— Я сказал, не смей ее трогать! — перебил конунг, однако Видар не дал отцу закончить. Заорал, как сумасшедший, выкатив глаза:

— Ее вообще убить мало! Скажи спасибо, что я ее до сих пор не пришиб, эту суку блудливую!

— Да тебе-то что за дело, блудливая она, иль не блудливая! Твое какое собачье дело, с кем она гуляет?! Отец ей я, а не ты! Это не тебя, а меня должно интересовать, щенок!

Видар осекся. Казалось, он не верит собственным ушам. Вид у юноши стал такой, словно его внезапно огрели по макушке.

— Тебя, а? — сказал он, задыхаясь. — Тебя, а?!

Больше он не произнес ни слова. Вскинув плеть, оскалясь, Видар бросился на отца.

Конунг выдернул из столешницы нож. Аса отчаянно завизжала, а остальные вскочили с мест. Видар подлетел было к отцу, но его перехватил Сигурд. Поймал за поднятую руку и облапил по-медвежьи.

— Уймись уже! — рявкнул ярл парню в ухо. — Озверел?! Затихни!

— Пусти! — рванувшись, Видар вырвал руку. Сигурд с трудом удерживал его.

— Да пособите, што ль! — Сигурд боролся с юношей. Видар словно озверел. Если б один из ярлов не подоспел на помощь, Видар бы освободился. Вдвоем мужчины навалились на него.

— А вы што встали? — крикнул Сигурд слугам. — Тащите веревки, ну! Живей!

— Пустите меня, гады! — надрывался Видар. — Я все равно до них доберусь! Все равно доберусь!

— Заткнись, щенок! — конунг схватил сына за рубаху. — Я тебе язык отрежу, гаденыш этакий!

Видар зарычал. Рванулся так, что едва не сбил с ног своих стражей.

— Я прибью эту суку! — заорал он. — Убью ее! Клянусь богами, я убью ее!

— Только тронь! — конунг с силой ударил сына по щеке, и тот взвыл, как волк в капкане. Прибежавшие с веревками слуги помогли его сдержать.

— Уйди, родич! — Сигурд толкнул конунга плечом. — Уйди от греха! Потом будешь разбираться! Уйди, кому сказал!

Конунг шагнул прочь. Зло хмурясь, отвернулся.

— Вяжите! — велел слугам Сигурд. Впятером они едва удерживали Видара. — Вяжите, быстро! Да осторожней, ты, не теля ж спутываешь! Ат, бревно, меня-то к нему не приматывай, дурень! Не приматывай, говорю!

Поднялась сумятица. Видар хрипел, не прекращая вырываться, Аса рыдала, а Сигурд орал на суетящихся слуг.

Пора валить, решил Бран. Никем не замеченный, выбежал наружу. Отошел подальше и остановился возле поленницы.

— Ничего себе, — пробормотал он, жмурясь от солнечного света. — Эх, и ничего себе, вот это семейка… Что папаша, что сынок. Тяжелый случай.

Звери лютые…

Бран покосился на входную дверь. Господи, это надо же, сестрину нравственность блюдет. С чего бы, спрашивается? Вроде она не слишком-то гуляет. А может, у нее с кем любовь? Как у нас с Уллой… Но эту хоть папаша защищает, а Улла? Ее кто защитит? Отец узнает — первый и убьет, и Сигурд не поможет! Мы должны быть осторожнее, не дай Бог попасться в руки таким зверям… бр-р, и подумать страшно!

Только бы вот Хелмунт болтать не начал…

Черт! Вот черт, принесло на нашу голову! Мосол ходячий! И с чего Улла так уверена, что он рта не откроет? А если откроет?

Бран стиснул зубы. Этого нельзя допустить. Что же делать? Чего теперь мне с этим типом делать-то?

(…грохнуть…)

Напугать его, что ли? Да он не из пугливых, вон, наглец какой! Может, заплатить ему? Тоже небезопасно, еще шантажировать начнет.

— Что же делать, — беззвучно выговорил Бран.

(Убить его.)

Бран нахмурился. Убить, вновь шепнул упрямый голос. Он — только раб, ничего не будет за раба. Дашь виру, вот и все. Убить его. Очень просто.

Господи, да что это я…

— Этак, глядишь, я тут скоро озверею, — Бран обеими руками взъерошил волосы. — Я ж не Видар. Не этот Кнуд! Никого я не буду убивать. Но потолковать с ним надо. Ведь, говорят, Улла жизнь ему спасла! Не станет же он теперь…

Вот если б знать, чего он станет, а чего не станет.

Пригладив встрепанные волосы, Бран вышел со двора.

Он искал Хелмунта довольно долго. Наконец, проходя возле новой кузницы, увидал его под навесом. На снегу лежали связки вяленой рыбы, слуги возились там, бросая испорченных рыб в бадью. Собаки толклись поодаль, морды умильно улыбались, а хвосты были поджаты. Лохматый неказистый пес попытался стащить рыбину из связки, и Хелмунт, бранясь, отвесил псу пинка. С отчаянным визгом тот метнулся в сторону.

— Эй, Хелмунт, — окликнул Бран. — Хелмунт!

Рабы обернулись. Хелмунт поднял голову, вид у него был угрюмый.

— Чего? — ответил он.

— Иди сюда, дело есть.

Нахмурив брови, Хелмунт пробурчал:

— Чего надо? Занят я.

— А я говорю, иди сюда! — Бран повысил голос. — Спорит он еще.

Хелмунт нехотя подошел, вытирая ветошью испачканные руки. От него так и несло рыбой.

— Чего, колдун? — Хелмунт был хмурым и серьезным. Видно было, что ему вовсе не до смеха.

— Отойдем, — сказал Бран. Раб только пожал плечами. Когда они приблизились к стене сарая, Бран обернулся и сказал:

— Ты и сам знаешь, зачем я пришел. Знаешь, верно?

Усмехнувшись, Хелмунт не ответил.

— Ты должен молчать, — сказал Бран. — Ты это понимаешь. Должен дать мне слово, что никому ничего не расскажешь. Понял? Ну, ты понял, или нет? Ты чего, онемел? Отвечай уже, что ли!

— Эх, и дурак же ты, колдун, — промолвил Хелмунт, — какой дурак, просто на удивление.

— Дурак я, или нет, к делу не относится, — ответил Бран. — Не твоего ума дело. Все, что от тебя требуется, это молчать.

Хелмунт будто не расслышал.

— Конечно, ты дурак, — гнул он свое. — Спутаться с хозяйской дочерью — это ж надо догадаться!

— Заткнись! — обрезал Бран. — Не твое дело, кто с кем путается, тоже, блюститель нашелся, еще один. Я перед тобой отчитываться не собираюсь, ты мне не родственник. Мне от тебя одно надо: чтоб ты молчал.

Хелмунт окинул Брана взглядом, и в глазах явственно читалось презрение:.

— Тьфу, придурок. Грудной ты… и чего она только в тебе нашла, в дураке таком.

— От придурка слышу. Короче, ты, предупреждаю: если только ты откроешь рот, если хоть полслова кому вякнешь, и Улла из-за тебя пострадает, я тебя на куски изрежу и на вертел насажу! Ясно? Ну, отвечай, ясно тебе?

Хелмунт прищурился:

— Не пугай, я не пугливый. Тоже, пугает он! Чем в меня пальцем тыкать, на себя сначала посмотри, сопляк. Если она из-за кого и пострадает, так это будешь ты, а не я. И нечего тут перья распушать, петух задрипанный.

— Это все? — осведомился Бран. — Знаешь, мне спорить недосуг. И плевать, что ты обо мне думаешь. Мне не нравится, что ты крутишь. Может, у тебя шантаж на уме, может, что еще, не знаю. Но имей в виду: если ты нам навредишь, я тебя уничтожу. Я говорю серьезно. Не нарывайся, Хелмунт. Лучше не нарывайся, понял?

— Да пошел ты, — вспылил Хелмунт, — дурень стоеросовый! Чего ты вообще понимаешь? Да ты не видишь дальше собственного носа! Тебе слово нужно мое? Это тебя успокоит? Ну, если успокоит, можешь его получить. И не потому, что ты такой страшный, не потому, что я испугался. Эх, да что тебе объяснять, время только тратить.

— Слушай, Хелмунт, — сказал Бран. — Мне надоели эти вечные намеки, вы меня ими уже достали. Кончай извиваться, говори как человек. На что ты намекаешь? Или говори, или заткнись. Хватит петлять, как гадюка.

Глаза Хелмунта превратились в щелки, лицо от злости заострилось. Он открыл было рот, собираясь ответить, но не успел.

Кнуд вынырнул, будто из-под земли, схватил Хелмунта за ворот и грубо дернул.

— Гуляешь? — зашипел Кнуд. — Прохлаждаешься? Разговоры разговариваешь? Я те дам разговоры, поганец! — Кнуд рванул Хелмунта за одежду и едва не повалил. Бран увидал в его руке палку. Размахнувшись, тот огрел ею Хелмунта по голове, и Хелмунт вскрикнул.

— Чего ты тут торчишь, собака? — завопил Кнуд с перекошенным лицом. — Сволочь! Дармоед! Я тебя убью! Мало тебе одного раза? Забыл, скотина, как ты в сарае ползал да о пощаде молил? Хошь, я тебе это наново устрою? Так я тебе устрою! Я тебе такую лютую житуху устрою, что тебе и Хель Асгардом покажется! Чего ты встал, козел? Чего лясы точишь? Ты раб, так и будь рабом! Знай, скотина, свое место!