Мы поехали по правой ветке моста. По левой двигалось встречное движение. Странно. Мне что-то напомнил этот порядок…

Перила, бордюры, да и сам мост были густо усеяны мозаикой и разными наскальными изображениями. Вот тут я уже узнал творения и людей, и эльфов, узрел нечто, отличающееся и от того, и от другого, и от самого же себя, только в другом ракурсе. Чего только здесь не было… Герои, чудовища, принцессы, самые обычные люди, эльфы и карлики, существа, которых не увидишь и в страшном сне, равно как и создания, подобные ангелам. И все не просто так, а в действии. Некоторые занятия вызывали улыбку, некоторые — благоговение, некоторые вгоняли в краску, а иные могли заставить смутиться даже Ровуда. Впрочем, именно его могли бы и не затронуть; у меня возникло предположение, что Ровуд родился в каком-нибудь селении рядом и всю историю постигал посредством этого архитектурного и художественного шедевра.

Я старательно рассматривал рисунки. Часть была выполнена со тщанием и любовью, другие — наспех, словно автор сильно торопился, но был одержим желанием закончить художество. Впрочем, даже эти властно приковывали взор, заставляя разобраться в порой хаотичных нагромождениях линий и узоров. Пару раз в таких запутанных клубках засечек на камне я сумел узреть великолепные картины, и стало ясно, что авторы, с первого взгляда дилетанты, иногда являются подлинными гениями. Впрочем, об этом я знал и прежде; но только сейчас до меня дошел смысл сего утверждения.

Миновав мост, мы выехали на обычную дорогу. Теперь она стала более ухоженной, приобрела резные столбики по краям и — время от времени — указатели расстояния. Только непонятно, в чем измеряется указанное расстояние — в часах, шагах или еще каких-то единицах пути. Я попытался рассчитать, прикинув дальность до Габдуя, но либо строители дороги имели в виду иной ориентир, либо Габдуя тогда вообще не было, по всему выходило, что до некоего места оставалось еще сто дней странствий.

— Что это значит? — спросил я у Жули.

Девушка пожала плечами, лицо у нее было недоуменное.

— Здесь очень странные края. Какая-то магия говорит о том, сколько еще осталось идти путнику, чтобы достичь главной цели в данное время.

— Так это не до Габдуя?

— Нет… Но и до Райа всего день остается, если пересечь залив на корабле. Сколько ты видишь, Хорсик?

— Сто… дней, наверное.

— А я — три. Твой путь гораздо дольше моего. — Жуля расстроилась. — Я не хочу, чтобы ты оставлял меня.

— И не оставлю, — я обнял девушку, что довольно затруднительно делать, сидя на движущемся коне. — Мы теперь всегда будем вместе.

Жуля расстроилась еще больше.

— Как бы я хотела этого. Но знаки говорят другое!

— Может, мне просто придется идти кругом… Но я все равно приду к тебе. Не сомневайся.

— Может быть… — На лице девушки все же было написано сомнение. Я рассердился на глупую магию.

— К черту знаки! Давай поскорее доедем до этой проклятой Жемчужины и устроимся на ночлег куда-нибудь в тихую гостиницу…

К вечеру, как и предсказывал Лем, мы остановились перед вратами Габдуя. Самыми настоящими вратами в высокой крепостной стене, глухой преградою окружающей город. Сомнительно, что габдуйцам довелось испытать когда-либо прелести военной осады; не исключено, что причиной такого везения явился сам факт присутствия прочного охранения. С другой стороны, Габдуй уже довольно долгое время находится в весьма мирных краях, последняя война здесь, как говорят, отгремела много столетий назад.

Тем не менее, стража здесь оказалась бдительна, гвардейский контроль на воротах едва ли не строже, чем на входе в эльфийскую часть Куимияа. Дотошные солдаты под присмотром мрачного офицера тщательно осматривали все, что стремилось попасть в город — от грязи на колесах телеги вплоть до секретов, которые везут между грудями дородные матроны. Впрочем, на это дело здесь имелась солдатка, так что особых нарушений приличий не происходило.

Надо отдать должное сноровке и опыту стражи, очереди на вратах почти не наблюдалось. Хотя и время не слишком многолюдное.

— Куда, зачем, с какими целями, надолго? — скороговоркой спросил гвардеец, которому достались мы. Молодой парень, опыт небольшой, сразу загляделся на Жулю. Я же просто обязан был показаться ему подозрительным, с моим небритым рылом и едва начавшей зарастать плешью.

— В Габдуй, по делам, не знаю точно, на день или два, — так же скороговоркой ответил я. И невинно воззрился на офицера, ради такого случая подошедшего поближе.

— Шутить, значит, любим, да? — вокруг мгновенно образовалось кольцо вооруженных людей. — Шпион?

— Да нету, какой из мя шапыен, — махнул я рукой. — Дярсвенские мы, в город щемим. Давныть хочели позырять на дивоты шивилизации.

Ну и как вам выговор?

— А почто голова лысая? — привязался офицер. Прочая стража, хоть и расслабилась, но алебарды не опускала.

— Дык поспорили мы с брательником, кто глубже башку в навоз засувает…

— Да? И кто же выиграл? — удивился офицер.

— Брательник…

— А на что спорили?

— Дык, кому башку брить.

Солдаты, посмеиваясь, опустили алебарды.

— И ты, значит, побрил. А брательник что же?

— Дык так и ходит, с навозем в кудрях-то…

Офицер поперхнулся, солдаты в открытую ржали.

— Деньги есть? — Я показал несколько монет. — Плати и проезжай. И не бузи в городе. Будешь с грязной головой ходить, в тюрьму посажу.

— Головой? А че енто? — я сунул в руку солдатику монеты.

— Башка по-твоему. Давай, не задерживай других. Девка с тобой? Ладно, проходи.

Офицер лишь скользнул взглядом по Жуле, хотя прочие вовсю заглядывались на нее. Гомик, что ли? Или фанатик своего дела? А, черт с ним…

— Эй-эй! — вдруг остановил нас офицер. — Откуда лошади такие?

Я чертыхнулся про себя. Надо было Пахтана и Халу предварительно измазать грязью; но кто ж знал, что попадется придирчивый офицер. Впрочем, надо было предвидеть — мне все время такие попадаются.

— Дык, мы жа коневоды, вот, сталбыть, и ведем… на пра… про… продажу, — с видимым усилием проговорил я, чтобы продемонстрировать, сколь долго выучивал заумное словцо.

— Коневоды, вот как? — с сомнением проговорил офицер и вновь обвел меня изучающим взглядом. — Ладно, попробую поверить. На продажу, говоришь… Когда продавать-то будешь? Завтра? Смотри, я приду, проверю. Может, и куплю — вот этого, — Пахтан возмущенно всхрапнул, когда офицер покровительственно похлопал его по боку. — Сделаешь скидку. Ладно, проезжай.

Габдуй встретил нас воплями базара, обосновавшегося почти сразу же за воротами. Что бросилось в глаза — основным товаром здесь являлась рыба, Габдуй же портовый город, да и рыбачий квартал совсем под боком. Рыба самых разных сортов — сырая, сухая, сушеная, живая, копченая, жареная, вареная, вяленая, летучая, плывучая и еще черт знает какая; самых разных пород — от мелкой златочешуйчатой зубатки до акульей требухи… вот не знал, что она отдельно от акулы плавает…

И все столь мощно благоухало, запахи так впечатляюще сочетались друг с другом и еще непонятно с чем, что, когда, спустя несколько минут, с трудом прорвавшись сквозь баррикады прилавков и агрессивно атакующих торговцев, мы выбрались с рыбной части базара, я понял, что значит чистый воздух для человека, всю жизнь просидевшего в помойной яме.

— Интересно, — произнесла Жуля, отняв ладошку от носа и с наслаждением вдыхая спертый городской воздух, — как они здесь живут?