Была устремлена на запад мощная красная стрела, вычерченная штабными офицерами на оперативной карте командующего. Стрелы поменьше, выгнутые покруче, алели на рабочей карте командира дивизии гвардии полковника А.Т.Стученко. И совсем маленькая стрелка, помеченная одним быстрым штрихом красного карандаша, отражала на карте-километровке задачу нашего батальона. Красные стрелы наступления… Они, как сестры, старшие и младшие, исполняли разные роли, какая по плечу, но действовали всегда заодно.

Бои на гжатском направлении не утихали ни на час. Гитлеровцы сопротивлялись здесь с большим упорством, максимально используя хорошо подготовленные оборонительные сооружения. Когда наметился прорыв обороны нашими передовыми подразделениями, противник подтянул в этот район новые силы - артиллерию, танки, резервные части пехоты. Многократными контратаками фашисты пытались вернуть позиции, занятые нашим передовым отрядом. Но успеха в этом не имели. Непрерывно возрастало давление наступающих на флангах, активизировались действия наших танков и артиллерии. В значительной степени расшатали вражескую оборону смелый рейд лыжного батальона, активные действия группы гвардейцев, вклинившихся по роще «Яблоко» в фашистский передний край.

Последние дни февраля прошли в огне жарких боев. Ни ожесточенное сопротивление гитлеровцев, ни лютые морозы не могли сдержать натиск гвардейцев. В начале марта под мощными ударами полков дивизии противник начал отступать, оставляя заслоны и группы прикрытия. На пути отступления фашисты сжигали населенные пункты, минировали дороги, взрывали мосты. На ближних подступах к городу Гжатск противник предпринял отчаянные попытки задержать продвижение наших войск. Но это ему не удалось. Тесня врага, не снижая темпов наступления, наши части полукольцом охватывали город.

До определенного момента боя гвардии полковник А.Т.Стученко держал наш учебный батальон в резерве дивизии. А с наступлением ранних зимних сумерек вывел подразделение в район, откуда бы можно нарастить, усилить атаку частей, штурмующих Гжатск. Маневр был задуман и рассчитан верно. Батальон очень помог стрелковому полку, ворвавшемуся в город первым.

На рассвете 6 марта полки дивизии предприняли один штурм города, а вслед за ним - второй, еще более решительный. Гжатск был взят и полностью очищен от фашистов.

В результате ожесточенных боев советские войска на нашем направлении ликвидировали плацдармы противника на берегу Волги северо-восточнее Ржева. Тем самым удалось сковать силы группы армий «Центр» и значительную часть вражеских оперативных резервов. Противнику не дали планомерно отвести войска и выровнять линию фронта.

Жители Гжатска, которых в городе оставалось немного, встретили нас очень радушно. Вперемешку с военными полушубками и шинелями чернели на улицах штатские пальто и зипуны. Измученные оккупантами, ожидавшие нашего прихода в течение долгих месяцев обороны, люди теперь не хотели расставаться со своими освободителями ни на минуту. Зазывали в дом, у кого он уцелел, угощали печеной картошкой и морковным чаем, что у кого нашлось.

Каких только не было встреч в первый день освобождения! В числе других горожан к командованию дивизии обратился старый русский священник, жалуясь со слезами на глазах, что гитлеровцы превратили церковь в скотобойню, потом завалили ее разным хламом, и под ним теперь похоронена вся церковная утварь, представляющая большую ценность для всех прихожан. Вместе с ним пришли пожилые люди, старики и женщины, они тоже плакали и просили помочь спасти церковное имущество. Что было делать? Помогли мы добрым людям и в этом: направили саперов, откопали утварь. Само здание церкви было изрядно повреждено, и священник с прихожанами временно заняли один из уцелевших домов.

Поблагодарив нас, группа почтенных жителей во главе со священником попросила нескольких офицеров, в том числе и меня, «уважить», зайти к ним во время богослужения. Отказать - значит горько обидеть. А кроме того, никогда мы не видели этих обрядов, и велик ли грех, если ради любопытства заглянуть, посмотреть со стороны?

В церкви, как нам показалось, происходило не богослужение, а, скорее, патриотический митинг. Были тут старые и молодые, набожные и неверующие. Священник в своей проповеди призывал суровую божью кару на головы врагов-супостатов, желал доблестному советскому воинству правой победы.

Люди всячески выражали свое одобрение его словам. В церкви держался оживленный многоголосый гул. Не особо внимательно прислушиваясь к проповеди, я думал о патриотизме людей, в котором едины своими помыслами и стар и млад.

Несколько позже меня вызвали в политотдел дивизии. Направляясь туда, я думал, как и чем объяснить свое любопытство - ведь не иначе как за посещение церкви будут ругать. Но почему только меня? Я же там не один был…

Но мои предчувствия не оправдались. Начальник политотдела и зашедший вскоре в избу комдив заговорили со мной совсем о другом: как смотрит гвардии капитан Третьяк на то, если его назначить комендантом Гжатска? А как мне было на это смотреть… Прикажут - буду исполнять.

Там же, в политотделе дивизии, услышал я, какие отзвуки получила история с церковной утварью в зарубежной прессе. В английских газетах, как мне рассказали, появилась заметка о том, что, дескать, Красная Армия действительно несет всем освобождение и даже не притесняет религию; в подтверждение тому приводился факт спасения советскими солдатами церковной утвари из-под развалин.

И вот на непродолжительное время, в течение которого дивизия стояла на месте, я сделался военным комендантом города Гжатск.

Ко мне шли люди, обращаясь с разными просьбами: кому надо было избу поправить, кому провизией, топливом помочь. Мизерные возможности комендатуры трудно было делить на всех. Но нашлось у меня немало добровольных помощников. Солдаты, толкавшиеся около комендатуры, только и ждали, когда кто-нибудь придет и попросит: «Сынки, кровлю бы чуток поправить…» Шли к избе целой бригадой и работали в охотку. Особое старание проявляли солдаты в возрасте, отцы семейств, чьи руки давно истосковались по домашней работе.

Один из «активистов» комендатуры, ловко действуя ножовкой, вставлял аккуратные квадратики фанеры вместо выбитых стекол в окна и говорил сгорбленному старику:

- Вот и теплее у тебя в избе будет, отец. Может, и мне будет теплее… А то на войне, понимаешь, все рушить да рушить доводится, тут же нужным делом руки обогрел.

Война продолжалась, и вскоре Гжатск остался у нас за спиной. Стремительностью и высокой подвижностью отличались и последующие действия частей дивизии. Все время в непосредственном соприкосновении с противником находился наш стрелковый батальон, часто мы действовали в составе передового отряда наступавших войск. За шесть дней непрерывных боев гвардейцы дивизии продвинулись более чем на 100 км вперед, освободили 50 населенных пунктов, в том числе железнодорожную станцию Семлево и три районных центра. На станции были захвачены склады горючего и боеприпасов, 40 тракторов, 5 орудий, 9 станковых пулеметов, вагоны с военным имуществом.

Наше наступление развивалось, набирало темпы. Надо было не только двигать войска вперед, но и соответственно обеспечить моральный настрой людей, укрепить в них уверенность в том, что перелом в ходе войны уже необратим и, как бы ни было тяжело впредь, мы будем теснить врага, отвоевывая у него пядь за пядью родную землю. Этим важным делом повседневно занимались командиры и политработники, партийные активисты.

Старшие начальники и представители высшего командования нередко появлялись на переднем крае. Приехал однажды в расположение наших подразделений генерал И.И.Федюнинский. Осмотрел все требовательным, зорким взглядом и - ко мне:

- Кто будешь?

- Командир стрелкового батальона капитан Третьяк.

- А в боевом построении, когда наступать пойдем?