Люди замерли в изумлении, когда Хищный Гроб с одного удара пробил дыру в невидимой стене, прошел на кукурузное поле и скрылся среди высоких стеблей.

Добравшись до середины поля, он услышал рокочущий голос Джеймса Эрла Джонса:

– Ой, кто пришел?! Хищный Гроб! Никчемная личность, законченный неудачник. Тебе меня ни за что не поймать!

– А если поймаю?

– Никогда не поймаешь.

– Поймаю.

– Ты даже не знаешь, кто я! – возмущенно прогрохотал голос.

– Вот как поймаю, тогда и узнаю.

– Ты сначала поймай!

И Хищный Гроб принялся бегать среди кукурузных стеблей в поисках обладателя голоса. Иногда ему казалось, что голос звучит буквально в двух-трех шагах у него за спиной, иногда – что голос доносится издалека, с другого конца поля. Преследуя загадочный голос, Хищный Гроб совершал произвольные повороты то в одну сторону, то в другую, и вскоре голос слегка растерялся.

– Эй, Хищный Гроб! Что за хрень?! Что ты делаешь?! Ты же вроде как собирался меня ловить.

– А я и ловлю.

– Ты сам не знаешь, что делаешь!

– Тут ты полностью прав, – согласился Хищный Гроб. – Я не знаю. – Он резко остановился и запрокинул голову к небу. – Ладно, босс… я проиграл. Теперь можешь сразить меня молнией или просто прихлопнуть, как муху.

– Ты, наверное, шутишь?

– Нет, я не шучу.

– Вы, люди – законченные идиоты. Я правильно сделал, что превратил вас с мультяшных персонажей. Большего вы не заслуживаете.

– Ну тем более. Давай раздави меня, жалкую букашку. Голос устало вздохнул:

– Ладно, как скажешь.

С небес опустился гигантский палец. Буквально за долю секунды, до того, как он расплющил Хищного Гроба в лепешку, голос воскликнул:

– О черт!

Бегая по полю туда-сюда, Хищный Гроб протоптал в кукурузе изображение огромной кнопки, внутри которой вытоптал надпись: «ВИД СО СПУТНИКА». Когда палец вдавил в землю Хищного Гроба, он одновременно нажал на кнопку, и мир тут же вернулся к своему реальному жизненно-фотографическому изображению.

Хищный Гроб поднялся с примятых стеблей кукурузы, оглядел себя и увидел, что все незначительные, но приятные изменения, которые он претерпел во время всеобщей мультиплификации, бесследно исчезли. А ведь они ему нравились.

– Ну что за хрень, – пробурчал он себе под нос.

Он забрал все деньги, которые причитались ему за спасение мира, и отправился в Беверли-Хиллс, где ему сделали целую серию пластических операций – после чего он устроился на телевидение и стал ведущим популярной программы новостей. А спустя несколько месяцев его убили. Но это уже совсем другая история…

– И это и есть обещанный счастливый конец. Пару секунд все молчали, а потом Диана сказала:

– У меня мозг расплавился.

– Ага, – подхватил Жюльен. – Полный вынос мозга. Сэм сказала:

– Конец, конечно, хороший. Но когда знаешь, что Хищный Гроб скоро умрет, оно все равно как-то невесело.

Ардж сказал:

– А мне кажется, наоборот. Это как в «Криминальном чтиве». Зритель знает, что Джона Траволту убьют, но когда он в самом конце выходит из ресторана вместе с Самюэлом Джексоном, ощущения все равно светлые. Ты молодец, Зак. У тебя все очень тонко и неоднозначно.

– Спасибо. – После этого я снова выпал из общего разговора. Теперь я пытался придумать, что может быть нейро-мастурбационным эквивалентом бумажного носового платка.

Боже, какое унылое утро! После истории Зака мы завалились спать – прямо там, у камина, на полу в гостиной, – а с утра пораньше нас разбудил рев бензопилы. Это умелец из соседнего дома принялся за работу. Он вырезает из бревен фигуры орлов и китов и обменивает их на малайзийскую порнуху у ребят из бригады по сносу зданий. Они приезжают на остров два раза в год, привозят всякую ерунду на обмен и продажу и потихонечку распродают демонтированное оборудование и строительные материалы с заброшенной базы радиолокационного обнаружения. Мне бы очень хотелось сказать, что мы все проснулись красивыми, бодрыми, соблазнительно свежими и сексапильно взлохмаченными со сна, но если по правде, мы напоминали пятерых бомжей, проведших ночь в грязном товарном вагоне. Все какие-то помятые, опухшие, с отпечатками узора плетеного коврика на щеках. От всех ощутимо несло перегаром. Запах сочился из каждой поры, как сопли – из носа при сильном насморке.

Я протерла глаза и вспомнила наши вчерашние посиделки. Все было так сокровенно… почти интимно. Мы были, как пять близнецов в материнской утробе. Так близко друг к другу. Ближе уже не бывает. Я встретилась взглядом с Жюльеном, и тот смущенно отвел глаза. Я поняла, что он чувствует то же самое. И вдобавок ко всем прочим радостям нас еще и постигло эпохальное похмелье.

Голова просто раскалывалась на части. Меня все вокруг раздражало. Ужасно хотелось с кем-нибудь поругаться. Наверное, поэтому я и пошла «разбираться» с Сержем, который проснулся задолго до нас и теперь сидел на кухне и что-то писал у себя в блокноте. Я спросила, что мы вообще делаем на этом острове, кроме как сочиняем истории. Серж сделал такое лицо… ну, как будто он пригласил нас на званый обед, полдня убил на готовку, всячески расстарался, чтобы нам угодить, а мы злобно раскритиковали его стряпню.

– Это важные научные изыскания, Саманта.

– Сочинять сказочки – это научные изыскания? С каких пор, интересно?

– Ты же знаешь, что такое ионы?

– Да, знаю. Крошечные протеины. Ну, которые были открыты несколько лет назад.

– Ну, вот. А кто их открыл?

– Неужели ты?

– Ну, один я бы не справился. Но я открыл несколько отдельных микропротеинов – нейропротеинов.

– Ничего себе! Горжусь знакомством!

– Спасибо.

– И как эти ионы связаны с тем, что мы сочиняем истории?

Серж снисходительно усмехнулся.

– Когда человек сочиняет истории, у него в организме вырабатываются определенные ионы.

– Правда?

– Да, Сэм.

– А зачем тебе нужно, чтобы мы… ну, вырабатывали эти ионы?

– В свое время я все объясню. А пока просто доверьтесь мне.

У меня вновь разболелась голова. Как будто в затылок вонзился невидимый ледоруб. В таком состоянии мне было явно не до научных бесед.

На кухню вошла Диана, уселась за стол и спросила у Сержа:

– Слушай, а что за история с солоном?

– Прошу прощения? – Серж сердито насупился. Он был из тех, кто считает себя большим боссом и не любит, когда к нему обращаются запанибратски и тем самым как бы не признают его начальственный статус.

– Кто-то провозит на остров солон. Контрабандой. В больших количествах. Местные, как я понимаю, не слишком довольны. Вчера я гуляла на пристани и видела одного парня у доков, у него все лицо было расквашено в мясо. Его явно избили. И мне кажется, это связано как раз с контрабандой солона.

– Солон на острове – это смерть, – сказал Серж. – В смысле, для хайда.

– Почему?

– Потому что солон – это новый лекарственный препарат. Еще не испытанный до конца. И мы пока что не знаем, какое воздействие в конечном итоге окажет на общество массовое потребление солона.

– А ты сам его принимал?

– Раньше – да.

– Значит, ты должен его принимать и сейчас. Я слышала, что от него развивается зависимость еще хуже, чем от наркотиков, – сказала Диана.

– Слухи о привыкании к солону сильно преувеличены. Тем более что меня тщательно обыскали, когда я приехал на остров. Так что у Сержа солона нет.

Я подумала, как это странно звучит, когда человек говорит о себе в третьем лице. Странно и даже слегка жутковато.

– А пока что мне нужно, чтобы вы сочиняли истории, – продолжал Серж. – Кстати, Диана, может быть, сводишь тех, кто еще не ходил, на то место, где обнаружили пчелиный улей? Может быть, прямо сегодня?

Около полудня мы всей компанией отправились на пристань купить свежей рыбы на ужин. Свернув на Коллисон-авеню, мы увидели жуткую картину: два парня из племени хайда, примерно нашего возраста, висели на перекладине перед входом в заброшенную авторемонтную мастерскую. Их тела, повешенные на велосипедных цепях, легонько раскачивались на ветру. На карнизах соседнего здания сидели вороны. Взбудораженные в предвкушении большого пира, они Дожидались, когда можно будет наброситься на мертвечину.