Вихрем то и дело проносился Давид Кнох и с палубы судна, откуда уходили вниз к причалу сходни, с одного взгляда определял, насколько успешно шла работа.

— Ашер, поторапливайся! — услышал Хаим охрипший голос подоспевшего Кноха. — Что еле ноги волочишь? Не жрал сегодня или сефардка[57] не дала выспаться?

Ашер был «ватиким», однако женился на приезжей из Триполитании. Главный экспедитор не терпел эту категорию соплеменников, считал их лентяями, нахалами и болтунами. Грузчик ничего не ответил ему, зная, что в подобных случаях положено молчать. Он лишь ускорил шаг.

— А ты куда бежишь? — окликнул Кнох другого грузчика. — На свадьбу торопишься или хочешь пробку образовать внизу?

Грузчик моментально убавил шаг… и тоже ни слова в ответ.

— Не торопись, Шая! Пусть как следует проверит упаковку… И вы, эй, ашкенази![58] — услышал вдруг Хаим позади себя хриплый голос главного экспедитора. — Спите? Не отпускайте грузчика, пока не убедитесь, какая там проволока. Или я обоим оторву голову!

— Он уже проверил, хавэр Дувэд Кнох, — виновато произнес грузчик, возвращаясь к Хаиму. — Я сказал ему, что проволока простая, иду на ярус…

— Тебя не спрашивают, урл![59] — рявкнул Кнох. — Твое дело тащить!

От волнения Хаиму показалось, что у него помутилось в глазах и он действительно не рассмотрел эту проклятую проволоку.

— Ну вот, теперь совсем ополоумел! — снова загремел голос Кноха. — Где глаза у вас, на затылке?

Хаим поспешно хлопнул грузчика по плечу, это означало разрешение идти. Проволока, конечно, была обыкновенной, но ни Хаим, ни грузчик ни слова не сказали Кноху.

— Тюки с медной проволокой сейчас пойдут чаще. Не спите! — распорядился Кнох, проходя мимо Хаима. — Записывайте каждый тюк, отсчитывайте десятки. И чтобы не было никакой путаницы!

Хаиму надо было не только записать, но и непременно проследить за тем, чтобы грузчик, свернув влево, пошел на площадку и свалил там тюк у весов. Дальше площадки идти им не разрешалось. Отсюда уже другие люди, совершенно незнакомые грузчикам, на двухколесных тележках увозили тюки в пакгауз, где полновластным хозяином был Нуци Ионас. Он лично наблюдал за вскрытием каждого тюка.

Теперь все чаще попадались тюки, перевязанные медной проволокой, и Хаим едва успевал записывать их в тетрадку, подсчитывать десятки…

Перерыв разрешили только через три часа после начала разгрузки судна, и то всего на пятнадцать минут. Грузчики валились вповалку там, где их застал перерыв, будто сраженные пулеметной очередью. Слово главного экспедитора было сильнее закона.

— Ничего, отдохнете, когда разгрузите тюки с медной проволокой. Слышите? — бросил Кнох. — До рассвета надо управиться.

Никто не возразил.

— Кому не нравится, может убираться, — при случае говорил Кнох. — Насильно никого не держу. У меня полная свобода!

Однако вздумавший уйти рабочий не просто уходил, исчезал бесследно. За спиной Кноха стояла шайка головорезов из «иргун цваи леуми».

Вновь возобновилась разгрузка, пошли тюки, перевязанные медной проволокой.

С трудом переводя дыхание, люди вбежали вверх по трапу и через считанные секунды появлялись на сходнях с тюками. Окрики Кноха подталкивали их, вселяли страх. Попасть в немилость к главному экспедитору значило для них гораздо больше, чем лишиться сравнительно хорошего заработка. И они работали. И помалкивали. Кое-кто из них помнил, как главный экспедитор нарушил однажды свой принцип и принял на работу одного из олем-хадаш. Это был хорошо сложенный жилистый иммигрант из Марокко. Там он также трудился в порту. Грузчик постоянно носил за поясом острый нож и при малейшем несогласии с кем-либо из грузчиков хватался за свой сакин — нож. Возможно, это и прельстило Кноха, который прозвал марокканского портовика «фрэнк-сакин». «Фрэнк» — прозвище «черных» евреев, выходцев из Марокко и Триполитании.

Однако не прошло и двух недель, как «фрэнк-сакин» показался главному экспедитору слишком зубастым и не в меру разговорчивым. Кнох как-то одернул его, а марокканец огрызнулся. Небывалый случай! К тому же это произошло в присутствии грузчиков… Давид Кнох велел марокканцу тотчас же покинуть причал. Фрэнк отказался, продолжая трудиться. Когда же на него, точно паровоз, двинулся главный экспедитор, блеснуло лезвие ножа… Кнох едва увернулся, а через некоторое время обе жены грузчика и куча его детей ходили в поисках своего мужа а отца…

Давид Кнох без всякого зазрения совести говорил:

— Не в порту ищут мертвеца, а в Мертвом море…

С тех пор главный экспедитор экспортно-импортного бюро не нарушал своего принципа: на работу принимал только своих, «ватиким».

К рассвету основная часть трюма, в котором находились перевязанные медной проволокой тюки, была освобождена. Тем не менее обещанного Кнохом перерыва не последовало, хотя темп разгрузки резко снизился. Люди работали из последних сил. Даже Хаим едва держался на ногах, мучительно превозмогая одолевшую его сонливость.

Промчавшийся мимо главный экспедитор на ходу крикнул, что тюков с медной проволокой больше не будет. Но Хаим не решился покинуть свой пост без разрешения Давида Кноха.

Стоять без дела Хаиму было еще мучительнее. Несколько раз он засыпал и, пошатнувшись, просыпался. Сквозь дремоту он услышал, что кто-то зовет его: оказалось, что Нуци Ионас приглашает к себе в пакгауз.

Хаим не ожидал увидеть в пакгаузе так много людей. Какие-то парни и девушки сновали из конца в конец огромного, как крытый рынок, помещения. У длинного стола, установленного посредине, стояло несколько человек, вооружениях кусачками. Им непрерывно подавали тюки, с которых они тотчас же удаляли медную проволоку, а затем острыми, как скальпель, ножами вскрывали «брюхо» тюков. Наружу извлекались какие-то вещи, обернутые в черную промасленную бумагу. Их тотчас же уносили со стола.

Приглядевшись, Хаим увидел аккуратно уложенные угловатые вороненые предметы, уже освобожденные от бумаги. Он перевел взгляд в другой конец пакгауза и обомлел от удивления и страха. Там, у стены, плотными и стройными рядами стояли пулеметы, винтовки, карабины, грудами лежали диски, кассеты, а чуть в стороне высились штабеля ящиков с патронами и, по всей вероятности, с запасными частями.

Мимоходом, но в то же время пристально Хаим разглядывал, что делают в пакгаузе эти люди, куда и зачем переносят разные предметы, и понял, что первое впечатление о царящей здесь беспорядочной сутолоке было обманчивым. В действительности сборка оружия из частей и деталей, извлеченных из тех самых тюков с медной проволокой, которые Хаим вписывал в свою тетрадь, была четко налажена и происходила, как на конвейере.

Только теперь Хаим Волдитер понял, что имел в виду Нуци Ионас, когда твердил ему об особой ответственности, возлагаемой на всех работающих в порту. Только теперь стали до конца ясны причины порядков и строжайших правил, установленных в порту главным экспедитором, особого подбора грузчиков, изнуряющих темпов и непрерывности разгрузки судна.

Осознав, что и он отныне является соучастником тайных, противозаконных дел, Хаим испугался. В памяти его одна за другой промелькнули картины из недавнего прошлого: закупка оружия в Констанце: раввин Бен-Цион Хагера с огромным пистолетом под полой кафтана; взятие «трансатлантика» на абордаж английскими эсминцами, стрельба и трагическая смерть английских матросов и ребенка австрийской эмигрантки; обнаруженное англичанами оружие в бочках из-под цемента; наконец, подозрительные обстоятельства затопления «трансатлантика» вместе с сотнями пассажиров и находившимся в трюмах оружием… Мысленно он вновь предстал перед чиновником-англичанином, который совсем недавно угрожал ему и Ойе тюрьмой и высылкой за нарушение законов, установленных на подмандатной Великобритании территории Палестины…

Весь во власти этих мыслей, Хаим забыл, зачем пришел сюда, и неподвижно стоял на месте до тех пор, пока Нуци Ионас не увидел его.