таки восточная манера — преувеличивать хвалу и хулу. Он по жизни не терпел лишних слов, особенно — громких и высокопарных, поэтому, кстати, тесно сошелся с Иешуа и Иоанном, так похожими на него и друг на друга в лаконичности, даже скупости проявления чувств. Сделал — спасибо. Пришел здравствуй. Уходишь — счастливо… Петру чудились в этих излишествах некие потаенные комплексы, он всегда испуганно бежал их. Но тут — что уж поделать! Отечество, как известно, не выбирают, а Галилея теперь была его Отечеством…
Расположившийся на корме Петр молча наблюдал за манипуляциями рыбаков, готовящих снасти и напевающих какую-то специальную рыбацкую песню. К его, Петра, изумлению, Иешуа тоже ее знал и слегка подпевал, помогая, кстати, очень сноровисто, разматывать сети. Долгое общение с рыбацким людом не прошло даром. Но самым удивительным было то, что за все время, что Иешуа находится здесь, в Магдале, никто не заикнулся о его просветительских — божественных! — деяниях. Редкий человек в Галилее не знал об Иешуа-лекаре, многие приходили на Фавор, слушали проповеди, но, видимо, людям казалось комфортнее лично общаться с Иешуа-древоделом. Что сам Машиах думает по этому поводу, было, конечно, тайной. Можно лишь строить предположения о том, что Иешуа не позволяет окружающим вспоминать о его паранормальных талантах. Видимо, имеется на то некая причина.
Лодка отплыла на положенное расстояние от берега, сеть была выброшена, на борту начались приготовления к подъему ожидаемого улова. Петр и Иоанн сразу почувствовали себя лишними, так как, куда бы они ни пересаживались, чтобы не мешать сосредоточенным рыбакам, сразу же именно это место требовалось освободить. Для шестерых лодка в общем-то маловата.
Подогнав сеть к мелкому месту и собрав ее в кольцо, начали поднимать. Иоанн предложил свою помощь, но Алфей вяло мотнул головой и расстроенно сказал;
— Да тут и вытаскивать-то нечего.
В самом деле, сеть оказалась почти пустой. Бились в ней какие-то рыбешки, посверкивали серебром, но такого улова и на обед недостаточно.
Немного посовещавшись, рыбаки решили уходить на другое место. Расправляя парус, Алфей ворчал, что сегодня день неудачный для промысла, что обновленная лодка теперь будет несчастливой, что рыба смеется над ними, и так далее.
В том месте, куда они пришли, их ждало такое же разочарование. Несколько мелких рыбин, запутавшихся в сети, издевательски смотрели на рыбаков и безмолвно разевали рты.
Третья и четвертая попытка тоже не принесли удачи.
Напряжение росло. Если бы Петр и Иоанн могли уйти, они бы ушли, чтобы еще сильнее не раздражать и без того обозленного Алфея.
Шесть часов безрезультатных блужданий по озеру Генесар под безжалостным галилейским солнцем заставили нервничать всех находящихся в лодке. Петр с Иоанном — не исключение. Все это могло бы так и закончиться ничем — неудача и в Галилее неудача, обычное дело, — не потеряй Алфей над собой контроль окончательно.
Пнув ногой борт лодки, он повернулся к Иешуа и зло сказал:
— Это ты во всем виноват, колдун!
Вопросительное выражение лица Иешуа было столь красноречиво, что Алфей счел возможным ответить на незаданный вопрос:
— Да, да, ты! Именно ты! Твой отец сделал мне эту лодку, и первый раз, когда я вышел на ней в море, у меня был огромный улов. После твоих рук она больше не приносит удачу!
