— Я не хочу, чтоб ты уходила.

— Ну, тогда не уйду. Тогда сделаю, как ты скажешь. Захочешь, чтобы я была тебе женой, я буду. Я работящая. Я не белоручка, правда! Спроси людей, они скажут. Я все умею. А не захочешь, будем так жить, пока не… пока я тебе не надоем.

— Господи… Улла, что ты такое говоришь!

— Не сердись! Не сердись, я больше не буду. Ну, пожалуйста. Только забери меня, прошу…

— Милая, не плачь. Не плачь, ну, что ты. Что ты, а? Успокойся, ладно? Успокойся и послушай. Мы не можем уехать сейчас. Это не самое подходящее время, надо мыслить здраво. Мой отец еще не вернулся. Если мы сбежим, а он воротится — что с ним будет? Ну, сама подумай! Я не могу такого сделать. Нужно подождать. Давай подождем его, а потом вместе всё решим. Ладно? Хорошо? Ну, скажи мне, хорошо?

Улла медленно сняла руки с его шеи.

— Рассердилась? — Бран попытался заглянуть ей в лицо. Она молчала. Смотрела перед собой. Казалась окаменевшей.

Бран очень растерялся. Положил ей руку на плечо.

— Родная, — выговорил он, — я вовсе не пытаюсь от тебя отделаться. Поверь мне, вовсе нет. Но серьезные дела так не решают. Мне нужно время. Мы не можем вот так все бросить и уехать! Прошу тебя, успокойся, чего ты? Посмотри на меня… Улла? Да что с тобой такое?

Она молчала, опустив ресницы. Потянула на себя попону, двигаясь медленно, словно во сне. Блеск исчез из глаз, и они стали тусклыми. Бран взял ее за руку, но она освободилась, отодвинулась к стенке, легла, накрывшись покрывалом. Бран пытался говорил с ней, но она не повернулась. Под конец он рассердился, лег, в сердцах отворотившись от нее. Долго лежал без сна, прислушиваясь к ее дыханию, гадая, не плачет ли. Сам не заметил, как уснул.

Когда он проснулся, ее уже рядом не было.

Весь следующий день Улла была, словно чужая. Вела себя так, будто они вообще не были знакомы. Когда Бран подходил, глядела сквозь него, не понимала его простых вопросов, не разговаривала с ним. Вокруг все время были люди, и Бран никак не мог остаться с девушкой наедине. Он целый день промучился, пытаясь с ней поговорить, но этого так и не удалось.

Ночью он не сомкнул глаз, ходил взад и вперед по кузнице и гадал, что такое вдруг с ней приключилось. Иногда уверялся, что конунг действительно хочет выдать ее замуж, и тогда холодел от ужаса, замирал, сжимая кулаки. Потом сам себя разубеждал — и опять начинал метаться по тесному сараю. У него было чувство, что его поймали в ловушку. Он не представлял, что делать, что предпринять, не понимал, что происходит. Почему она не хочет его видеть?!

К утру он сделался, будто сумасшедший: волосы растрепались, и глаза лихорадочно блестели. Он вышел из кузницы, твердо решив: будь, что будет, а сегодня он с ней встретится.

Но решить оказалось легче, чем сделать.

Он нашел Уллу в доме, и опять вокруг было полно женщин. Бран опасался к ней открыто подойти, а она… она совсем не обращала на него внимания. Улла выглядела грустной и подавленной, молча делала свою работу, иногда вдруг замирала, останавливалась, уронив руки и глядя в одну точку. Кусая губы, Бран следил за ней.

К обеду он дошел до полного отчаяния. Выскочив из конунгова дома, помчался к Сигурду. Прошло с полчаса, прежде чем ему удалось отыскать Раннвейг.

Девочка вышла из курятника, неся в переднике яйца. Бран налетел на нее, она подскочила, взвизгнула и сердито произнесла:

— Ты чего? Спятил, что ль, на людей бросаешься!

— Извини, если напугал.

Раннвейг испытующе глядела на него.

— Чего это с тобой? — осведомилась она. — Ты заболел? На тебе лица нет. Случилось чего?

— Не знаю, — Бран облизал губы. — Я… вот чего. Слушай, мне нужна твоя помощь.

— Да-а? — темные глаза Раннвейг вспыхнули любопытством. — Какая?

— Мне надо увидеть Уллу.

— А ты чего, ее не видел?

— Видел, но она со мной не разговаривает.

Раннвейг нахмурилась:

— Поругались?

— Может быть, не знаю, похоже на то. Так поможешь? Нам обязательно нужно поговорить.

— Ну, так скажи ей.

— Не могу. Я пытался, но она не хочет меня видеть.

— Милые бранятся — только тешатся, — Раннвейг усмехнулась. — Ничего, помиритесь. Что делать-то надо, говори толком.

— Скажи ей, что я в кузнице. Пускай приходит в любое время, я там буду. И что… я ее очень жду. Очень прошу ее прийти. Передай ей, ладно? Пусть обязательно придет! Поговори с ней, хорошо? Убеди ее!

— Да хорошо, хорошо, — Раннвейг помолчала, разглядывая Брана. — Ого… Видать, вы и впрямь сильно разругались. Чего случилось-то?

— Не важно, — нетерпеливо ответил Бран, — это наши дела. Ну, ты ей передашь?

— Знамо дело.

— Спасибо. Так я буду в кузнице. Не забудь: в любое время! — Бран повернулся и бросился бежать.

— Погоди! — крикнула Раннвейг. — Идем, поешь сначала! Вот скаженный.

Но Бран уже не слышал.

До самого вечера он оставался в кузнице. Улла не приходила. Стало совсем темно. Бран то выскакивал наружу, то снова возвращался в сарай. Стоя у порога, вглядывался во тьму, ждал, когда возникнет на тропе маленькая фигурка. Но напрасно он смотрел: ее все не было.

Под вечер Бран отчаялся. Вошел в кузницу и сел впотьмах у холодного очага. Обхватил голову руками. Что же такое, что же это такое?! Зачем она так со мной? Я ведь ничего не сделал. Я же… я же не собирался ее бросать!

(…бросать…)

— Я тебя не брошу! — выговорил он. — Никогда не брошу, родная! Но я… сейчас я не могу. Сейчас я просто не могу, пойми же… ну, пожалуйста.

Словно она могла его услышать.

Бран ничком лег на шкуру. Надо хоть огонь разжечь. Нет, черт с ним. Может, она придет… тогда уж и… Да. Она придет. Обязательно.

Перед закрытыми глазами он увидал ее лицо, распущенные волосы и вскинутые руки, увидал так ясно — будто наяву. "Ты бы мог на мне жениться?" — вспомнилось ему. Я бы мог? Ох, Господи…

Я бы мог?

— Я тебя не оставлю, — упрямо сказал он. — Никуда не уеду без тебя. Клянусь, что так и будет.

Так и будет?

— Так и будет, — повторил он, словно заклинание. — Только так. Не иначе.

Он крепко зажмурил глаза и сказал себе: все будет в порядке. Она придет. Мы поговорим. Она поймет, должна понять! А после я ее увезу отсюда. Вот и все, очень просто.

Немного успокоившись, Бран перевернулся на спину. И чего я психовал? Она же просто девочка… у женщин вообще случаются перепады настроения, на то они и женщины. Ничего страшного, она успокоится и все поймет, поймет обязательно, она же умница. Она поймет.

Он встал и подошел к поленнице. Выбрал пару деревяшек, вернулся, положил в очаг. Не успел поднести к поленьям руки, как огонь загорелся. Брана это удивило, но он не стал об этом думать. Надо пойти и встретить Уллу, решил он. Шагнул к двери. Та оказалась открытой настежь. Странно… вроде бы я ее запирал… Об этом тоже не хотелось долго думать.

Он вышел за порог. Вдохнув морозный воздух, поглядел в безоблачное небо. Огромная луна висела над головой, ее свет был, как свет десятка ламп. Серебристые лучи пронизывали ночь, от всех предметов на земле лежали угольные тени.

Хруст снега впереди. Бран вздрогнул. По тропинке от сараев к нему несся черный силуэт. Фигура приближалась. Бран сделал шаг и двинулся навстречу, ноги едва отрывались от земли. Он шел медленно, очень медленно. Медленно поднял руку и увидал в ней меч. Клинок налился белым пламенем.

— Бра-н! — услышал он. — Бран!!!

Он повернулся. Бегущая фигура приблизилась. Плащ развевался за спиной. Свет упал на лицо.

Это была Улла.

На бегу она резко оглянулась. Бран увидал за ее спиной черную неясную тень. Тень становилась больше, вырастала, нависала над Уллиным плечом. Бран различил в глазах у Уллы ужас.

— Бран!!! — пронзительно вскрикнула она.

Он ринулся навстречу, но снег стал вязким, как болото. Улла с ужасом смотрела на него. Уже совсем близко Бран увидел лунный овал ее лица. Отчаянным, молящим жестом она вытянула руку и снова закричала: