— Врача! — закричал Хаим, обращаясь к пассажирам, рвущимся внутрь судна. — Есть здесь врач?! Помогите! Скорее! Мальчик ранен!..

— Убили! — билась в истерике Шелли. — Сыночка моего убили!..

Мать Шелли сидела рядом на краю ящика, мертвенно бледная, словно окаменелая, и, не моргая, смотрела на безжизненное лицо внука. Вдруг веки ее глаз сомкнулись, голова склонилась на грудь, затем медленно вернулась в прежнее положение…

Подбежала Ойя. Увидев, что произошло, она схватилась за голову и, будто силясь что-то произнести, застыла с судорожно открытым ртом. В это время к Хаиму подошли холуцы, отозвали в сторону и сообщили, что штаб «хаганы» постановил всем без исключения пассажирам в знак протеста против действий англичан разорвать свои «сертификаты» и «шифс-карты», причем половину обрывков передать холуцам как доказательство исполнения приказа штаба. Хаим молча выслушал парней и молча отошел к ящику, на котором теперь лежал Доди.

Все, что произошло потом на пароходе, Хаим Волдитер воспринимал как во сне: и как пришвартовались эсминцы к пароходу, и как высаживались английские матросы, встреченные холуцами банками из-под консервов, бутылками, тарелками… Равнодушно смотрел он и на матросов в малиновых беретах, постепенно занимавших одну палубу за другой, а потом ринувшихся к капитанскому мостику…

Ни капитана, ни его помощников, ни членов судовой команды там не оказалось. Все они, переодевшись, затерялись среди пассажиров. Вместо документов каждый из них, как и большинство пассажиров, имел всего лишь клочки разорванных пассажирами «сертификатов» и «шифс-карт». Об этом позаботился штаб «хаганы», призвавший пассажиров выразить «протест» столь необычным образом, а в действительности преследовавший единственную цель: спасти себя и многих других лиц, у которых не было документов на въезд в Палестину, а также судовую команду, с которой была заключена соответствующая сделка.

Поэтому на судне из уст в уста передавалось распоряжение штаба: «Ни при каких обстоятельствах не выдавать англичанам экипаж парохода! В противном случае…»

Особенно упорное сопротивление англичанам оказали холуцы на подступах к одному из трюмов. Здесь завязалась отчаянная схватка. Англичане были многоопытны в подобных делах. У них была специальная экипировка: резиновые манишки и нарукавники, предохранявшие от ударов, а также каучуковые дубинки… Появились раненые с обеих сторон: матросы переносили своих на эсминцы, холуцы — в свой наскоро созданный «лазарет».

Две лестницы, которые вели в трюм, при появлении малиновых беретов тотчас же были сбиты холуцами. С эсминцев принесли сборные лестницы, но, как только англичане попытались спуститься по ним в трюм, в них полетели кружки, стаканы, банки — все, что попадало под руку холуцам.

Матросы отступили. Однако вскоре они перекинули с эсминцев шланги. Мощная струя воды сбивала с ног сопротивлявшихся, но они все же сумели овладеть сборными лестницами и спустить их в трюм…

Рассвирепев, командование эсминцев пустило в ход гранаты со слезоточивым газом. Сопротивление было сломлено. Избитых, в разодранной мокрой одежде, с воспаленными от слезоточивого газа глазами холуцев выпроводили из трюма. Под усиленной охраной матросов туда спустилась группа британских офицеров. Подстрекаемые штабом, переодетые холуцы, затерявшись в толпе пассажиров, сопровождали офицеров оскорбительными выкриками, угрозами, плевками.

Но вот из трюма на палубу, где все еще возносилась молитва богу, матросы выволокли обычную продолговатую, лимонообразную бочку, на дощатых донышках которой жирными маркировочными буквами было написано «цемент», а на клепках — название фирмы, вес брутто и нетто, год выпуска — 1939. На виду у богомольцев, проклинавших англичан за то, что из-за какого-то контрабандного цемента они довели дело до кровавого инцидента, матросы в малиновых беретах приготовились сбивать с бочки металлические обручи. Богомольцы в талесах с молитвенниками в руках замерли… Вдруг один из них — пожилой с пушистой бородой старик — подбежал к матросам, растолкал их и, сняв с себя талес, накрыл им бочку.

— Не смеете! — истошно закричал богомолец. — Это священный цемент! Он как воздух нужен для восстановления государства иудеев!..

Матросы не понимали, что говорит старик, и в нерешительности остановились.

Подошедший офицер скомандовал:

— Сбить обручи!

Оттолкнув богомольца, матросы принялись сбивать обручи с бочки.

— Господь покарает каждого, кто прикоснется к… — истерически закричал старик, но вдруг смолк…

Ошеломлены были и остальные богомольцы… Из бочки вываливались на упавший талес пулеметные стволы, кожухи, ложи, патронные кассеты, треножники, затворы…

Старик богомолец обомлел. Он таращил полные изумления глаза, затем подошел к лежащим на его талесе металлическим частям и трясущимися руками поднял ствол. На нем стояло клеймо чехословацкого завода «Шкода» — 1938.

— Шко-да… — прочел вслух старик, низко наклонив голову. — Одна тысяча… девятьсот тридцать… восьмой?! — закончил он угасающим голосом, затем медленно поднял голову, растерянно обернулся к офицеру и беспомощно развел руками.

— Йес! Йес!.. — подтвердил англичанин. — Тшехословакия!..

В кругу остолбеневших богомольцев прокатилась волна возбужденного шепота:

— Чехословацкое?! Как это возможно? Там же давно хозяйничают нацисты!

— Таки что-то не верится… — произнес кто-то из богомольцев.

— Не верится?! — отозвался другой. — Вы что, родом из Порт-Саида?.. Наивный какой нашелся!..

— А что?! Почему вы меня оскорбляете?

— Потому что не нужно быть слишком умным, чтобы понять, что Англия воюет с Германией, а Германия заинтересована, чтобы Англии было кисло… Трудно догадаться, скажите пожалуйста!

— Так вы хотите сказать, что наши сионисты получают вот это от нацистов? — не веря своей догадке, говорил еще кто-то, кивая на оружие. — Неужели настолько?..

— Как будто в наше время можно быть понятливым, догадливым и еще умным?! — возбужденно заговорил оказавшийся среди богомольцев ювелир в клетчатом пиджаке с золотой цепочкой в отвороте. — И вообще, поди знай, с кем едешь, что за пароход и чем занимаются эти холуцики!.. И спрашивается, кто они? Откуда у этих сморкачей пулеметы в такое суматошное время?!

Весть о том, что в бочках из-под цемента обнаружено оружие чехословацкого производства, которое, видимо, было захвачено Гитлером, а теперь, по всей вероятности, получено сионистами для борьбы с арабами, разнеслась по всему судну. Люди ругали и Гитлера, и англичан, поносили холуцев, проклинали и пароход, и его капитана, и тот день и час, когда они согласились ехать.

Матросы обыскивали пассажиров, рылись в их чемоданах и тюках, искали оружие, изымали острые предметы, начиная с кухонных и перочинных ножей и кончая лезвиями для бритья.

К полудню «трансатлантик» был взят на буксир одним из эсминцев. На пароходе прекратилась подача питьевой воды, остановилась работа на кухне, закрылись ресторан, буфеты и бар… Повсюду видны были следы столкновения холуцев с англичанами — осколки стекла, банки из-под консервов, битая посуда, мусор…

Когда стемнело, вдали замерцали одиночные огоньки. Один за другим пассажиры поднялись со своих мест и бросились к перилам борта парохода. Раздались радостные возгласы:

— Хайфа!

— Порт Хайфа!..

С каждой минутой огоньки мерцали все ярче и ярче, и становилось их все больше и больше. На палубах росло оживление. Люди точно забыли о том, что было накануне. Со всех сторон только и слышалось:

— Конечно, Хайфа!

— Уже эрец-Исраэль!

— Земля предков!..

Пассажиры обнимались, целовались и плакали от счастья.

— Теперь уже все! Конец страданиям…

— Слава богу!

До пристани оставалось не более полумили, как вдруг с буксировавшего эсминца прозвучал сигнал, и на пароходе загремели тяжелые цепи якорей. Пассажирам объявили, что до утра высадки на берег не будет…

Сообщение взбудоражило людей. Вновь возникли всяческие толки, поползли слухи.