Однако ж красные лыжники справились в ту ночь не только с беляками.
Вот как это было. Моя тетка Окулия ждала в гости родню зятя с Ястребиного острова. Напекла для гостей огромный, в два обхвата берестяной короб пирогов из картохи. А вместо зятьиной родни в избу ввалилась тьма-тьмущая голодных солдат.
Что делать? Пироги на столе, обычай велит угощать, однако ж и боязно, что для зятя останется одно только донышко короба. Вот и слетело у хозяйки с языка: угощайтесь, мол, гости, возьмите по кусочку, для зятя я их напекла…
В ту же минуту короб был пуст. Парни знай чмокали, обтирали губы да похваливали теткино угощенье:
— Тысячу раз спасибо, дорогая Хозяюшка! Нигде еще нас не встречали таким лакомством. До чего же вкусны были пироги!
Небось догадываетесь сами, какую бурю потом подняла тетка из-за этих самых пирогов! Ругалась и плакалась, крестилась и насылала всех леших на прорву ненасытных едоков. Однако ж успокоилась. А с годами стала даже всех убеждать, будто и пекла-то она пироги как гостинец Антикайнену. Мол, только ради того, чтобы попробовать ее пироги из картохи, он и пришел со своими лыжниками в этакую даль. И стоит еще подумать, кого благодарить первым делом: Антикайнена или ее, тетку Окулию…
Пуавила Тёрхёнен поднял с огня ведро и принялся размашисто мазать кипящей смолой лодку. И, как бы в такт движению мускулистой своей руки, сказал под конец:
— Так-то оно. С того самого дня и стоит Советская власть на этих берегах Лиэксозера. И будет стоять, пока месяц с неба блестит и солнце сквозь тучи светит.
Александр Линевский
Родился в 1902 г. в Петербурге в семье техника-путейца. По окончании Ленинградского государственного университета приехал в Петрозаводск, работал археологом. Кандидат исторических наук. Писать начал в 1925 г. Работает в жанре исторического романа и повести. С 1938 г. член Союза писателей.
А. М. Линевский издал широко известную на Севере трилогию о Беломорье, разошедшуюся по стране полумиллионным тиражом. Научно-фантастическая повесть «Листы каменной книги» выдержала восемь изданий.
За литературную деятельность удостоен ордена Трудового Красного Знамени. Заслуженный работник культуры Карелии, лауреат Государственной премии КАССР
К петуху на суд
Кутозеро — очень уединенный край Карелии. «Кругом мох да ох», — говорили о таких уголках те, кому приходилось пробираться по ним. Летом кутозерцы копошатся на полях вблизи своего селения, в сенокос переселяются в избушки на зеленеющих «росчистях», раскиданных по речкам, а в свободное время добывают на своем озере и сушат «варево» — рыбу. Зимой многие заготовляют лес по сплавным рекам. Работы хватает на весь год, на всю жизнь. Так жили деды, так живут сыновья, и многим бородачам хотелось, чтобы точно такую жизнь прожили их дети и внуки.
Цепко охраняет уединение кутозерца дремучий лес, окружающий труднопроходимые болота. Добраться на лошади в Кутозеро можно только зимой. С наступлением лета прозрачной стенкой держатся над болотами тучки комаров, в ольховниках по лужайкам пулями мелькают оводы. В такое время на Кутозеро попадешь только пешком, да и то с опытным проводником. На болотах тропинок не бывает, а надо брести две-три версты, покачиваясь на чвакающей мшистой поверхности, держа направление то на чуть видимую ель, то на какой-нибудь заветный камень.
Так было не одно столетие до революции, так было и в описываемое лето, хотя уже прошел десяток лет, как революция победила.
Стояла летняя пора. В кутозерской школе, созданной лишь в советские годы, наступило время каникул. Местная учительница, которую по ее молодости все звали запросто Леной, осталась здесь и на лето. Круглой сироте некуда ехать. В Кутозере Лена организовала комсомольскую ячейку. В ней насчитывалось десять парней и одна девушка, кроме Лены, — Анютка. Кое-кто из стариков косился на «комсомолов», хотя те пока не нарушали сложившихся исстари порядков. Защитников старины успокаивало, что «учителка» собою неказиста, ростом мала и нравом робка — от такого коновода большой беды не будет…
В самый разгар сенокоса в Кутозеро забрел с кладью на спине предприимчивый коробейник. Вечером он разманил кутозерок, показав им принесенные товары, но торговать решил с утра, зная, что к этому времени они разжалобят скупых мужей и отцов, и те щедрее раскошелятся на обновы. Переночевав, торговец наутро объявил хозяевам о пропаже у него некоторых товаров…
Позор случившегося падал не только на тот дом, в котором ночевал приезжий, это было позором для всего селения — худая слава о Кутозере разойдется по всей волости.
Долго судачили взволнованные кутозерцы: «Что делать? Как найти вора?» Кому-то из стариков припомнился древний, из глубины неведомо каких веков идущий обычай судить черным петухом. Каждый подозреваемый касался рукой птицы. Если он не виновен, то петух не кукарекнет, но дотронется вор — и вещая птица криком укажет виноватого. Предложение пытать петухом вызвало одобрительный гул: «Иначе не узнать, кто вор!» В Кутозере не нашлось петуха черного цвета, как того требовало поверье. Пришлось отрядить человека в неблизкую деревню за черным петухом. Выбранный сходом отправился в путь.
Вечером в лесу, подальше от деревни, собралась вся комсомольская ячейка. Она целиком состояла из ребят, не казавших носа дальше своего волостного села. Ни в одной книжке, ни в одном циркуляре, присланном уездным комитетом, не указывалось, что делать комсомольцам, если старики объявят «петушиный суд».
У секретаря комсомольской ячейки Лены Каргуевой, готовящейся к беседе с комсомольцами, тревожно билось сердце. «Хватит ли смелости у ребят пойти наперекор решению всей деревни?» — беспокоилась она, подбирая доводы против такого «суда». Заблагорассудится петуху продрать горло — и человек на всю жизнь прослывет вором, станет позором для своей семьи, срамом для селения, посмешищем соседних деревень. Кличку «вор» с него не снимет даже смерть. В этих глухих местах надолго запоминаются такие происшествия.
…Ячейка не сразу пришла к единому решению. Кто жил с матерью или сестрой, тому было легче сказать: «Признавая петуховый суд несознательным, постановляем ликвидировать его как вредный пережиток». Труднее тем ребятам, у кого отец что сосновая палка, которая нет-нет да прогуляется по сыновней спине. В конце двадцатых годов родительская власть все еще царила в глухих деревнях, и кто жил на родительских харчах, тот поневоле считался с нею. Проспорив до хрипоты, все же выработали обязательное для всех комсомольцев Кутозера решение:
«Суд петуховый не признавать, считать это гнусным суеверием. Признать его несовместимым с комсомольским долгом, а поэтому протестовать и вообще суду такому не подчиняться».
В тот же вечер, позднее, в одной из самых дальних бань снова собралась небольшая группа комсомольцев. Долго-долго шептались они и разошлись нерадостными. Рассудком все понимали, что нельзя выполнять комсомольцу глупого обычая, но память о многих кулачных расправах подсказывала иное: «быть нам крепко битыми!»
В бане задержался один из парней по имени Степка. Вскоре вернулась обратно ушедшая было со всеми Анютка. Между ними начался тихий разговор. Видимо, даваемое Степкой поручение казалось девушке не из легких. Подумала она, подумала и тряхнула косичкой:
— Авось да выполню!
Коробейник не потерпел убытка. По случаю пропажи он удорожил прочие товары и, распродав принесенное, очень довольным выбрался налегке из Кутозера. К полудню следующего дня вернулся измученный дальним путем посланец деревни. За его спиной в плетеной корзине сидел петух. У самой деревушки, расслышав клохтанье куриц, петух закукарекал.
— Ну вот! Вот! — встрепенулся кутозерец. — Есть у нас в деревне вор… Ясное дело!
Встречные соглашались с ним. Всю дорогу молчала мудрая птица, а стоило подойти к селению, тотчас подала голос. Следовательно, в деревне вор!
